Председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл направил Чрезвычайному и Полномочному Послу Соединенных Штатов Америки в Российской Федерации Уильяму Бернсу послание, в котором прокомментировал ряд положений доклада Комиссии США по международной религиозной свободе «Политический фокус: Россия», опубликованного в 2006 году.
Ваше Превосходительство!
Отделом внешних церковных связей Московского Патриархата проведено изучение Доклада Комиссии США по международной религиозной свободе «Политический фокус: Россия», опубликованного в 2006 году. Мы отдаем должное кропотливой аналитической работе по сбору и обработке информации, которая постоянно ведется этой авторитетной организацией. Хотелось бы поблагодарить членов комиссии за использование в документе информации, полученной в результате непосредственного общения с представителями религиозных общин России, в том числе Московского Патриархата.
В то же время, изучив текст доклада, я пришел к выводу, что некоторые мои высказывания, сделанные в ходе встречи с членами комиссии, требуют дополнительных пояснений.
В тексте доклада со ссылкой на мое выступление «Права человека и нравственная ответственность» на X Всемирном Русском Народном Соборе, проходившем 4-6 апреля 2006 года, указывается, что «Россия оставляет за собой право отходить от норм ООН в области прав человека для того, чтобы исправить «губительный акцент» на «повышенном уровне индивидуализма», который проникает в российское общество через «оппозиционные группы», действующие через российские организации гражданского общества».
В моих выступлениях и в моей позиции нет ничего, что могло бы быть воспринято как призыв к России отказаться от обязательств в области прав человека, принятых нашим государством. Поэтому в приведении этой фразы я вижу попытку использовать авторитет Русской Православной Церкви для стимулирования политической борьбы, в которой мы не участвуем.
Фразу же, что индивидуализм «проникает в российское общество через оппозиционные группы», на мой взгляд, вообще следует оставить без комментариев.
Действительно, мною была выражена озабоченность тем, что в определенных случаях радикально-либеральное прочтение концепции прав человека приводит к росту эгоизма и индивидуализма, грозящих разрушением любому обществу. Церковь рассматривает эти явления как духовные заболевания, имеющие негативные последствия для человеческой личности. Чтобы бороться с тем, что мы считаем грехом, нам нет необходимости отрицать стандарты ООН в области прав человека. Ст. 29 Всеобщей декларации прав человека гласит: «При осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только ограничениям, какие установлены… с целью удовлетворения справедливых требований морали…». Мы констатируем, что сегодня многие общества теряют понятие о нравственности, все более вытесняемое на обочину общественной жизни. Поэтому мы намерены и впредь добиваться законными средствами запрета таких злоупотреблений правами человека, которые принижали бы человеческое достоинство и подвергали бы коррозии традиционные этические нормы. Концепция прав человека не задумывалась таким образом, чтобы попирать вековые представления и правила, касающиеся личной, семейной и общественной жизни. Использование прав человека в таком ключе может быть губительной для самой этой доктрины, которая в этом случае превращается в камень преткновения (или инструмент принуждения) для поликультурного общества. По нашему глубокому убеждению, любые формы реализации человеческой свободы должны быть направлены на то, чтобы человек мог быть подобным Создателю, а не противнику рода человеческого.
В нерушимой связи свободы человека с нравственной ответственностью заключается моя «новая идея, касающаяся прав человека» в смысле ст. 7 Декларации о праве и обязанности отдельных лиц, групп и органов общества поощрять и защищать общепризнанные права человека и общепризнанные свободы (принята Резолюцией Генеральной Ассамблеей ООН A/RES/53/144 от 8 марта 1999 года). И я намерен «добиваться ее признания», на что меня уполномочивает та же статья.
Моя позиция вполне согласовывается с положениями Итогового документа Всемирного саммита 2005 года, в п. 121 которого говорится, что универсальность прав человека должна увязываться с национальными и региональными особенностями и различным историческим, культурным и религиозным фоном, существующими в каждом государстве. Именно эта оговорка позволяет сохранить многообразие культур и цивилизаций, избежать недопустимого идеологического принуждения.
В рассматриваемом документе мои замечания, касающиеся политизации прав человека в российском обществе, выставляются как необоснованные. Однако налицо очевидные факты, говорящие о том, что многие правозащитные структуры уделяют непропорционально много времени и ресурсов заботе о правах единиц, что подчас диктуется политическими предпочтениями, тогда как миллионы простых людей лишены возможности получить элементарную правовую помощь. Необходимость равной защиты прав всех граждан является для нас непреложной аксиомой. Политизация вопросов прав человека — не российская особенность. К сожалению, эта тенденция носит общемировой характер и обусловлена стремлением использовать заботу о правах человека не в интересах личности, а для решения сомнительных задач. В этом случае, на мой взгляд, человек рассматривается как средство, что является явным принижением его богоданного достоинства. Авторам доклада, наверное, известно, что данная тенденция стала одной из причин серьезного реформирования правозащитного механизма ООН.
