По окончании Божественной литургии в домовом храме Санкт-Петербургской духовной академии Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл возглавил Юбилейный акт, посвященный 200-летию Санкт-Петербургской духовной академии и 30-летию Регентского отделения СПбДА.

***

Ваше Высокопреосвященство, досточтимый владыка ректор, Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, дорогие отцы, братья и сестры!

Я хотел бы сердечно поблагодарить Ученый совет Санкт-Петербургской духовной академии, родной моей школы, за ту высокую честь, которой меня удостоили.

Действительно, если говорить о научной стороне моей жизни, то она была целиком связана с Санкт-Петербургской духовной академией. Здесь я обучался у замечательных профессоров — у Николая Дмитриевича Успенского, у отца Ливерия Воронова и у многих других, часть из которых еще и сегодня здравствует. Здесь формировался мой взгляд на богословие, на жизнь. Здесь я, конечно, получил духовную и богословскую прививку благодаря общению с владыкой митрополитом Никодимом, который умел сопрягать богословские знания с жизнью, умел богословски осмысливать то, что вокруг него происходило. Эту способность сопряжения священной теории с практикой жизни я, конечно, получил от него.

Последующие годы работы в Академии помогали мне неоднократно убеждаться, насколько важно такое сопряжение. Но затем моя жизнь была связана с внешними сношениями Русской Православной Церкви. Мне приходилось отстаивать позицию Церкви на многих международных форумах, многосторонних и двусторонних диалогах. А всякий раз, когда тебе предстоит что-то отстаивать, поневоле ты обращаешь на этот предмет своей защиты такое внимание, которого раньше не обращал. В каком-то смысле второй курс богословия, уже в полевых условиях, я прошел за рубежом. Это не было просто теоретическое изучение богословия, оно было связано с решением совершенно конкретных задач, и, в первую очередь, с необходимостью защитить позицию Православия перед лицом инославного мира и помочь людям, не владеющим православным научно-богословским инструментарием, посмотреть на те проблемы так, как мы на них смотрим.

Это была непростая работа, она забирала очень много сил, времени. Не всегда результаты этой работы воспринимались с пониманием, в том числе и у нас в Церкви, но внутренне я чувствовал, насколько все это важно. В каком-то смысле в ходе диалога с инославным миром внутри себя я постоянно этот диалог проецировал на будущие возможные диалоги Церкви с нашим обществом, потому что все мы верили, даже в самое трудное время, что наступит тот момент, когда нужно будет говорить с обществом на том языке, который оно будет понимать. Некая способность к богословской рефлексии на происходящее в мире стала у меня вырабатываться тогда, в те трудные годы моей работы за рубежом и в последующие годы на посту председателя Отдела внешних церковных связей.

Где-то в конце 1990-х годов я очень серьезно стал размышлять на тему человеческой свободы. Эти размышления поглощали все мое время. Благодарю Бога, что у меня была возможность много прочитать, хотя я был занят, и многое переосмыслить. В конце концов, мне совершенно четко и определенно стало ясно, что одним из величайших заблуждений, которые совершило человечество в своем цивилизационном развитии, было разрушение связи между свободой и нравственным чувством. Это разрушение происходило не единомоментно.

Только очень одаренным богословски и философски людям удалось на заре возникновения либеральной западной идеи увидеть ее греховность и опасность. Это были особо сильные люди, прозревавшие уже в то время опасность бесконтрольного и без всякой связи с нравственным чувством человека развития идеи свободы. Мне было уже проще, потому что я имел возможность участвовать в различных богословских и политических дискуссиях, которые касались таких тем, как права человека, свободы. И мне в этом двустороннем и многостороннем диалоге с инославными открылось, что борьба за свободу вне борьбы за целостность человеческой личности оборачивается катастрофой и личности и общества, потому что свобода без нравственной ответственности есть не что иное, как раскрепощение инстинктов.

Раскрепостить человеческий инстинкт очень просто. Мы сегодня, включая телевизор, можем в этом убедиться с легкостью. Нет ничего проще, чем раскрыть эти темные дионисийские начала в человеческой жизни. Но когда свобода становится кумиром, когда свобода отрывается от чувства ответственности, тогда это становится смертельно опасным.

Я опубликовал две своих статьи в 1998-ом и 1999-ом году в «Независимой газете», где попытался по-новому посмотреть на тему свободы и прав человека. Должен сказать, что непростое потом было для меня время, потому что некоторые люди стали воспринимать такие понятия как права и свободы точно так же, как марксисты воспринимали основные тезисы своего учения. Как тем казалось, что это непререкаемая истина, так и нынешним защитникам прав и свобод в отрыве от нравственной ответственности казалось, что это непререкаемая истина.

Люди, плохо разбирающиеся в том, что такое свобода, конечно, на вопрос о том, «хотите ли вы быть свободными?», немедленно отвечают: «хотим», потому что сама свобода вложена Богом в человеческую природу, другого ответа нет. Ведь именно на этот вопрос ответил и наш народ кровью революции. И только пройдя через все эти последующие страдания лучшие умы осознали, что это хитрый вопрос. Ответ на этот вопрос может открыть двери рая и двери ада.

Когда мы сегодня видим колоссальную трагедию современной человеческой цивилизации, эрозию человеческой цивилизации, ослабление той самой цивилизации, которая основана была на идее свободы без нравственности, то начинаем понимать, что недосказанность тех, кто проповедовал идею свободы, дорого обошлась тем, кто эту недосказанность критически не воспринял и отдал все свои силы служению свободе, не размышляя о том, что свобода без нравственной ответственности — это путь в ад. Только сейчас, может быть, современный (в том числе и западный) мир, начинает понимать, насколько важно сопрягать свободу с нравственностью.

Я думаю, что голос Русской Церкви очень многих разбудил, в том числе и политических деятелей на Западе, которые, особенно в условиях нынешнего кризиса, резко сменили свою фразеологию. Сегодня те, кто еще, может быть, пять-шесть лет тому назад даже представить не могли себе то, что они будут защищать те самые тезисы, которые громко провозгласила на весь мир Русская Церковь, делают это. Я думаю, что наша Церковь внесла свой очень важный вклад не просто в развитие современной философской мысли, не просто в развитие современной политфилософии, но и в развитие современной этики.

Я не хочу сказать, что процесс закончен, и все всё приняли, все со всем согласились. Печально то, что среди некоторых христианских общин, протестантских общин, есть очень сильная оппозиция тому, что провозглашает сегодня Русская Церковь. Когда я читаю их тексты, меня не покидает мысль о том, что какой-то заказ отрабатывают некоторые наши протестантские братья, причем с огромным опозданием — на целую эпоху. Их уже сегодня и не просят защищать то, что они стараются защищать.

Совершенно очевидно, что в христианском мировоззрении, в христианской этической системе невозможно оторвать свободу от ответственности. Слава Богу, все больше и больше людей это понимают. Почти десять лет ушло у меня на размышления на эту тему. Я никогда не стремился писать никаких докторских работ, но я опубликовал сотни статей, дал огромное количество интервью, выступал с докладами, пытался убеждать, а потом радовался, когда в нашей Церкви создались предпосылки к тому, чтобы эта работа стала осуществляться уже на церковной основе. Была создана группа богословов, которые под моим председательством детально богословски разработали тему соотношения свободы и нравственности и предложили последнему Архиерейскому Собору принять результативный документ, который впервые за всю историю православного богословия совершенно определенно с вероучительных позиций сказал о том, чем является и чем не является человеческая свобода, в каком смысле христианин должен бороться за свободу и за права человека, с тем чтобы эта борьба не принесла больших скорбей ни личности, ни человеческому роду.

Я благодарю вас, владыка, что Вы заметили эти скромные труды. До сегодняшнего утра я не знал о том, что мне будет присуждена эта степень, и никогда не думал о том, что кто-то оценит эти труды. Но скажу Вам по совести: мне это очень приятно, потому что много было вложено сил и времени в эту работу.

Пользуясь случаем, я хотел бы еще два слова сказать в связи с нашим юбилеем. Конечно, духовная школа работает в сфере просвещения, Просвещения с большой буквы. Школа призвана нести свет миру, людям, современному человеку. Но современный человек хорошо понимает, что свет есть ни что иное как электромагнитное колебание, а электромагнитное колебание есть не что иное как энергия, поэтому свет — это энергия. И даже если мы метафорически используем это слово «свет», мы не уйдем от понятия энергии — это практически синонимы.

Я хотел бы вот как поставить вопрос: свет — энергия, но всякая ли энергия — свет? И ответ будет таким: нет, не всякая энергия — свет. Сегодня у меня плохо ночью со сном было: то ли день вчера был трудный, то ли, может быть, нахлынули какие-то воспоминания. Я в келье своей долго не спал и решил включить телевизор. 5-й петербургский канал показывал интересную передачу. <…> Образованная женщина вела разговор со своим собеседником астрономом, и так увлекла меня эта беседа, что я даже забыл какой час. Они говорили, кстати, о мироздании, о познаваемости Вселенной. Этот астроном, академик, человек, я думаю, совершенно светский и весьма образованный, стал говорить о том, что если говорить о веществе и об энергии вселенной, то 75% этой энергии — это отрицательная энергия, это темная энергия, а вещество — это антиматерия. Я никогда не слышал этих соотношений, я знал, что существуют и антиматерия, и антиэнергия, но никогда не представлял, что в космосе такие соотношения между энергией, живущей по закону, по нашим физическим законам, и энергией и веществом, которые по нашим физическим законам не живут. И никто не знает, что это такое. <…>

Я почему-то подумал о том, что астрономы высчитывают соотношение между положительной энергией и отрицательной, а мы верующие люди, зная о том, что существует отрицательная энергия, зная о том, что существует антимир, мир противоположный Божиему замыслу, мы никогда никаких процентов не пытаемся построить, даже больше того: мы игнорируем тот факт, что огромное количество энергии — это черная, темная энергия. А если посмотреть на тот энергетический поток, который сегодня обрушивается на человека, совершенно очевидно, что большая часть этой энергии — это темная энергия. Разве эту энергию можно назвать светом? Это мрак, это тьма, это смерть.

Вот почему так важно просвещение, так важно развивать энергию, которая является светом. Церковь и, в первую очередь, богословская наука призвана к просвещению, потому то, чем мы с вами здесь занимаемся, это совсем не игрушки. Вот почему мы должны быть все время на высоте знаний, богословских знаний, вот почему эти знания мы должны подкреплять огромным духовным, молитвенным опытом. Ничего не получится без молитвы и без духовной жизни — все превратится в умствование, вызывающее ироническую улыбку. Но только сильный интеллектуальный посыл, поддерживаемый реальным опытом духовной жизни, способен высекать искру, ковать свет.

Я хотел бы от всего сердца пожелать нашей alma mater высекать эту искру, давать свет и нести миру положительную энергию, причем такой силы, чтобы никакие встречные энергии, темные энергии не способны были сокрушить этот свет. И у нас есть надежда на то, что так и должно быть, потому что в сиянии этим светом нас согревал Сам Господь.

Я хотел бы всем вам пожелать помощи Божией в этом огромном по своей важности делании — светить Божественным светом, чтобы люди видели наши добрые дела и прославляли Отца нашего Небесного.

Благодарю вас за внимание.

Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси