Статья первого заместителя председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, первого проректора Российского православного университета, политического философа А.В. Щипкова опубликована на сайте «Независимой газеты».
Сегодня чувство исторической непрерывности начинает многими восприниматься как норма. И это позитивный признак.
Прошедшая эпоха научила нас бережному и рациональному отношению к опыту народа. Но для того чтобы начать устойчивое движение по этому пути, необходимо вписывание национального опыта в надежную координатную сетку истории. Одним из критически важных институтов в данном случае является концепция времяисчисления, которую упорядочивает календарь.
Уже больше века мы празднуем несколько так называемых зимних праздников, которые идут один за другим. Новый год, за ним Рождество и наконец Старый Новый год. Мы не задумываемся о том, насколько естественным является этот порядок, мы к нему привыкли. Но стоит остановиться на этой теме поподробнее.
Календарь — важнейший социальный институт. Это хронометрический каркас жизни как отдельного человека, так и всего народа. С помощью календаря человек упорядочивает и направляет движение жизни. У любой крупной цивилизации есть свой календарь: японский, еврейский, индийский, исламский, свои календари имели майя, ацтеки, шумеры. Календарь, как и язык в целом, структурирует сознание народа, участвует в формировании его мировоззренческой системы координат, выковывает его идентичность.
В силу ряда исторических обстоятельств у нас возникли проблемы, связанные с экспансией григорианского времяисчисления. Впервые навязать России и Русской Церкви григорианский календарь попыталась в 1830 году Петербургская академия наук, славившаяся своим «вольтерьянством». Этому воспротивились император Николай I и министр народного просвещения князь Карл Андреевич Ливен. Последний заявил, что «выгоды от перемены календаря весьма маловажны, почти ничтожны, а неудобства и затруднения неизбежны и велики».
В 1918 году большевистское правительство приняло категоричное и неукоснительное решение о переходе на григорианский календарь — западноевропейский, католический, чужой для русской традиции. Это произошло примерно в одно время с реформой орфографии, резко изменившей зрительное восприятие графики русского языка. К ее последствиям добавился слом в ощущении астрономического времени.
Переход на григорианский календарь сразу спутал все дореволюционные даты русской истории. Возникало ощущение искусственности, нарочитости официально действующей хронометрии. Мы отделили себя от своей истории.
Будучи радикальными западниками, большевики воспринимали католический календарь как элемент «более высокой» культуры, чем русская. В декрете 1918 года прямо сказано, что переход необходим «в целях установления в России одинакового почти со всеми культурными народами исчисления времени». Тем самым подразумевается, что русские не являются культурным народом, а потому должны присоединиться к культурным. Сразу вспоминаются размышления Смердякова об «умной» нации, которая должна поработить «глупую-с». Такова западноцентричная парадигма мышления, изначально свойственная русской революции. Для Ленина и его соратников солнце всходило в Лондоне и Цюрихе.
Однако Русская Православная Церковь не пошла по пути культур обновленчества и сохранила юлианский календарь, который сегодня именуют «старым стилем». Русское духовенство прекрасно понимало, что календарь — вовсе не пустая формальность, поскольку он соотносит нас с сакральными датами русской истории. Эти даты имеют свой годичный круг, как и в церковном календаре. Например, бои с армией Наполеона в окрестностях Смоленска происходили не в сентябре, как утверждается в современных учебниках, но в августе, и это существенно для истории 1812 года. Даже большевики, отмечая каждое 7 ноября годовщину своей революции, не пожелали отказаться от названия «октябрьская»: им нужна была связь с настоящей историей.
В конечном счете смена календаря нанесла серьезный удар по русской идентичности. Но советская власть вот уже 30 лет как ушла в прошлое. Большевизм, а с ним и госатеизм вроде бы отменены, но мы отчего-то продолжаем жить в прежней культурной матрице. Буквально каждый январь выплывает календарный вопрос, и от Церкви требуют немедленно перейти на григорианский календарь.
Официально озвучивается один-единственный довод: это нужно, «чтобы праздновать Рождество с католиками и протестантами» — и уж тогда мы, вне всякого сомнения, «встроимся в цивилизованный мир». Подразумевается, что наша Церковь не совсем цивилизованная, а если она перейдет на григорианский календарь, то вот тогда «проблема» волшебным образом разрешится. На самом же деле за этим требованием скрывается желание оторвать Церковь от своей традиции, истории, от своего предания.
Между тем логика светской и церковной жизни последнего десятилетия подсказывает, что приближается время восстановления целостности нашего календаря. На это мы имеем такое же историческое право, как и на возвращение исконных названий улиц и городов. Право на вероисповедание должно быть полным, и оно, безусловно, включает в себя вопрос о календаре.
Русская Православная Церковь, несмотря на чудовищное давление, не подстраивалась под светский календарь и не перешла на католическое времяисчисление. Наша Церковь сохраняет свою календарную традицию, это вызывает огромное уважение, но и налагает колоссальную ответственность, требуя постоянной твердости в принципиальных вопросах.
Перед нами стоит задача возвращения юлианского календаря в общегражданское употребление, вернувшись к положению до 1917 года. Мы стремимся к национальному единству, в том числе к единству верующих и неверующих. И у тех и у других — общая история, одна традиция и одна страна. Российскому государству и обществу пора возвращаться к родному календарю.
«Независимая газета»/Патриархия.ru
