Русская Православная Церковь

Официальный сайт Московского Патриархата

Русская версияУкраинская версияМолдавская версияГреческая версияАнглийская версия
Патриархия

17 февраля — день кончины Патриарха Московского и всея Руси Иоасафа II

17 февраля — день кончины Патриарха Московского и всея Руси Иоасафа II
Версия для печати
16 февраля 2009 г. 16:37

Большой Московский Собор 1666-1667 годов, осудивший и низложивший Патриарха Никона и предавший старообрядцев анафеме как еретиков, избрал нового Предстоятеля Русской Церкви. Патриархом Московским и всея Руси стал архимандрит Троице-Сергиевой лавры Иоасаф.

Бывший ко времени избрания на Патриаршество глубоким стариком, Иоасаф, похоже, совершенно искренне отказывался занять Первосвятительскую кафедру, ссылаясь на преклонные года, малую ученость и отсутствие опыта. Однако царь Алексей Михайлович уговорил старца стать новым Патриархом Московским и всея Руси, и 10 февраля 1667 года состоялась его интронизация. Узнав об избрании Иоасафа, Никон в своей ферапонтовской ссылке отозвался об этом событии весьма иронично: «И то непрямой патриарх».

После своего поставления Иоасаф II, уже в качестве Патриарха, продолжал участвовать в работе Большого Московского Собора, который после осуждения Никона и избрания его преемника наконец-то занялся вопросом о старообрядцах. Но Первоиерарх мало влиял на работу Собора, где тон задавали любезные государю греки: Патриархи Паисий Александрийский, Макарий Антиохийский и другие. Кстати, соответственно этому и место Иоасафу II на Соборе отвели после греческих первоиерархов.

Русские архиереи к тому времени были устрашены прещениями, наложенными на Патриаршего местоблюстителя митрополита Павла Крутицкого и архиепископа Илариона Рязанского, дерзнувших опротестовать предложенную греками при осуждении Никона формулировку о необходимости послушания Патриарха царю. В результате грекам удалось навязать Собору чрезвычайно жесткие по отношению к русским старообрядцам определения, которые фактически сделали необратимым раскол в Русской Церкви. По сути, греческие иерархи брали реванш за все свои обиды и досады на Москву: за автокефалию Русской Церкви, обретенную ею в пору оступничества греков на униатском Флорентийском соборе, за утверждение царского достоинства за Москвой и ее гордое именование себя Третьим Римом, за необходимость выпрашивать милостыню у Российских государей и Патриархов. Все это припомнили русским, когда давали на Соборе оценку старым обрядам и всем, кто их держится. Потому-то 13 мая 1667 года и прозвучало столь резко соборное определение, гласившее, что старые русские обряды суть ересь, а все, кто не желает с ним расстаться и перейти на исправленные по греческому образцу, — еретики, подлежащие отлучению и анафеме. Собор не только проклял староверов, но и повелел предавать их «градскому суду», то есть подвергать уголовному преследованию со стороны государственных властей.

Спору нет, старообрядцы крепко погрешали против православного понимания места обряда в жизни Церкви: ведь человек спасается благодатью Божией, преподаваемой через Таинства Церкви, тогда как обряд вторичен по отношению к ним, является лишь формой их воплощения, а потому может изменяться (и, действительно, сильно изменялся, как свидетельствует церковная история). Но ведь и греки недалеко ушли от русских староверов, утверждая, что обряд (а не догмат!) может быть еретическим и неспасительным. Точка зрения русских епископов, изложенная ими на Соборе 1666 года, накануне приезда греков, была отвергнута; а ведь русские архиереи гораздо разумнее подошли к вопросу, налагая на старообрядцев прещения лишь за их непослушание и противление Священноначалию.

После инспирированных греками анафем Большого Московского Собора, как и следовало ожидать, заговорило оскорбленное самолюбие граждан «Третьего Рима», которые увидели в соборных определениях отрицание и перечеркивание всей предыдущей славной истории Русской Церкви. Получалось, что все великие светочи Русского Православия, крестившиеся двуперстно и сугубившие «аллилуиа», были, с точки зрения греков, еретиками. После такого вывода уже не могло быть и речи о примирении староверов с перешедшей на реформированный обряд Церковью, и ревнители старины сделали самый страшный в своей трагичности вывод: благодать ушла из Патриаршей Церкви и, следовательно, наступает царство антихриста. А раз так, то более нельзя пребывать в этой Церкви и служить покровительствующему ей государю. Так обвинение старого обряда в мнимой ереси подтолкнуло вождей раскола к ереси подлинной — экклезиологической и эсхатологической, то есть к извращению православного учения о Церкви и последних временах.

Таков был трагический финал программы Патриарха Никона, парадоксальным образом пытавшегося совместить задуманную царем Алексеем в чаянии вселенского православного царства программу обрядовой унификации всего православного мира с линией на возвышение Патриаршества и достижение независимости Церкви от государства.

Патриарху Иоасафу II досталось тяжелое наследие. Увы, кроткий престарелый Первосвятитель был слишком несамостоятельной фигурой, за спиной которой возвышалась усилившаяся после низложения Никона царская власть, взявшаяся решать проблему раскола преимущественно силовыми методами. Самый яркий пример такого отношения властей к приверженцам старообрядчества явила многолетняя осада Соловецкого монастыря царскими войсками и последующая жестокая расправа над зачинщиками Соловецкого бунта. Подобные меры количества приверженцев старообрядчества не только не уменьшали, но, напротив, вели к росту их числа, так как к раскольникам закономерно примыкало и множество тех, кто имел свои причины быть недовольным государственной властью. Религиозное противостояние стало вбирать в себя и различные формы социального протеста.

Несмотря на то, что преследование староверов осуществлялось, главным образом, государственной властью, репрессивные меры против них вершились от имени Патриарха. Впрочем, Иоасаф II в целом разделял негативное отношение к старообрядцам. Об этом, в частности, свидетельствует подписанная им «Увещательная грамота к приверженцам старых обрядов», весьма строгая по своему содержанию. Кроме того, в 1668 году Патриарх издал весьма жесткие определения, согласно которым повелевалось священников, отказывавшихся служить по новым богослужебным книгам, лишать приходов и предавать суду, а просфорниц, продолжавших выпекать просфоры с восьмиконечным крестом, отправлять на покаяние в монастыри.

В то же время Патриарх Иоасаф стремился поставить заслон и на пути новых веяний, исходивших с Запада. Так, он составил «Выписку от Божественных Писаний о благолепном писании икон и обличение на неистово пишущих оныя» и издал ее в 1678 году в виде грамоты, подписанной тремя Патриархами: Иоасафом, Паисием и Макарием. Она предписывала сохранять традиционный канон при написании икон. Первосвятителю принадлежит послание, обращенное к крупнейшему русскому иконописцу того времени — Симону Ушакову. Патриарх Иоасаф осуждал наметившуюся в русской иконописи тенденцию к заимствованию изобразительных средств, свойственных западноевропейской живописи.

Думается, что традиционное представление об Иоасафе II как о «слабом» Патриархе все же далеко от справедливости. Высокая степень зависимости от государственной власти, бывшая не столько следствием его характера, сколько результатом перемен в церковно-государственных отношениях после Большого Московского Собора, тем не менее, не могла ограничить его активности в делах внутрицерковных, которая, следует признать, была весьма высокой, если учесть, что патриаршество Иоасафа II было непродолжительным.

Патриарх Иоасаф уделял весьма значительное внимание миссионерской деятельности, особенно на окраинах Российского государства, которые только начинали осваиваться: на Крайнем Севере и в Восточной Сибири, особенно в Забайкалье и бассейне Амура, вдоль границы с Китаем. В частности, по благословению Иоасафа II близ китайской границы в 1671 году был основан Спасский монастырь.

Большой заслугой Патриарха Иоасафа в области оздоровления и активизации пастырской деятельности русского духовенства следует признать принятые им решительные действия, направленные на то, чтобы восстановить традицию произнесения проповеди за богослужением, которая к тому времени на Руси почти угасла. Среди принятых Иоасафом мер, направленных на упорядочение церковной жизни, следует отметить весьма здравый указ, который запрещал признавать нетленные человеческие останки святыми мощами без их достоверного освидетельствования со стороны церковных властей. Наводя порядок в делах церковных, Патриарх также обратил внимание на то, что клирики носят самые различные одеяния, а потому предписал священнослужителям впредь одеваться строго единообразно.

Для повышения благочестия среди народа церковного Иоасаф также издал ряд определений, которыми запрещалось работать, торговать и вершить суд в дни крупнейших церковных праздников. Патриарх вполне в духе древних церковных канонов также запретил священнослужителям принимать участие в свадебных торжествах, если они сопровождались скоморошьими игрищами и другими малопристойными увеселениями.

В патриаршество Иоасафа II в Русской Церкви продолжалась обширная книгоиздательская деятельность. В краткий период первосвятительского служения Патриарха Иоасафа были напечатаны не только многочисленные богослужебные книги, но и многие издания вероучительного содержания. Уже в 1667 году вышли в свет «Сказание о соборных деяниях» и «Жезл правления», написанный Симеоном Полоцким для обличения старообрядческого раскола, затем были изданы «Большой катехизис» и «Малый катехизис».

Во исполнение высказанного на Большом Московском Соборе пожелания об увеличении количества епархий в Русской Церкви Патриарх Иоасаф учредил кафедру в Белгороде. Под духовное окормление Белгородских архиереев была передана Слободская Украина с размещенными на ее территории казачьими полками и поселениями государевых стрельцов.

Патриарх Иоасаф II скончался 17 февраля 1672 года и был погребен в Успенском соборе Московского Кремля, близ гробницы святого Патриарха Гермогена.

Владислав Петрушко, доктор богословия
Журнал «Православная беседа»