В докладе говорится, что «представители Русской Православной Церкви также иногда используют свое влияние в отношениях с региональными властями для того, чтобы ограничить деятельность других религиозных групп». Не секрет, что государственное управление предполагает принятие решений, удовлетворяющих запросам большинства при учете интересов меньшинства. Решения в религиозной сфере требуют особого такта, значительного внимания к общественному мнению. В этом контексте непонятно требование авторов доклада «запретить практику учета общественного мнения» при решении вопроса предоставления земли миноритарным религиозным общинам. Консультации представителей региональных властей с лидерами религиозного большинства – непременное условие принятия обоснованных решений. Полагаю, что эту практику надо всячески приветствовать как вполне демократическую. Во многих государствах, в том числе в США, консультация с заинтересованными представителями общества в некоторых случаях считается непременным условием принятия административного акта. Хотя в России пока такая процедура не прописана, это не должно становиться препятствием на пути консультаций.
Точно так же было бы нелепо разрушать систему взаимоотношений государственной власти с традиционными религиями на том основании, что она еще не получила законодательного оформления. Как известно, эффективность закона не в последнюю очередь зависит от его реальной связи со складывающимися общественными отношениями. Поэтому именно законодательное обобщение отношений в этой области видится наиболее логичным разрешением сложившейся ситуации. В этом контексте требование авторов доклада убрать из преамбулы закона «О свободе совести и религиозных объединениях» 1997 года упоминание о «традиционных религиях» выглядит как попытка воспрепятствовать формированию правовой системы России на осязаемом общественном и историческом фундаменте, а не на основе абстрактных идей. Кроме того, в преамбуле этого закона термин «традиционные религии» не используется. Более того, никак не закрепляется особый правовой статус какой-либо религии вообще. Кстати говоря, этот же закон вовсе не предполагает «права» религиозных групп на получение от государства помещений для богослужений.
Не соглашусь я также с критикой моего утверждения о необходимости увязывать авторитет и влияние религиозной общины с решениями о ее государственной поддержке. Подобная поддержка, масштабы которой в отношении нашей Церкви, кстати, сильно завышены, должна иметь результат. Никакой чиновник-прагматик не будет рисковать своей репутацией, выбирая в качестве партнера малоизвестную религиозную организацию, не имеющую опыта взаимодействия с государством. Традиционные религии накопили такой опыт на протяжении веков. Поэтому неудивительно, что нам доверяют. Странно было бы, если под предлогом эксперимента или еще под каким-либо предлогом общество перепоручило бы неизвестным религиозным организациям те функции, которые присущи традиционным общинам России многие сотни лет.
В документе указывается, что предложение нашей Церкви «включить в программу школьного обучения на территории всей страны факультативный курс по русской православной культуре также может рассматриваться в качестве примера утверждения ее привилегированного статуса» и что ряд общин выразили «несогласие с предложением ввести даже добровольный курс по «русской православной культуре», поскольку это утвердит позиции одной религиозной традиции в качестве основы русской культуры». Мне представляется очевидным тот факт, что выбор родителей и их детей в пользу изучения своей культуры (а именно с русской православной культурой идентифицирует себя большинство людей нашей страны) должен уважаться повсеместно как в пределах России, так и вне ее. Лишение права на доступ к отечественной духовной культуре в России ассоциируется с временами коммунизма. И, наверное, многие граждане посчитают противников изучения основ православной культуры идеологическими союзниками этого богоборческого режима.
Кроме того, авторы доклада не придают достаточного значения признаваемому ими факту поддержки идеи преподавания Основ православной культуры значительным числом представителей ислама, иудаизма и буддизма. Очень странно, что взгляды религиозного большинства России, которое представлено лидерами этих общин, никак не учитывается в докладе. Хотя вполне очевидно, что именно здесь мы имеем дело с гражданской позицией, которая как ничто другое должна определять правовую систему.
При этом надо заметить, что мы вовсе не придерживаемся той точки зрения, что основы православной культуры непременно должны преподаваться священнослужителями. Главное, чтобы этот предмет преподавали дипломированные специалисты, любящие свое дело. Более того, мы вовсе не исключаем преподавание в российских школах на добровольной основе, по выбору, наряду с православной, — иудейской, исламской, буддистской или иных культур. Не выступаем мы и против присутствия духовенства этих религиозных общин в армии, что косвенно инкриминируют нам авторы доклада.
Содержащееся в документе указание, что официальные лица Русской Православной Церкви были среди пяти тысяч человек, подписавших письмо с требованием запретить еврейские организации, не соответствует действительности. Священноначалие нашей Церкви никого не уполномочивало на подписание подобного рода документов.
Еще раз выражаю признательность авторам доклада за критический интерес к вопросам реализации религиозной свободы в России. Готов продолжать общение с представителями Комиссии США по международной религиозной свободе, что, надеюсь, позволит нам в будущем достигать еще большей ясности относительно наших позиций.
С интересом ознакомился бы с документами, рекомендация перевести и распространять которые содержится в докладе, — «Положениями по противодействию преступлениям на почве ненависти», разработанными Федеральным бюро расследований США, и материалами об опыте, накопленном Министерством юстиции США в области борьбы с преступлениями на почве ненависти и нападениями по религиозным мотивам.
С уважением
Председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл
