Отрадно отметить появление еще одного русского перевода книги о Новом Завете, написанной современным библеистом, тем более когда речь идет о таком прославленном исследователе кумранских рукописей, как католический священник Жан Карминьяк.
Книга Жана Карминьяка 
увидела свет более 20 лет назад. Автор книги долгое время занимался изучением кумранских рукописей и получил известность в научном мире именно как исследователь в области кумранистики, но постепенно его внимание переключилось на книги Нового Завета — в частности, он заинтересовался синоптической проблемой (т. е. объяснением причин многочисленных совпадений на вербальном уровне, в содержании и последовательности излагаемых событий в 3 первых (синоптических) канонических Евангелиях — от Матфея, Марка и Луки). Широкую известность Карминьяку принесло исследование текста Молитвы Господней «Отче наш» (1969), в котором он доказывал приоритет длинного варианта молитвы, сохранившегося в Евангелии от Матфея (а не краткого у Луки, как считает большинство современных исследователей), а также то, что ее ныне известный греческий текст является переводом с иврита.
Отталкиваясь от этой гипотезы, Карминьяк предположил, что и все три синоптические Евангелия были изначально написаны на иврите, а потом уже переведены на греческий. В качестве доказательства он выдвигал многочисленные семитизмы, которые, по его мнению, встречаются на всех уровнях евангельского текста (в стиле, композиции, лексическом составе и т. д.). Переведенная на русский язык книга «Рождение синоптической традиции» — это, по сути, плод его многолетних исследований. Тем не менее, как неоднократно признается о. Жан на протяжении всей книги, его работа не окончена, а результаты носят предварительный характер (в частности, он так и не смог полностью перевести на иврит Евангелия от Матфея и Луки). В целом, книга написана в научно-популярном ключе, поэтому для специалистов работу с ней довольно сильно затрудняет облегченный аппарат ссылок (очень часто отсутствуют шифры рукописей, выходные данные монографий и статей, точные ссылки на евангельские тексты, указание параллельных мест, цитаты на оригинальных языках, разночтения в рукописной традиции и т. д.).
К слабым сторонам книги относятся множество голословных и бездоказательных утверждений, обилие риторических выпадов в адрес оппонентов, построение ряда гипотез на довольно шатких основаниях. В частности, неубедительной выглядит попытка датировать Евангелия, отталкиваясь от относительной хронологии других книг Нового Завета, по поводу которой никакого консенсуса в научной среде (даже по поводу «больших» посланий ап. Павла) до сих пор нет. Также наивно выглядят попытки точно определить автора первого евангельского текста (Карминьяк утверждает, что им был ап. Петр). При этом автор рецензируемой книги полностью игнорирует проблему выявления редакторских слоев в Евангелиях (очевидно, что изначальное устное предание должно было претерпеть какие-то видоизменения, просто потому, что устная и письменная речь различаются по многим критериям) и формальные различия внутри евангельских текстов (притчи, нарратив, поэтические вставки, многочисленные цитаты из Ветхого Завета).
Вместе с тем, в некоторых случаях Карминьяк следует современной критической библейской школе, отчего некоторые его утверждения могут поставить в затруднительное положение неискушенного православного читателя. Так, Карминьяк признает приоритет Евангелия от Марка, существование источника логий (т. н. Евангелие Q (от нем. Quelle — источник), то есть текст, послуживший, как считают многие современные библеисты, вторым, наряду с Евангелием от Марка, источником для Матфея и Луки, который они использовали независимо друг от друга). Более того, Карминьяк принимает на веру существование «тайного» Евангелия от Марка, открытого Мортоном Смитом (споры по поводу этого текста ведутся уже не одно десятилетие, поскольку рукопись, опубликованная Смитом, якобы утеряна — уже одно это заставляет заподозрить подделку).
Что касается лингвистической стороны гипотезы Карминьяка, то вопрос о языковой ситуации в Палестине и, особенно, в Галилее во времена Господа Иисуса Христа и апостолов, а именно сосуществование, по крайней мере, трех языков (иврита, арамейского и греческого; а ведь кроме них использовались еще и латынь, набатейский и другие языки), окончательного решения не имеет, тем более что различались устная и письменная формы каждого из этих языков, диалекты, их использование высшими и низшими социальными классами и т. п. Варианты ответов на этот вопрос зависят от того, какую группу памятников исследователи привлекают для сравнительной оценки и реконструкции (таргумы, мишнаитский иврит, надписи, находки арамейских контрактов в Вади-Мураббаат и т. д.). В отношении оригинального языка канонических Евангелий (эту проблему нельзя смешивать с вопросом о языке источников, одним из которых, очевидно, были устные рассказы об Иисусе Христе и апостолах) в настоящее время споров больше не ведется — практически все исследователи признают, что синоптики (кроме, может быть, Матфея) писали по-гречески. То же самое можно сказать о языке источника Q, если признавать гипотезу независимого существования Q правдивой (о греческом оригинале источника логий свидетельствуют порядок сказуемое–подлежащее в независимых предложениях, наречия в первой атрибутивной позиции, использование частицы ara в Q 11. 20 и 12. 42 (нумерация по Лк), два genitivus absolutus в Q 7. 24 и 11. 14, наконец, ошибка переписчика (слова о лилиях), которая старше Мф и Лк, в Q 12. 27 в сравнении с византийским текстом, P.Oxy. 655 и Синайским кодексом). Наличие семитизмов в евангельских текстах само по себе ничего не доказывает, учитывая среду возникновения, происхождение авторов и читательскую аудиторию.
Большой список исследователей, которые занимались этой проблемой и к которому апеллирует Карминьяк, также сам по себе не говорит в пользу его гипотезы. Поскольку Карминьяк делал основной акцент на «переводимости» греческого текста на иврит, следует заметить, что исследователи, принадлежащие к т. н. «иерусалимской школе», на работы которых он ссылается, пришли к совершенно иным выводам, чем это пытался представить автор книги. По их мнению, лучше всего на еврейский язык переводится Евангелие от Луки (из-за множества цитат и аллюзий на Септуагинту), а вот Евангелие от Марка, на еврейском прототипе которого настаивал Карминьяк, переводится очень плохо (чего стоит только многократное употребление Марком выражения kai euthus («и немедленно»), играющего немаловажную роль). Приведенная в книге информация об истории переводов Евангелий на еврейский язык, интересна, но в определенной степени устарела (в частности, после работ Дж. Ховарда и их активной критики в научных журналах (см., напр.: Petersen W. L. Some Observations on a Recent Edition of and Introduction to Shem-Tob’s ▒Hebrew Matthew’ // TC: A Journal of Biblical Textual Criticism. 1998. Vol. 3).
Методика, использованная Карминьяком, весьма сомнительна в своих основаниях. Например, недопустимо использовать поэтические фрагменты (песни прор. Захарии, Пресв. Богородицы и др.) в качестве доказательства существования ивритского оригинала Евангелий в целом. Во-первых, эти тексты, действительно, произнесенные на иврите, могли быть переведны впоследствии и инкорпорированы уже в греческие Евангелия. Во-вторых, они практически полностью составлены из ветхозаветных цитат, и поэтому изначально имеют семитское происхождение. Относить Первосвященническую молитву Христа и Пролог Евангелия от Иоанна (которые вообще не имеют отношения к синоптической проблеме) к поэзии, а потом заявлять об отсутствии в этих текстах приемов греческой версификации (как это делает Карминьяк) — по крайней мере, странно. Единственный текст, дающий некоторые основания для ивритской гипотезы — это текст Молитвы Господней «Отче наш», но и этот текст был произнесен задолго до письменной фиксации Евангелий (заметим, что мы не согласны с реконструкцией оригинального текста Молитвы Господней у Карминьяка — нам кажется, что она, скорее, должна начинаться с арамейского ’abba, а не еврейского ’abinu (ср. Мк 14. 36; Рим 8. 15; Гал 4. 6), а арамейское hoba, означающее одновременно «долг» и «грех», также более вероятно в прототипе, чем предложенные Карминьяком еврейские слова).
Но и действительно яркие семитизмы языка синоптиков не слишком убедительно свидетельствуют в пользу реконструкций Карминьяка — так, греческое выражение kai egeneto en tw относится к числу элементов подражания нарративному стилю Ветхого Завета, намеренно вводимых евангелистами. Поэтому не удивительно, что таких конструкций больше всего у Луки, максимально привлекавшего текст Септуагинты. Большая часть аргументов Карминьяка сводится к поиску игры слов и ассонансов, которые якобы могли стоять за греческим текстом (причем лексику он подбирал сам, не указывая при этом никаких критериев). Среди примеров, приводимых Карминьяком, много выражений, которые явно существовали и вне Нового Завета (например, сравнение «камни» и «сыны» в Мф 3. 9 и Лк 3. 8 может быть расхожим выражением или пословицей). Можно подобрать подобные примеры на арамейском: wrchesasthe и eklausate/ekopsasthe в Лк 7. 32/Мф 11. 17 соответствуют raqedton/arqedton. Странное выражение «огнем осолится» в Мк 9. 49 по одной из гипотез может быть смешением двух арамейских слов tbl (приправлять) и thbl (крестить), т. е. иметь значение «каждый будет крещен огнем» (ср. Мф 3. 11; Лк 3. 16) (Baarda T. J. Mk 9. 49 // New Testament Studies. 1958/1959. Vol. 5. P. 318–321). Мессианское пророчество в Мк 10. 34 имеет ветхозаветную основу и явно составлено из Ис 50. 6; 53. 3, 5, 8–9, 12 и Пс 21. 7. Выражение «был со зверями» в Мк 1. 13 объясняется отнюдь не «прекрасной игрой слов» (такое выражение явно не подходит для объяснения текста Священного Писания). На самом деле, здесь, во-первых, использованы ветхозаветные образы (Ис 13. 21–22; 34. 13–14; Иез 34. 5, 25; Втор 8. 15 и др.). Во-вторых, подразумевается обещанная Сыну Божию в Пс 90. 11–13 ангельская защита (кстати, бывшая предметом искушения согласно Мф и Лк). Явный анахронизм — толковать выражение 2 Кор 3. 14 в нашем смысле слова «Ветхий Завет», как собрание книг, противостоящих Новому Завету. Его просто следует поместить в более широкий контекст — Иер 31. 31, Евр 8. 13. Примеры можно умножать. Но и так очевидно, что гипотеза Карминьяка не выдерживает критики.
Приходится также сожалеть, что переводчики включили в текст книги полемику Карминьяка с Пьером Грело (также ныне покойным), потому что ответы Карминьяка на разумные замечания оппонента потрясают своей развязностью и постоянными переходами на личности, что разрушает образ священника-ученого (к счастью, Грело успел после этого написать более обстоятельный ответ: Grelot P. L’origine des Evangiles: Controverse avec J. Carmignac. P., 1986).
Тем не менее, каждая гипотеза имеет право на существование. Выход книги Карминьяка на русском языке дает надежду, что переводческая деятельность и ознакомление русского читателя с современными проблемами и исследованиями в области библеистики будут продолжены.
Александр Ткаченко
