Интервью настоятеля храма святой великомученицы Екатерины в Риме, секретаря Администрации приходов Московского Патриархата в Италии иеромонаха Антония (Севрюка) порталу «Православие и мир».
— 21 мая 2012 года Администрация приходов Русской Православной Церкви Московского Патриархата в Италии получила официальный статус юридического лица. Каково значение этого события для Русской Православной Церкви?
— К этому событию мы шли давно. Число приходов Русской Православной Церкви в Италии за последнее десятилетие возросло до 50 (еще в 1990-е годы в Италии действовало несколько приходов Московского Патриархата, их бурный рост пришелся на конец 1990-х — начало 2000-х годов), и сегодня возникла реальная необходимость юридически упорядочить отношения наших общин с Итальянским государством.
На каждом приходе постоянно возникают ситуации, требующие от нас вступления в юридические взаимоотношения с органами власти, с местными структурами Римо-Католической Церкви, муниципалитетами. Даже для оплаты текущих коммунальных платежей приход обязан иметь реальное юридическое представительство в глазах власти. Вот для этого, в том числе, и нужно было создать централизованную структуру, имеющую юридический статус. Слава Богу, мы его получили.
— «Администрация приходов Русской Православной Церкви Московского Патриархата в Италии» — что это такое?
— Этот термин был введен по отношению к церковной структуре Московского Патриархата в Италии в 2007 году. До этого приходы входили в благочиние Корсунской епархии с центром в Париже.
Но в связи с тем, что сейчас в Италии приходов стало больше, чем во всех странах, которые окормляет Корсунский епископ (а это Франция, Испания, Португалия и Швейцария), Святейший Патриарх и Священный Синод приняли решение о том, что в Италии будет учреждена отдельная структура Московского Патриархата, которую возглавит епископ с титулом Богородский.
— Но Богородск ведь находится под Москвой.
— Да. Но и в Англии наш архиерей имеет титул Сурожский, и во Франции — Корсунский. Практически во всех епархиях Русской Церкви, находящихся вне пределов территории стран, традиционно ей окормляемых, епископы Московского Патриархата имеют титулы не тех городов, в которых они фактически пребывают. А пока архиерей не назначен, приходами Русской Православной Церкви в Италии временно управляет Корсунский епископ.
— Около 50 приходов Московского Патриархата в Италии — это немало. Что это за приходы?
— Нынешние приходы я бы разделил на три категории. К первой категории можно отнести исторические приходы в Риме, в Мерано (Мерано — один из центров русского присутствия в Италии, курортный город в Альпах, куда русские аристократы приезжали лечиться на воды, этот приход недавно возрожден), в некоторых других городах.
Далее, назову приходы, созданные итальянскими священниками (при участии митрополита Антония (Блюма) и митрополита Никодима (Ротова)) в 1970-1980-е годы. Большинство их прихожан — итальянцы.
И, наконец, самая большая часть приходов образовалась в конце 1990-х — начале 2000-х годов, во время массовой эмиграции чад Русской Церкви в страны Западной Европы. Речь идет не только и не столько о россиянах, но об украинцах и молдаванах, которые приехали в Италию в поисках работы.
Эти люди нуждались в духовной поддержке. Мало-помалу собирались общины. Священник обращался к местному католическому епископу, и тот предоставлял храм. Так возникали приходы по всей Италии, в большинстве своем на севере страны.
— Значит, многие приходы сформировались в результате экономических неурядиц на Украине и в Молдавии, что вынудило жителей этих стран отправиться на заработки. Как Вы думаете — вот образуется у них все на Родине, они вернутся домой. Что станет с приходами? Обосновано ли решение о создании особой епархии в Италии?
— Абсолютно обосновано. На любом приходе (я могу говорить на примере нашего Екатерининского прихода в Риме) есть костяк из постоянных прихожан. Причем многие из них приехали в Италию в поисках работы, но здесь уже обрели семьи. У них родились дети.
Недавно я присутствовал на конференции в Кабинете министров Италии, где обсуждались вопросы, связанные с интеграцией второго поколения эмигрантов (из бывшего Советского Союза, Бангладеш, Таиланда и других стран) в итальянскую жизнь. С такой реальностью сталкивается сегодня итальянское общество.
Эмиграция второй волны — это дети и подростки, родившиеся в Италии, для них родной язык — итальянский, но этнически и по религиозному признаку они принадлежат к иным группам. Среди наших прихожан немало эмигрантов второй волны.
Между прочим, свою епархию в Италии уже имеет Румынская Церковь. В нее входят 163 прихода, в которых ежегодно совершается несколько тысяч крещений. Можете себе представить?
— Как настоятель храма великомученицы Екатерины и секретарь Администрации русских приходов Русской Православной Церкви в Италии Вы много общаетесь с итальянцами. Каково отношение к русским и России в Италии?
— Отношение простых людей к России и к русским очень хорошее. Вероятно, это связано с тем, что итальянцы и русские во многом похожи. Поэтому мне, прожившему свою жизнь в России, в Италии легко. Я никогда не чувствовал недопонимания со стороны итальянцев.
А недавно беседовал с деловым человеком, который в Италии имеет свой небольшой бизнес, и он тоже сказал, что всегда уверен в том, что его слова будут восприняты итальянцами именно в том значении, которое он в них вкладывает. Может быть, поэтому так много русских едет в Италию. Если вы пройдетесь по центру Рима, то кругом услышите русскую речь.
Наши прихожане работают в семьях, ухаживают за престарелыми людьми, нянчатся с детьми, и итальянцы всегда отмечают, что русские — добросовестные, что русским можно доверять. Мне рассказывала мой педагог итальянского языка, что у ее маленьких детей была русская няня, и это была самая лучшая няня, которую она когда-либо находила для детей.
Конечно, условия работы в семьях непростые, но по итальянскому законодательству вторая половина дня четверга и воскресенье — это дни, когда «баданты» (от итальянского слова badante — тот, кто ухаживают за пожилыми людьми — ред.) имеют свободное время. Как правило, они идут в храм, где встречаются с другими прихожанами и могут на родном языке побеседовать за чашкой чая.
Мне приходилось видеть, как кто-то из прихожан по четвергам переставал приходить. Спрашиваю почему? Потому, что семья пригласила на ужин или на прогулку на море. Более того, бывает, что работодатель позволяет привезти «баданту» в Италию своих родственников. И это решает один из самых болезненных вопросов нашей здешней паствы — восстанавливается связь с семьей.
— Одна из наиболее ощутимых проблем паствы русских храмов за границей, будь то экономические эмигранты или студенты, — это разрыв с семьей, Отечеством, родной культурой. Какие способы восполнения этого недостатка Вы находите?
— За границей я увидел то, что не так часто встретишь на Родине — за границей приход является не только местом богослужения, но и местом встреч и общения людей.
И на Никольском приходе, и в нашем Екатерининском храме мы всегда уделяем большое внимание тому, что часто называют «литургией после Литургии». Потому что Литургия — это «общее дело», но иными словами — это наше общение. Это наше общение во Христе за Евхаристией, но это и наше общение после Литургии.
На многих приходах Италии мы устраиваем совместные трапезы, которые, конечно, не отличаются изысканностью блюд, но дают людям возможность встретиться и просто поговорить. Они всю неделю находятся в итальяноязычной среде, и им всегда бывает радостно, придя в церковь, увидеть своих соотечественников и поделиться своими переживаниями с ними на родном языке.
Храм на чужбине — это всегда площадка для общения. И важное место в этом общении занимает пастырь. Поэтому всегда после воскресных трапез мы устраиваем беседы со священником. А если остается время до вечерней службы, то можем вместе посмотреть фильмы, поговорить о том, о чем людям интересно. Весь воскресный день наши прихожане проводят в храме.
— Что самое важное для священника, который несет свое служение за границей?
— Понять, что его жизнь ему не принадлежит. Святейший Патриарх после хиротонии сказал мне, что с того момента, как руки епископа возложены на главу рукополагаемого в священный сан, его жизнь не принадлежит никому: ни семье, ни родным, но Богу. Если Бог будет на первом месте, то во всем остальном все будет хорошо.
В жизни священника должна быть правильно выстроена вертикаль. Есть замечательный образ, который описывает отношения человека с Богом и ближними: чем лучи, под которыми мы подразумеваем людей, ближе направляются к центру окружности, к Богу, тем ближе точки радиуса соприкасаются друг с другом, тем ближе люди становятся друг другу.
То же со священником. Очень важна готовность пожертвовать своим временем, отдыхом, желанием заняться любимым делом и всегда все это предпочесть возможности общения с прихожанами. На своем личном опыте я убедился в том, что частичка доброты, частичка тепла, подаренные людям, сторицей возвращаются священнику.
— Русский человек в Италии оказывается лицом к лицу с реальностью католического мира, и ему важно правильно выстроить свои отношения с этим миром, так похожим на наш (один Христос, одно Евангелие, и порой отличия кажутся несущественными). Как Вы разъясняете вопрос нашего отношения к католицизму священству приходов Италии, прихожанам, паломникам?
— Италия — это сердце католического мира, это страна с огромным процентом верующего католического населения. И, конечно, для каждого православного христианина, который приезжает в Италию на долгое время, встает проблема общения с католическим миром.
Ежедневно после богослужения ко мне подходят паломники и спрашивают, как им себя вести в тех храмах, где находятся святыни, которые почитаются равно католиками и православными.
Важно помнить, что с Католической Церковью мы не имеем литургического и молитвенного общения. Хотя в Италии Русская Православная Церковь часто оказывается гостем Католической Церкви: мы служим в храмах, которые нам предоставляют католики. Католики разрешают нам совершать Литургии и молебны у величайших святынь всего христианского мира.
Классический пример — город Бари, куда ежедневно сотни православных паломников стекаются к мощам святителя Николая Чудотворца (в католический храм). Каждый четверг, а бывает и чаще, на престоле, под которым почивают эти мощи, служится православная Литургия.
Совсем недавно, мы служили и в верхнем храме, в огромном соборе, возведенном над мощами святителя, и несколько тысяч православных молилось там благодаря доброму отношению к нам со стороны Католической Церкви.
Как настоятель Екатерининского храма и представитель Администрации приходов Русской Православной Церкви Московского Патриархата в Италии я регулярно присутствую на значимых католических богослужениях. К слову сказать, на всех важных праздниках нашего прихода всегда присутствуют гости из Католической Церкви. Но, конечно, мы не молимся вместе, и то, о чем я сказал выше, является лишь знаком нашего доброго друг к другу отношения.
— У каких еще святынь Вам довелось уже послужить в Италии?
— В Риме: на мощах апостола Петра в соборе святого Петра, на мощах святого равноапостольного Кирилла в базилике святого Климента. Для нас очень важно, что в Риме почивают мощи небесного покровителя нашего Святейшего Патриарха, за которого мы всегда здесь молимся. Еще на мощах святителя Мартина Исповедника в Сан-Мартино-ай-Монти, на мощах человека Божия Алексия и мученика Вонифатия на Авентинском холме.
В Милане — на мощах святителя Амвросия Медиоланского в базилике Сант Амброджио. До настоящего момента ни одного отказа на проведение богослужений мы не получали. Нам всегда идут навстречу. И это радует.
— А каково отношение католиков к Православию, к православной культуре?
— Заинтересованное. Наш храм великомученицы Екатерины построен в традициях русского церковного зодчества. Он виден издалека и выглядит не совсем обычно в контексте Вечного Рима, который строился, скажем так, несколько в другом стиле.
Когда наши паломники спрашивают, как им найти Екатерининский храм, и называют улицу и номер дома, то слышат в ответ: «А, так это же русская церковь, вам нужно туда, туда и туда…» И таксисты, и местные жители знают наш храм как chiesa russa, «русскую церковь», которая стала местом встречи католического Запада и православного Востока.
Многие люди от простых итальянцев до высокопоставленных куриальных кардиналов приходят сюда и именно здесь открывают для себя Русскую Православную Церковь, открывают Россию — нередко впервые в своей жизни. Недавно о нашем храме был снят фильм «Русский дом на берегах Тибра».
— В Екатерининском храме в алтаре помогают студенты. Студенты поют на клиросе. Большинство из них учится в знаменитых Папских университетах и институтах — Григорианском, Библейском, Восточном. Вы закончили Санкт-Петербургскую духовную академию. Чем отличается система образования в духовных школах у нас на Родине и в Папских вузах?
— Я могу судить об этом только со стороны, как священник, который общается со студентами из Русской Православной Церкви, отправленными на учебу в Рим. Они действительно помогают у нас и на клиросе, и в алтаре.
Наши студенты учатся в разных католических вузах, и эти вузы чрезвычайно отличаются между собой и по подходу к организации образовательного процесса, и по нагрузке, которая возлагается на плечи учащихся. Выбор вуза определяется вакансиями: есть вакансия на стипендию, студент едет. Мне кажется, для них это хорошая возможность повысить свою квалификацию, ведь система богословского образования в Риме складывалась веками.
Отличие русских духовных школ, как мне кажется, заключается в неотъемлемой связи образовательного и воспитательного процессов. В семинарии готовят церковно- и священнослужителей. А если человек желает получить богословское образование для расширения кругозора, то ему не стоит идти в семинарию, где к нему предъявят требования, сопряженные с каноническими требованиями к кандидату в священный сан. В некоторых католических вузах женщины учатся наравне со священниками.
Многое зависит для наших студентов от того, в какой колледж (общежитие — ред.) они попадут во время учебы. Есть колледжи, относящиеся к католическим монастырям, с более строгими, фактически монастырскими, правилами общежития. А есть колледжи, где вопросам частной жизни студентов уделяют меньше внимания.
И в этой ситуации студенту чрезвычайно важно иметь внутри несгибаемый нравственный стержень. Ведь оказавшись в мировой столице, центре туризма, выпускник русской духовной школы попадает в непривычные для него условия, сталкивается с иным образом жизни, который может повлечь за собой новые искушения. И ему нужно остаться самим собой. А остаться самим собой помогает нравственный стержень, то есть вера.
Мне очень радостно, что те, кто в ватиканских структурах отвечает за пребывание русских студентов в Риме, относятся к этому с пониманием. Русских студентов не обязывают посещать мессы, как это должны делать студенты-католики, и даже отпускают с занятий в дни православных праздников.
— Мне не раз приходилось слышать от православных людей, что образовательные программы для русских студентов в Папских вузах есть часть прозелитической политики Ватикана: студенты ломаются в Риме, становятся филокатоликами. Как бы Вы прокомментировали эту точку зрения?
— Мы с Вами только что говорили о стержнях. Если у тебя стержень есть, то обучение и в православной семинарии, и в католическом Папском университете пойдет тебе на пользу. Мы знаем многих выпускников Папских вузов, которые, вернувшись к себе на Родину, служат на благо Православной Церкви.
Из ныне здравствующих православных архиереев Русской Православной Церкви некоторые учились в Риме, также несколько преподавателей моей родной Санкт-Петербургской духовной академии. Поэтому я считаю — неправильно говорить, что среди наших студентов ведется прозелитическая работа. Более того, наши студенты, проживая в католической среде, дают возможность католикам лучше узнать Православие.
Я сам сталкивался с тем, что если я незнакомым итальянцам представляюсь православным священником, мне сразу начинают задавать самые неожиданные вопросы: а неужели православные тоже верят во Христа? Разве они читают Библию? У них даже и святые есть? Понимаете: кто такие православные, католики-обыватели знают мало. Поэтому пребывание наших студентов в Италии — это живое свидетельство о Православии.
Мы здесь — на витрине. На нас смотрят как на живых носителей православной веры, православного предания, православной культуры. И по нам, оказавшимся здесь православным, судят о том, что такое Русская Церковь.
Я всегда повторяю в проповедях, что наше пребывание в Италии налагает на нас огромную ответственность. В том числе и на студентов, потому что они живут в католических колледжах, едят за одним столом с католическими семинаристами, и по ним те составляют свое впечатление о том, каковы православные. Нередко наши студенты имеют хороших друзей среди католических семинаристов.
На наш престольный праздник к нам пришли десятки будущих католических священников посмотреть на архиерейское богослужение. Мы пригласили их на трапезу, во время которой они задавали множество живых вопросов о нашей вере. Я вижу в таком общении возможность взаимообогащающего диалога.
— Отец Антоний, всякий раз, когда я открываю Ваш замечательный сайт http://www.stcaterina.org, то просто диву даюсь: богослужения в разных уголках Италии, присутствие на протокольных мероприятиях в Ватикане, участие в конференциях и культурных мероприятиях столицы, встречи с дипломатами, представителями русской и итальянской творческой, научной интеллигенции. Как Вы все успеваете? Еще и новости на сайт сами выкладываете…
— Очень легко преодолевать все трудности, когда перед глазами есть живой пример. Однажды в СПбДА перед студентами выступал известный священник. И кто-то его спросил: «Батюшка! В семинарии так сложно учиться. Как пройти выбранный путь до конца достойно?» И он посоветовал выбрать из однокурсников или преподавателей «путеводную звездочку». И глядя, как тот человек более успешно, чем мы, справляется с трудностями, брать с него пример.
Мне в моей жизни очень повезло (хотя я не люблю это слово, оно обезличивает волю Божию по отношению к человеку). На протяжении четырех лет я имел возможность быть личным секретарем тогда митрополита Смоленского и Калининградского, а потом Святейшего Патриарха Кирилла. И в эти годы я вблизи видел, как живет и как трудится Святейший Патриарх. У него нет ни одной минуты на себя.
Он приезжал ранним утром в Патриархию и возвращался оттуда поздним-поздним вечером в резиденцию, нагруженный тремя-четырьмя чемоданами документов, которые ему нужно было за ночь отработать. Знаете, у меня всегда сердце кровью обливалось, потому что я должен был класть эти чемоданы ему в машину. Утром он приезжал — все документы были прочитаны, изучены, проанализированы, на всех стояли соответствующие резолюции.
— Разве по-человечески это возможно?
— Господь никогда не возлагает первосвятительский куколь на того, кто не способен этого понести. И всегда избирает людей, способных стоять у кормила церковного, и Сам дает им особые, в человеческом понимании, сверхъестественные силы. Я до сих пор не дал себе ответ на вопрос: как человек, которому физически необходим хотя бы минимальный отдых, может это вынести?
Сильнейший заряд энергии Святейший Патриарх сообщал и нам, своему окружению. И я очень привык постоянно находиться в таком жизненном ритме. У личного секретаря много обязанностей, эта работа требует предельного напряжения сил и концентрации внимания. Я прекрасно понимал, что не имею права совершить ни одной ошибки, иначе подведу Патриарха.
— Господь даровал Вам в жизни невероятные встречи с невероятными людьми, о которых мы можем только узнавать из книг или СМИ. Что Вы больше всего цените в людях?
–– Возможность оставаться людьми. Одним из важнейших достоинств любого человека является возможность оставаться самим собой вне зависимости от его должности и положения. Если человек прост и доступен, если он способен быть верным другом, то для меня это критерий человечности. И это то, что я особенно ценю в людях.
— Почему Вы, окончив лучший лицей Твери с золотой медалью, решили посвятить себя всецелому служению Церкви? Ведь Вы могли бы столь же блестяще окончить университет и успешно идти по светской стезе!
— Этот выбор был совершенно осознанный. Я крестился в 11 лет (родители были тогда людьми невоцерковленными). Я стал задумываться о Боге, учась в 3-4 классах. Когда нам объясняли теорию Большого взрыва, я спрашивал учителя: «А что же взорвалось, раз это был такой большой взрыв?» Передо мной вставали вполне естественные вопросы, но никто на них мне не мог дать ответа.
И тут в 1995 году, когда я закончил начальную школу, министерство образования Тверской области запустило пилотный проект. В центре города открылся лицей, куда принимали тех, кто с отличием окончил младшие классы. Меня взяли. Директор лицея старался воспитать нас всесторонне образованными людьми — в программе были даже бальные танцы, другие необычные предметы, среди которых особое место занимала история религий. Ее вела светский педагог.
На первом же уроке она нам сказала: «Дети, вы все здесь умные, так что прекрасно понимаете — мы будем изучать сказки». Когда мы дошли до христианства, она попросила нас приобрести в книжном магазине Детскую Библию. Я ее купил, прочитал главу о Благовещении, которую нам задали. И хорошо помню, что в ту ночь я не спал, потому что дочитал книгу до конца.
У меня возникло огромное количество вопросов, которые на следующий день после урока я стал задавать учительнице. Но она лишь снисходительно заметила, что эта тема недостойна моего внимания. А родители предложили лишний раз почитать учебник английского языка.
Дальше произошло событие, которое, оглядываясь назад, я расцениваю как чудо. Как-то весной к нам в дверь позвонили ребята из моего двора и пригласили на воскресную беседу о вере и Церкви (их проводил священник в моей первой школе). Я пошел с ребятами и впервые в жизни увидел человека, одетого в рясу, высокого, красивого, пожилого (ему тогда исполнилось 78 лет). Меня поразила его осанка. Он прошел всю войну.
Я попросился на занятия. Но батюшка пригласил меня прийти на следующий год, потому что на дворе стоял март — занятия подходили к концу. Однако я был настойчив, сказал, что прочитал всю Детскую Библию, предложил меня проверить. Он не смог отказать и разрешил мне присутствовать. И когда он задавал вопросы, на которые никто не мог ответить, я отвечал.
От школы до трамвайной остановки, откуда батюшка уезжал к себе домой, было минут 15 ходу, и я после каждой воскресной беседы его провожал. Помню, 10-15 трамваев уходило, а мы все стояли и говорили (потом уже я узнал, что он старший священник кафедрального собора Твери). В мае он меня крестил.
Родители отнеслись к моему решению с пониманием. На следующее воскресенье после крещения я пришел в собор. Отец Николай представил меня архиерею, и в тот же день владыка Виктор благословил меня носить стихарь. Мне было 11 лет. Владыка сказал, что, надев стихарь, я становлюсь воином Христовым. И я это запомнил, и стал ходить в собор постоянно.
Погрузившись в замечательную церковную среду, новую для меня и очень интересную, я стал активным ее участником. Был иподиаконом у владыки. Всегда, когда он приезжал в собор, я держал его жезл или с трикирием ходил. И как-то само собой стал думать о том, что я тоже хотел бы стать священником.
Это было время, когда Церковь обрела свободу, и тогда еще недоставало образованных священников. В соборе в Твери на тот момент было немного священников, имевших духовное образование. Как правило, все они учились давно, и тот же отец Николай на мой вопрос о том, что нужно для поступления в семинарию, ответил: «Выучи "Отче наш", "Верую" — и поступишь».
Моя бабушка жила в Петербурге. Каждое лето я бывал у нее. И на следующее лето я попросил бабушку отвести меня в семинарию. Она не знала, где это, и я сам нашел семинарию, и мне там так пришлось по душе (я попал на всенощную под Казанскую), что я загорелся мыслью во что бы то ни стало поступить. Мне очень хотелось стать священником образованным, учиться, читать, узнавать.
Родители со мной не согласились. Они считали, что у меня могло быть большое светское будущее, тем более с золотой медалью я мог поступать во многие учебные заведения. Но я сказал, что мое решение сознательное. Через год мама поехала вместе со мной в Петербург. И ей так понравилось в семинарии, что все богослужение она стояла и плакала.
И вот я стал готовиться к поступлению. А уже в то время поступить было непросто (в мой год конкурс составлял три человека на место). Нужно было знать множество специальных церковных дисциплин, а я был самоучкой, учился по книжкам, которыми со мной охотно делились батюшки из Твери. И я сам все карманные деньги тратил на книги.
И поступил в семинарию. Когда я учился на первом курсе, тяжело заболел отец Николай: у него началась гангрена, ему отняли ногу, он не мог служить. Для него это было ужасно, потому что служение было единственной составляющей его жизни. А у нас с ним сложились очень близкие отношения. У батюшки было двое детей, но один погиб в младенчестве, а второй был убит через несколько дней после того, как подал документы на поступление в семинарию. И я стал ему фактически внуком.
И вот я, молодой семинарист, приехал к нему в первые же каникулы, прямо в подряснике. Монахиня, которая ухаживала за отцом Николаем, сказала, что батюшка в коме, в сознание не приходит. Но когда я вошел и сел у его кровати, он вдруг открыл глаза и привстал. Монахиня упала в обморок, и я пытался как-то привести ее в чувства.
Отец Николай был очень слаб, но меня узнал и стал говорить со мной. Твердил: «Возьми мои книги, возьми мои книги». Он попросил монахиню, чтобы она принесла Типикон с его стола, издание XVII века, и им благословил меня: «Возьми этот Типикон и все мои книги».
Мне было не по себе, я все повторял: «Батюшка, да что Вы! Вам еще жить и жить». Потом попрощался и пообещал зайти на следующий день. Я вышел из дома (а это частный сектор Твери) и медленно брел по Тихвинской улице. Вдруг раздался крик. Я побежал назад. Монахиня мне сказала: «Отец Николай умер».
Я действительно взял книги отца Николая. У него была собрана вся подборка журналов «Московской Патриархии» с 1950-х годов до 2000-го года. Сейчас это настоящая библиотека — в те годы ЖМП печатал очень интересные статьи. Это история в лицах…
— В ту ночь, когда Вы не спали и прочли все Евангелие, что так Вас поразило в этой книге, в православной вере?
— Я нашел ответы на все вопросы, которые меня волновали: как произошел мир, как произошел человек. Эти ответы показались мне настолько убедительными, что не оставили и тени сомнения в моей душе. Потом уже меня поразила замечательная церковная среда в нашем соборе в Твери. Уходя из него, мне всегда хотелось вернуться поскорее вновь.
Я застал священников старой формации и видел, как они живут. Отец Николай уже в 7 утра (а я старался очень рано приезжать в храм, чтобы все подготовить к службе), облаченный, вынимал частички за всех своих родных, близких, по синодикам, написанным ими еще в 1950-е годы. Такую церковную выправку он имел! И мне очень хотелось быть причастным к этой жизни, хотя я думал, что этого не достоин.
— Мы есть то, что наши родители, учителя, наставники заложили в нас. Кто сформировал Ваш стержень?
— Это и преподаватели СПбДА, которые нам старались привить подлинно церковный образ жизни, поделиться своими знаниями. Но, прежде всего, это, конечно, Святейший Патриарх Кирилл.
Господь так в моей жизни все управил, что, окончив семинарию в июне, я уже в сентябре стал сотрудником Отдела внешних церковных связей, сам об этом не помышляя. Перед окончанием семинарии я полгода провел в Финляндии, в университете в Йоенсуу, куда бы направлен от СПбДА для написания дипломной работы «Эсхатология в мировых религиях».
Вернувшись назад, я получил приглашение поехать на учебу в Грецию и с огромной радостью согласился, потому что почти 5 лет по 2-3 месяца проводил на Кипре в православном лагере как руководитель группы русских студентов, любил Кипр, учил новогреческий язык.
Вскоре меня вызвал к себе председатель ОВЦС митрополит Кирилл.
— Это была Ваша первая встреча со Святейшим Патриархом?
— Конечно, я и раньше его видел на богослужениях, но у меня ни разу не было даже возможности взять у него благословение. Митрополит Кирилл меня принял в своем кабинете, и я до сих пор помню наш разговор. Я шел на эту встречу с огромным трепетом. Я понимал, что познакомлюсь с человеком, которого вижу каждую субботу в передаче «Слово пастыря» и который вызывает у меня огромнейшее благоговение.
С первых же минут теплота приема рассеяла мое волнение. Помню: я, семинарист, захожу к нему в кабинет, он встает из-за стола и идет мне навстречу. Потом я узнал, что он всегда так делал, кто бы к нему ни приходил: будь то министр или простой семинарист. Манера общения митрополита, тембр его голоса, его речь настолько меня успокоили, что буквально через минуту мне казалось, что я знаю владыку уже очень давно.
Он мне сказал, что перед поездкой в Грецию нужно потрудиться в службе коммуникации ОВЦС. Я поступил на работу, но проработал всего месяц. После этого состоялась наша вторая встреча с митрополитом. Он вручил мне распоряжение, о том, что назначает меня своим личным референтом. Учеба в Греции отошла на дальний план. А моя жизнь стала связана с серьезными церковными послушаниями.
Святейший Патриарх — это человек, который из меня, простого семинариста, сделал монаха и священника. Желание стать монахом было абсолютно естественным для меня, я думал об этом в семинарии, старался вести соответствующий образ жизни, понимал, что для меня это единственный возможный путь служения Богу — всего себя всецело отдать на служение Церкви.
Может, я говорю сейчас «высоким штилем», но говорю искренне. Я был первым монахом, постриженным Святейшим Патриархом Кириллом после его избрания на престол московских Первосвятителей. Патриарх дал мне огромный опыт и величайшую возможность увидеть то, как нужно служить Церкви.
— Как?
— Самоотверженно и с полной самоотдачей, не жалея ни сил, ни здоровья. Так же, как трудится он. И зная, что все, если мы трудимся для Церкви, все находится в руках Божиих. Не смущаясь ничем, нужно трудиться, работать и верить, молиться и служить.
— На вилле Боргезе на памятнике Н.В. Гоголю выгравированы его слова: «О России я могу писать только в Риме. Только там она предстает мне вся, во всей своей громаде». Ваше отношение к России изменилось в Италии?
— Здесь я, как никогда раньше, начал понимать, что мы должны очень ценить то, что мы имеем в жизни. Сейчас, приезжая в Россию, я другими глазами смотрю на свою страну, на ее природу, на людей, на возможность искреннего братского общения с теми, с кем меня теперь разделяют тысячи километров.
Здесь с особой остротой я ощущаю, что, находясь за границей, в ином культурном пространстве, очень важно сохранять свою идентичность. И всегда помнить о том, кто мы, откуда мы, носителями какой великой культуры — православной культуры, в первую очередь, мы являемся.
— Один наш университетский профессор говорил, что Рим — единственный город, в котором он хотел бы прожить всю свою жизнь. Что значит Рим для Вас, жизнь в этом Вечном городе?
— Когда я уезжал в Италию, то очень переживал. Если честно я думал: ну как я смогу после такой интересной и интенсивной жизни, которая у меня была в Москве, привыкнуть к неспешному ритму жизни в Италии. А главное, я был вынужден от себя оторвать огромный пласт моей жизни, который, мне казалось, и есть вся моя жизнь.
Первый раз я посетил Вечный город, сопровождая митрополита Кирилла в одной из его поездок. Рим сразу пленил меня своей красотой. Мы провели здесь три дня. Я сопровождал митрополита по официальной программе, но как только у меня появлялась свободная минутка, я выбегал из гостиницы и не мог надышаться римским воздухом. Я смотрел на живые камни, которые просто вопияли о христианской истории.
Я понимал, что стою на земле, на которой стояли некогда апостолы Петр и Павел и происходили важнейшие исторические события. И в первый же свой небольшой отпуск я на несколько дней прилетел в Рим и ходил, ходил, ходил по этим улочкам. Площадь Навоны, Пантеон — вот этот район города, где ты дышишь Римом. Так что Рим я всегда любил. Но одно дело приезжать сюда туристом, а другое — понимать, что едешь как минимум надолго.
И вот, оказавшись в Риме уже в новом качестве, я решил свой «переживательный период» побеждать в себе активным познанием Города, его истории и его удивительной красоты. Мне очень нравятся маленькие римские улочки, которые живут своей жизнью, я люблю ходить и наблюдать за тем, как простые итальянцы общаются друг с другом.
За первые два месяца пребывания в Риме я исходил его весь вдоль и поперек. И сейчас с закрытыми глазами ориентируюсь в историческом центре и показываю его гостям сам, не прибегая к помощи гидов. Я объехал почти всю Италию и могу сказать, что каждый город Италии по-своему прекрасен, но Рим мне не сравнить ни с чем. Это такой город, который вам либо не нравится, либо вы в него влюбляетесь с головой.
— Ваше самое любимое место в Риме?
— Собор святого Петра. Я объясню почему. Когда я только был назначен настоятелем Екатеринского храма, то отец Филипп (Васильцев), мой предшественник, предложил мне вместе с ним пройти в собор святого Петра. Не туда, куда приходят туристы, а в крипту, где находятся мощи апостола Петра. И даже не в саму крипту, а за ее стеночку, в тыльную часть.
Мы спустились: отца Филиппа все знали, меня никто не знал. И вдруг произошло следующее: хранитель открыл ключом дверку, достал саркофаг, который я первый раз в жизни видел вблизи, дал его мне в руки и сказал: «Держи и молись». И мы вдвоем с отцом Филиппом пропели молебен апостолу Петру.
Я держал на руках величайшую святыню христианского мира, и за эти три минуты, которые мы пели, у меня перед глазами пронеслась вся моя жизнь. Я очень о многом тогда молился, и эта молитва меня сроднила с местом. Теперь всегда, когда я вижу собор святого Петра, то осеняю себя крестным знамением. И даже водитель, который меня везет мимо, как-то мне сказал: «Батюшка, как же Вы любите этот храм!»
Просто очень многое для меня связано с апостолом Петром. Наверное, это очень личное, о чем я сейчас говорю, но всегда, когда у меня есть свободное время, особенно вечерами я люблю ходить гулять по Городу и никогда не пройду мимо собора святого Петра. Всегда подойду как можно ближе, помолюсь, потому что для меня это место действительно особое.
И вообще Рим для православных людей — это не только один из центров христианской истории и не только очень красивый город, но это Святая Земля. Может быть, такая же святая, как Палестина.
Беседовала А.Ю. Никифорова
