Конфликт между Московским и Константинопольским Патриархатами, возникший в ходе последнего заседания Смешанной православно-католической богословской комиссии, продолжает развиваться, несмотря на то, что с момента октябрьской встречи членов комиссии в Равенне прошло уже более месяца.
Делегация Московского Патриархата покинула одно из первых заседаний комиссии, не согласившись с участием в нем представителей так называемой «Эстонской апостольской церкви», созданной в 1996 году Константинопольским Патриархатом на канонической территории Русской Церкви. В результате участники заседания в отсутствие представителей Русской Церкви приняли итоговый документ, определяющий их общий взгляд на природу власти во Вселенской Церкви. Последующие заявления со стороны Московского Патриархата о том, что без подписи крупнейшей Поместной Православной Церкви равеннский документ легитимным считаться не может, были отвергнуты членами комиссии как с православной, так и с католической стороны.
Глава делегации Московского Патриархата в Равенне, представитель Русской Православной Церкви при европейских международных организациях епископ Венский и Австрийский Иларион представил в интервью порталу «Интерфакс-Религия» свою оценку как спорных пунктов равеннского документа, так и всего хода развернувшейся вокруг него за последний месяц полемики.
— Владыка, на днях итальянская газета «Република» опубликовала подробный комментарий «секретного», по ее словам, итогового документа октябрьского заседания Смешанной православно-католической комиссии в Равенне. Издание утверждает, что 46 пунктов документа могут стать «дорожной картой» в разрешении православно-католических проблем. Как бы Вы могли прокомментировать основные положения документа, с учетом того, что подписи Московского Патриархата под ним до сих пор нет?
— Равеннский документ не является «секретным». По крайней мере, я его получил из секретариата Смешанной комиссии по православно-католическому диалогу недели три назад и, поскольку пометки «эмбарго» на нем не было, включил его в 130-й номер электронного бюллетеня «Europaica», имеющего более 7000 подписчиков. С текстом можно ознакомиться на сайте брюссельского Представительства Русской Православной Церкви.
Документ посвящен «экклезиологическим и каноническим последствиям сакраментальной природы Церкви». Один из его разделов касается понятия «соборности». Как известно, соборность — термин, изобретенный русскими философами-славянофилами в XIX веке. Это понятие имело важнейшее значение в экклезиологии Алексея Хомякова. На языке славянофилов «соборность» — термин не юридический, и относится он не столько к церковному управлению, сколько к Церкви как таковой, к ее внутреннему характеру.
Вот как хомяковское понимание соборности излагает Николай Бердяев: «Для него (А. Хомякова — ред.) субъектом Церкви был церковный народ. Соборность церковного народа была свободным единством в любви. Соборность Церкви, основная идея всего славянофильства, в которой славянофилы видели сущность Православия, не заключает в себе признаков формальных и рациональных, в соборности нет ничего юридического, ничего напоминающего власть государственную, ничего внешнего и принуждающего... Соборность — живой организм, и в нем живет церковный народ. В деятельности вселенских соборов всего ярче сказался соборный дух Церкви. Но и авторитет вселенских соборов не внешний, не формальный, не выразимый рационально, не переводимый на язык юридический. Вселенские соборы авторитетны лишь потому, что в них открылась истина для живого соборного организма Церкви. Церковь — не авторитет, Церковь — жизнь христианина во Христе, в Теле Христовом, жизнь свободная, благодатная».
Сегодня слово «соборность» используется как термин, указывающий на соборную структуру Церкви, ее соборное управление. Именно в этом контексте о «соборности» говорит равеннский документ. В то же время для авторов документа соборность выражается, прежде всего, в соборе епископов. И понятие соборности в церковном управлении неотделимо от понятия «власти» (английский термин «authority» в документе трактуется как синоним греческого слова «exousia» — власть). Сочетание соборности и власти рассматривается на примере трех уровней существования Церкви — местном, региональном и вселенском.
На уровне местной Церкви, то есть епархии, власть принадлежит «епископу, легитимно рукоположенному в апостольское преемство, научающему вере, полученной от апостолов, в общении с другими епископами и их Церквами» (пункт 18 равеннского документа). На региональном, то есть межъепархиальном уровне, власть принадлежит собору епископов. Именно на этом принципе зиждется идея Патриархата или митрополии: координацию действий епископов отдельных епархий осуществляет первый среди них — Патриарх или митрополит.
Пока равеннский документ говорит о местном и региональном уровнях, серьезных проблем не возникает. Они возникают, когда речь заходит о соборности и власти на «универсальном» уровне, то есть на уровне Вселенской Церкви. В данном случае имеется в виду не Православная или Католическая Церкви в том виде, в каком они существуют сегодня, а скорее некая теоретическая Церковь, построенная по модели Церкви времен Вселенских соборов. Как осуществлялась или должна осуществляться соборность в такой Церкви? Кому принадлежит первенство на уровне Вселенской Церкви? Отвечая на эти вопросы, документ приводит целый ряд сомнительных доводов и утверждений, не основанных на исторической правде.
— В таком случае какую позицию в отношении равеннского документа должна занимать Русская Православная Церковь?
— Я думаю, что равеннский документ должен быть тщательно изучен группой специалистов по каноническому праву, экклезиологии и церковной истории. Такая группа создана в рамках Богословской комиссии Русской Православной Церкви. Думаю, именно Богословская комиссия должна дать официальную оценку документа, которая должна быть затем утверждена Священным Синодом. Я могу сделать лишь некоторые предварительные комментарии.
Прежде всего, в 39-м параграфе документа утверждается, что после разрыва между Востоком и Западом в 1054 году, «сделавшего невозможным созыв Вселенских соборов в строгом смысле слова», обе Церкви продолжали созывать соборы в кризисных ситуациях. «На этих соборах присутствовали епископы Поместных Церквей в общении с Римским престолом и, хотя это и понималось по-другому, в общении с Константинопольским престолом».
Эти слова я оспорил еще в Белграде в 2006 году, назвав их противоречащими экклезиологическому самопониманию Поместных Православных Церквей. Разве мы, православные христиане, являемся таковыми только потому, что находимся в общении с Константинополем? А как же общение с Иерусалимом, Александрией, Антиохией и другими Церквами? Почему — на основании какого канона — оно менее важно, чем общение с Константинополем?
А если по каким-либо церковно-политическим обстоятельствам прерывается общение между какой-либо Поместной Православной Церковью и Константинопольским престолом, она перестает быть Православной Церковью? В XIX веке Элладская Церковь находилась вне общения с Константинополем на протяжении 30 лет, а Болгарская в XIX-XX веках — на протяжении 70 лет. Русская Церковь была вне общения с Константинополем в 1996 году на протяжении четырех месяцев. Что же, в течение указанных периодов Элладская, Болгарская и Русская Церкви не были Православными Церквами? Но пусть покажут хотя бы один канон Древней Церкви, который подтверждает подобное мнение.
Все каноны Древней Церкви, в частности, 28-е правило Халкидонского собора (451 года) отводят Константинопольскому Патриарху второе, а не первое место. Это правило говорит о том, что, поскольку Константинополь — новый Рим — является «городом царя и синклита», то и епископу Константинополя должна усваиваться такая же честь, как и епископу Древнего Рима. Мотивация, как видим, чисто политическая. Но разве идет здесь речь о каком-нибудь первенстве юрисдикции, об универсальной власти?
Далее, в 41-м параграфе документа утверждается, что епископ Рима в Древней Церкви занимал первое место среди Патриархов. В 42-м параграфе делается осторожная попытка определить роль Римского епископа на Вселенских соборах: «Соборность на универсальном уровне, выраженная во Вселенских соборах, предполагает активную роль римского епископа как первого среди епископов крупных городов, в согласии с собравшимися епископами. Хотя епископ Рима не созывал Вселенские соборы ранних веков и никогда лично не председательствовал на них, он, однако, был активно вовлечен в процесс принятия решения на соборах». Что это за активная вовлеченность епископа Рима в работу Вселенских соборов? Католики считают, что решения соборов вступали в силу только после того, как они утверждались епископом Рима. Православные так не считают.
Равеннский документ в параграфе 45-м признает: «Роль Римского епископа в общении всех Церквей должна быть изучена более основательно». И ставит вопрос: «Какова специфическая роль епископа "первого престола" в экклезиологии общения?».
Именно этот вопрос должен послужить отправной точкой следующего этапа диалога, когда на повестку дня будет поставлен вопрос о первенстве во Вселенской Церкви. И здесь, по-видимому, мы окажемся в западне. А именно: католики будут стараться сформулировать экклезиологическую модель Вселенской Церкви, чтобы роль «первого епископа» была описана максимально близко к той, которую играет в нынешней Католической Церкви Римский папа. В свою очередь Константинопольский Патриархат будет стремиться к тому, чтобы «первому» были усвоены те права, которыми сегодня Константинопольский Патриарх в Православной Церкви не обладает, но, очевидно, хотел бы обладать.
— Но ведь Константинопольскому Патриархату в самом деле принадлежит определенная степень первенства среди всех Поместных Православных Церквей?
— Мы действительно чтим Константинопольского Патриарха как «первого среди равных» в семье Предстоятелей Православных Церквей. Более того, исторически именно Константинопольский Патриархат был Церковью-Матерью для многих Поместных Православных Церквей, в том числе для Русской Церкви.
Но одно дело — история, другое — экклезиология. Мы признаем за Константинопольским Патриархом примат чести, но отнюдь не примат власти: он не имеет прямой юрисдикции над Предстоятелями и епископами других Поместных Церквей, а лишь занимает первое место в ряду Предстоятелей, когда они собираются на совместное служение.
В последнее время митрополит Иоанн (Зизиулас), сопредседатель Смешанной комиссии с православной стороны, начал озвучивать точку зрения, согласно которой понятие «примата чести» противоречит церковным канонам: по его мнению, каноны признают лишь один примат — реальной власти. Именно этим приматом он хотел бы наделить Константинопольского Патриарха. И формат Смешанной православно-католической комиссии как нельзя более подходит для выработки такой принципиально новой модели церковного устройства. Ведь в Католической Церкви такая модель уже де-факто существует, так почему бы нам не воспроизвести ее у нас? Но только там она сложилась в результате многовекового исторического развития, а у нас, в православной традиции, такой модели никогда не было.
Более того, мы на протяжении веков в полемике с католиками именно такую модель оспаривали, подчеркивая, что единственным подлинным Главой Вселенской Церкви является Сам Христос. У Него, с нашей точки зрения, не может быть земного заместителя, викария.
Я думаю, что именно с этой проблематикой комиссии придется столкнуться на следующем этапе работы.
— В сложившихся обстоятельствах намерен ли Московский Патриархат и дальше принимать участие в работе Смешанной комиссии?
— Я уже высказывал предположение, что Константинополю будет легче добиться принятия принципиально новой экклезиологической модели в отсутствие делегации Русской Церкви, чем в присутствии этой делегации. Я даже не исключил, что «Равеннский инцидент» был специально подстроен для того, чтобы исключить — на время — Московский Патриархат из православно-католического диалога, принять в его отсутствие необходимые формулировки, а затем поставить нас перед фактом: новая модель церковного устройства принята, и вы должны к ней подключаться.
Сейчас и представители католической стороны (отец Димитрий Салахас), и представители Константинополя (митрополит Иоанн Зизиулас) пытаются всем внушить, что выход Московского Патриархата из диалога не подрывает легитимность диалога: если, мол, одна Церковь выходит, а все прочие остаются, то диалог продолжается.
Но я думаю, что без Русской Церкви, численность которой превышает численность членов всех остальных Поместных Православных Церквей вместе взятых, будет трудно сохранять впечатление, что в диалоге участвует полнота Православной Церкви. Это уже не будет православно-католический диалог, а будет диалог Ватикана лишь с некоторой частью Православной Церкви. И я не уверен, что все Православные Церкви примут результаты такого диалога.
При сложившейся после Равенны конфигурации православного участия в диалоге этот диалог не только не приблизит православных и католиков друг ко другу, но лишь внесет новое разделение в среду православных. Дай Бог, чтобы такого развития событий удалось избежать.
