В интервью журналу «Нескучный сад» заместитель управляющего делами Московской Патриархии, руководитель контрольно-аналитической службы Московской Патриархии игумен Савва (Тутунов) рассказал о работе возглавляемой им службы.
Фактор греха
― Иногда можно услышать упрек, что в Русской Церкви высшее управление очень закрыто, большинству светских журналистов, берущихся анализировать церковную жизнь: приходится «гадать на кофейной гуще», довольствоваться догадками, даже слухами, официальные лица почти не дают содержательных комментариев?
― Не могу с Вами согласиться. Святейший Патриарх сейчас очень много говорит о том, что происходит c Церковью, в каком направлении она развивается, как управляется. Самые базовые документы, в том числе управленческие: доклады Патриарха на Архиерейских Совещаниях, на Соборе, на епархиальных собраниях обязательно публикуются. Патриарх Кирилл и руководители Синодальных учреждений достаточно подробно комментируют общецерковные решения, и комментируют их публично.
― Тем не менее, светские журналисты часто вообще рисуют достаточно мрачную картину церковной жизни: от них часто можно услышать о «правом подполье», грядущем расколе...
― Разговоры о правом или о левом расколе ведутся уже не первый год. В Церкви всегда были группы людей недовольных чем-то, или на что-то обиженных, или группы, которые считают, что они понимают Слово Божие правильнее, нежели Церковь. Эдакие «кафары», чистые. Они существовали всегда, и мы убедимся в этом, если обратимся к церковной истории. Почему внешние наблюдатели воспринимают случаи вроде раскола монаха Диомида (Дзюбана) или ижевских священников так остро? Одна из причин заключается в том, что в условиях очень медиатизированного общества всякая подобная акция приобретает масштабы, по сути ей не свойственные. Выступили три батюшки в Ижевске, и вот об этом уже говорит вся страна! СМИ гиперболизируют «скандальные» события и внешнему наблюдателю становится неясно, каков их истинный масштаб.
― Тем не менее, конфликты в Церкви случаются, но церковное руководство предпочитает решать их в закрытом режиме: вспомнить хотя бы историю с монастырским приютом в Боголюбово, откуда бежали воспитанницы. Почему конфликтные ситуации в Церкви нельзя разбирать публично?
― Церковь ― это люди, с их личными отношениями, переживаниями. Об этом нужно помнить во время конфликтных ситуаций, который бывают в любом человеческом сообществе. Но что такое конфликт в Церкви? Это когда кто-то согрешил. Совершил священник, благочинный или архиерей ошибку ― пастырскую или управленческую (структура, которой я руковожу, занимается в частности и подобными случаями), но правильно ли сбрасывать покров, публично рассказывать о его грехе? Нет, ведь на другой чаше весов ― дело его спасения. Конечно, мы стараемся урегулировать любой конфликт, не вынося сора из избы, чтобы и ситуацию разрешить, и человеку помочь исправиться. Если же случается огласка, человеку труднее покаяться: даже просто психологически сделать шаг назад труднее, если дело приобретает публичный характер. Церковь всегда дает возможность исправиться тому, кто ошибся, согрешил. А любое наказание остается лишь средством такого исправления. И здесь мы коренным образом отличаемся от светских структур.
Бывают конфликты, которые широко освещаются в прессе. Вместе с тем едва ли можно положительно оценить, например, «медиатическую эксплуатацию» ситуации вокруг Боголюбского монастыря, когда доходило до того, что детей водили на ток-шоу. Мы не против открытости, но все должно быть по-человечески.
В целом контрольная составляющая относится к закрытой части моей работы, и о ней я не люблю говорить в деталях. Ведь нередко тут идет речь об ошибках или грехах других людей.
Обратные связи
― Кроме разбора конфликтных ситуаций вы занимаетесь контролем за выполнением общецерковных решений на местах. Для нашей страны характерна традиция «потемкинских деревень»...
― Сейчас, когда так широко распространены Интернет, социальные сети, строить «потемкинские деревни» становится все труднее. Да я бы и не стал преувеличивать масштаб этого феномена. Так или иначе, рано или поздно, правда всегда всплывает. Формой обратной связи может быть даже блогосфера. Это все несовершенные инструменты, но в том числе мы пользуемся ими, и это дает свои результаты.
Но, прежде всего, важно, чтобы в епархиях понимали логику решений, чтобы участвовали в их обсуждении и принятии. Приведу пример: на последнем Архиерейском Соборе бoльшая часть документов была создана в рамках Межсоборного присутствия. Обращу Ваше внимание на то, что, прежде вынесения этих документов на Собор, все они были разосланы в епархии. Должен сказать, что с мест пришло немало замечаний, которые помогли существенно усовершенствовать документы. Принятие общецерковных решений не может не опираться на механизмы взаимодействия высшей церковной власти и епархий.
― То есть если какой-то священник или проcто прихожанин что-то напишет в своем Живом Журнале или Фейсбуке, то сотрудники Управления делами Московской Патриархии прочтут это и сделают выводы?
― Если этот кто-то не просто, как выражаются в Интернете, «флудит», то мы обязательно обратим внимание.
― Мониторинг подобных источников, блогосферы является чьей-то должностной обязанностью, существует специальный сотрудник, кто занимается только этим?
― Этим занимаются все сотрудники, каждый в отношении своих регионов. Чаще всего ведь известно, в каком регионе живет тот или иной блогер и то, что он пишет, ― это ценный неформальный взгляд на происходящее в епархиях. Хотя и не всегда безупречный взгляд.
― Какие формы обратной связи существуют еще?
― Нам много пишут и прихожане, и священнослужители, часть этих писем связана с нарушениями, а часть ― просто содержит описание жизни на местах. Это и обычный документооборот с епархиями. Кроме того, к нам постоянно приезжают люди с мест, епархиальные секретари и священники, просто, чтобы привезти какой-нибудь документ. Мы и сами приезжаем в епархии, стараемся со всеми пообщаться, расспросить. За истекшие два года у большинства наших сотрудников установились хорошие личные отношения на местах, каждый сотрудник отвечает за какой-то конкретный регион и поэтому эти знакомства сложились сами собой. Вся наша работа весьма интерактивна. Вообще обратную связь формализовать можно, но формальными рамками она все равно не исчерпывается.
Угроза формализма
― Часто Церковь оказывается недовольна теми социологическими исследованиями, которые проводят светские центры с целью определить количество верующих. Некоторые из них говорят о сокращении прихожан. У Церкви есть своя статистика?
― Есть такая вещь: приходской богослужебный журнал. Это небольшая книжица, куда священник каждый день вписывает количество причастников, количество совершенных крещений ― своеобразный «бортовой журнал» прихода. Периодически эта статистика суммируется. Епархиальная власть может по ней ориентироваться, стоит ли посылать больше священнослужителей на приход, какова нагрузка. На общецерковном уровне такой статистики пока что нет, не было необходимости. Может быть, мы и займемся ею в будущем. По своему опыту и опыту знакомых священнослужителей могу сказать, что общее количество прихожан не сократилось, изменился их состав, их отношение к богослужению, которое стало более серьезным, вдумчивым. Бывает, например, и так, что некоторые люди бывают в храме не каждое воскресенье, но стараются, когда приходят, обязательно причаститься. И я имею в виду вовсе не тех, кто причащаются лишь на Рождество и Пасху, а тех, кто часто посещает храм.
― Функцию контроля в епархии выполняет и сам епископ, каким образом соотносится власть архиерея и Ваши полномочия?
― Епархия является целостным организмом, местной Церковью. Архиерей самостоятельно управляет своими приходами. Мы же анализируем деятельность епархии в целом, а свои наблюдения докладываем Патриарху, Синоду, Собору, ведь право решения принадлежит только Священноначалию.
― Насколько методы церковного менеджмента могут совпадать с методами менеджмента светского?
― Церковный менеджмент ― не очень удачный термин. Более традиционно ― «церковное управление». Если мы находим в светских методах управления что-то положительное, мы можем это заимствовать, не забывая, впрочем, что цели у нас разные. Цель светского менеджмента ― коммерческая прибыль или благополучие граждан страны, а цель церковного управления ― содействие достижению людьми Царства Небесного. Вся церковная жизнь строится вокруг исполнения двух заповедей Спасителя: творить Евхаристию в Его воспоминание и идти, учить народы, крестя их.
Если же Вам интересно, какие конкретно методики могут быть переняты из светской сферы, то в качестве примера приведу такую простую вещь как организацию канцелярской работы. Понятно, что в большой Русской Церкви, невозможно обойтись без бумаги, корреспонденции, нужно чтобы ходили какие-то прошения, резолюции. В области организации документооборота мы используем светские технологии. Вот только не нужно обожествлять бумагу, делать ее самоцелью, вместе с любыми методами канцелярской работы. Что такое церковный документооборот? Всего лишь один из способов общения людей Церкви. Ради чего это общение? Ради все той же одной общей цели, о которой мы уже сказали.
― Некоторые критики упрекают Церковь в том, что модернизация управленческих методов угрожает церковной традиции: теперь все стали делать по-эффективному, говорят они, по-менеджерски, а раньше мы делали все по-нашему по-православному.
― Обратите внимание на слова Святейшего Патриарха Кирилла: «Когда мы говорим об эффективности, мы имеем в виду не эффективность организации внешней жизни, но в первую очередь действенность нашей проповеди о спасении». Мне странно, когда противопоставляют эффективность и духовность. Быть эффективным, значит получить желаемый эффект, результат. Речь идет вовсе не о том, чтобы было по известному афоризму «партия ― сказала, комсомол ответил: “есть!”». Эффективность решения поставленных задач означает достижение той цели, ради которой эти задачи ставятся. А цель остается все та же ― спасение людей. К примеру, мы говорим об эффективном миссионерстве. По сути, речь идет о том, чтобы миссионерство было! А то, знаете ли, как бывает, ― назначат кого-нибудь миссионером, сделает он себе корочку, примет участие в миссионерском съезде, прочитает доклад на епархиальном собрании ― и все, считает себя миссионером. Конечно, я утрирую, но что-то похожее бывает. И вот именно это можно назвать «неэффективным». Не имеющим эффекта.
― Существует проблема церковного формализма?
― Да, и меня, как человека, который, среди прочего, занимается наблюдением за исполнением общецерковных решений на местах, это особо беспокоит, потому что транслироваться должна не только форма, но тот дух, который стоит за соборными решениями. Бывает ведь и так, что от каждого прихода требуют, чтобы он буквально исполнил каждую строчку решений Собора, Синода. От такого формального подхода, «для галочки» нас предостерегает Патриарх. Чтобы понять, что и как осуществимо, у нас есть все те же инструменты обратной связи: диалог с клириками, с руководителями епархиальных отделов, с правящими архиереями. Мы интересуемся у них, как общецерковные решения могут быть реализованы в их конкретной епархии? В некоторых регионах, по местным обстоятельствам, какие-то общецерковные решения не могут исполняться буквально. Ведь одно дело Чукотка или Биробиджан, а другое ― Екатеринбург или Нижний Новгород. И в таких случаях формальный подход тем более не допустим. Однако полностью игнорировать решения Священноначалия, прикрываясь тем, что «у нас это нереально» ― тоже не выход из положения. С большой бережностью следует подходить к тем возможностям, которые у нас сегодня есть. Формальный же подход к ним порождает профанацию того, что мы делаем, и чему мы служим.
