Управляющий делами Московской Патриархии митрополит Калужский и Боровский Климент выступил с докладом на конференции «Наследие святых отцов в жизни общества, семьи и государства», которая прошла 17 февраля в Зале Церковных Соборов кафедрального соборного Храма Христа Спасителя в рамках XVII Международных Рождественских образовательных чтений.
Святоотеческое наследие, наука и культура
Обращаясь к наследию Святых Отцов, хочется начать с первых веков христианства, когда зарождался диалог христианства с миром. Мир тогда быть языческим, чуждым Евангельскому благовестию. Но и сегодня, 2000 лет спустя, в нашем обществе есть люди, занимающие ту же позицию по отношению к Церкви, которую имела языческая интеллектуальная элита Рима, в понимании которой вера христиан представлялась «зловредным суеверием», как писал римский историк Светоний, а сами христиане — «самообольщенными мечтателями», врагами политической жизни и культуры. На заре новой эры понадобился подвиг мучеников, чтобы даже самых равнодушных заставить задуматься о такой вере, которая презирает смерть и земные блага. Объяснения Марка Аврелия, видевшего причину мученичества в патологическом желании христиан быть в оппозиции всем и вся, становилось все более и более недостаточно. Преданность Христу, нравственное благородство, разумные ответы мучеников о христианской вере, превосходившие языческую мудрость — все это призывало к размышлению, как христиан, так и их гонителей-язычников. Противостояние постепенно выходило на качественно новый уровень философского дискурса. Именно на это время приходится расцвет апологетического жанра христианских авторов. Многие защитники христианской веры подавали свои апологии правителям, выступали в защиту веры против нападок со стороны языческих риторов и философов.
В отношении к языческой культуре (искусству и философии) уже тогда наметились две тенденции. Святой Иустин Философ видел во всем культурном развитии человечества приготовление к христианству. Его позиция заключалась в готовности к диалогу с языческой культурой. С ним полемизировал один из его учеников, Татиан Сириец, резко критиковавший эллинизм и эллинскую мудрость. На всем протяжении 2000-летней истории христианства велась непрекращающаяся дискуссия о соотношении человеческого и Божьего, человеческой культуры и истинного богопознания. Центром этой дискуссии является человек и его спасение. Представители обоих направлений отчетливо осознавали реалии нашего падшего естества, его удобосклонность ко греху. Первые указывали на телеологический момент, на Промысл Божий, готовящий к просвещению как отдельных людей, так и целые народы. Вторые делали акцент на эсхатологии, на неминуемой апостасии, неизбежности постепенного разложения всего созданного человеком, вследствие отступления от Христа и христианских начал жизни. Поэтому они предостерегали от видения в культурном прогрессе самоцели.
Емко по этому поводу высказался святой Сербской Церкви Николай (Велимирович): «Не обманывайтесь. Культуру создают не только великие люди, но часто мелкие, очень мелкие, иногда даже нелюди… Культурным городом считался Капернаум, но культура не спасла его от «славы» Содома (Мф. 11, 23, 24). Культура и нравственность не всегда идут рядом, нельзя по уровню культуры судить о ценности человеческой личности или народа». И далее он ставил ряд вопросов: «Что является главной задачей — создание культуры или воспитание нравственности? Что мир ожидает от славян — культуры или духовности? В чем сейчас вопиющая необходимость — в культуре или в добрых людях?» Трудно не согласиться со святителем, учитывая, что его голос звучал после Первой мировой войны, в начале ХХ века.
Возвращаясь к рассмотрению святоотеческого наследия, отмечу исторический факт, относящийся к IV веку, когда Церковь получила легальный статус, но вражда против нее языческого мира еще не прекратилась. Император-отступник Юлиан в борьбе с Церковью пытался изолировать христиан от эллинской культуры, воспретив им обучаться в языческих школах. Он понимал, что связь с культурой жизненно необходима для Церкви, потому что она будет использована Церковью для своей проповеди. Юлиан видел, насколько действенным и сильным может быть знание античной культуры в руках христиан. Его соученики по афинской академии Великие Каппадокийцы прекрасно владели методом философской диалектики, используя его в своей богословской работе в качестве оружия в борьбе за православие. Один из них — святитель Василий Великий, выступая в защиту изучения языческой литературы и философии, писал: «Нельзя пренебрегать никаким источником знаний, готовясь к великой битве в жизни, даже из языческих книг при правильном изучении можно извлечь пользу. Даже великий Моисей совершенствовал свой ум по наукам египтян, дабы прийти к познанию Того, Кто сущ… Однако не всё без разбору нужно вбирать, а только душеполезное».
Византийская культура, выросшая на святоотеческом наследии, оказала влияние на формирование христианской культуры Запада. В период Крестовых походов западное христианство знакомилось с традициями православного Востока, а после разгрома Константинополя в XV веке центр интеллектуальной христианской жизни окончательно переместился на Запад. Всего через полтора столетия в конце XVI — начале XVII века именно в Западной Европе, в христианской среде, возникла современная наука и дальнейшее ее развитие, вплоть до XX века, происходило исключительно в христианских странах. Начало первой научной революции связывается с именем Галилео Галилея, который, сформулировал те мысли, которые после него развивались на протяжении нескольких сотен лет. Это отказ от аристотелевского принципа качественного различия пространства и признание существования всего двух миров: мира материального и мира божественного. Божественный мир человек постигает верой, материальный мир может быть сферой познания человеческого разума. В сущности, это были представления Святых Отцов, высказанные еще 12 столетий назад. «Умозаключающему мышлению неестественно иметь столько силы, чтобы возвысить нас над пределами нашей природы, возвести к непостижимому Богу, недоступному для разумения», — писал еще святитель Григорий Нисский. Вера и разум — это различные инструменты познания, но вера проникает в те области, которые неподвластны умозрению. «Для того, что превышает разум, нужна вера», — свидетельствовал святитель Иоанн Златоуст.
Теория познания, выдвинутая Отцами Каппадокийцами, лежит в основе современного научного познания. Его основные постулаты: принцип казуальности (законы природы существуют объективно); принцип рациональности (законы природы разумны, их постижение возможно рациональным путем); принцип универсальности (законы природы едины во всем пространственно-временном континууме, проявляются как в натурных условиях, так и в лаборатории; как при наблюдениях, так и в экспериментах) и принцип функционализма (всякое явление природы познаются через отношение к другому) — все эти принципы одинаково чужды как натурфилософии античности и средневековья, так и нехристианским монотеистическим религиям. Только в христианстве невещественный Бог облекается плотью. Он приходит в сотворенный Им мир, и это дает основание человеку познавать этот мир. Каппадокийская теория познания основывается на признании того факта, что Бог непознаваем в Своей Сущности, но познаваем в Своих действиях. Святитель Василий Великий считал, что «чем кто более углубляется в законы, по которым устроена и по которым управляется вселенная, тем яснее созерцает велелепоту Господню и по мере сил возвеличивает Господа Законодателя». В других монотеистических религиях — иудаизме, мусульманстве — Бог непознаваем. Все предпосылки для научного познания мира: вера в существование мира, в существование законов, управляющих тварным миром и в познаваемость этих законов человеком присуща лишь христианскому сознанию.
Существует заблуждение, что современная наука отличается от средневековой тем, что она опирается на опыт и ставит своей целью, в первую очередь, практическую деятельность человека. Но это справедливо лишь для прикладных наук. Фундаментальные науки исходят из противоположной концепции — они стремятся познать истину, не задумываясь над применением получаемых знаний. Отказ от практичности, математизация естествознания, и теоретизация, — все это могло возникнуть только в рамках христианского сознания. Для античности характерен жесткий дуализм, противопоставление двух сфер бытия: божественной и материальной, где все материальное однозначно ассоциируется со злым началом. Отцы Каппадокийцы опровергли эти положения, толкуя слова Священного Писания: увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма (Быт. 1, 31). Таким образом, христианство освободило человечество от негативного восприятия тварного мира. Далее, в книге Премудрости Соломоновой к Богу обращены слова: «Ты все расположил мерою, числом и весом» (Прем. 11, 21), поэтому законы мироустройства имеют разумную и числовую природу. Бог не просто творит мир, Он дает ему разумные законы, и эта разумность может быть понята человеком.
Степень научного познания и в то же время нравственное состояние познающего проявляется в том, что объективное изучение устройства мира и его законов приводит к осознанию его неслучайности и сложности, которые выражаются как в самом мироустройстве, так и во всех существующих в нем взаимосвязях. Развитие естественных и точных наук не препятствует вере, наоборот, способно утвердить ее и вдохновить человека на духовное и нравственное преображение.
Необходимость нравственных принципов при проведении научных исследований с особой остротой была осознана в ХХ веке, когда глубокое проникновение в тайны мироздания поставило человечество перед ядерной угрозой. В наступившем XXI веке усиливается сознание необходимости духовно-нравственных принципов в научном познании, как в теоретическом, так и в прикладном направлениях, особенно при создании новейших технологий. Искусственный интеллект, генная инженерия и другие продукты научно-технического прогресса ставят ученых перед нравственной ответственностью, а Церковь – перед необходимостью осмысления порождаемых ими вызовов с точки зрения Евангельской этики.
Христианство является основанием современной науки и культуры. Существование полностью внерелигиозной культуры, не паразитирующей на подмене религиозного сознания атеистическим, так же сомнительно, как сомнительно существование внерелигиозной этики, как сказано у Достоевского: «Если Бога нет, то не все ли позволено?» Поругание религии, нигилизм порождают псевдокультуру самоотрицания и саморазрушения.
Подводя итог, хочу сказать, что конфликт между верой и подлинной культурой — нечто надуманное, его не существует. Если есть противостояние веры и современной культуры, то возникает вопрос о качестве и подлинности этой культуры.
