Во время минувшего Великого Поста украинская церковная жизнь в очередной раз привлекла к себе внимание. На этот рез судьба Православной Церкви в Украине стала предметом споров не только среди украинских деноминаций, но и причиной острой напряжённости между Москвой и Константинополем, мощнейшими и конкурирующими центрами Православия. Этому поспособствовал как раскол среди украинских православных, так и соперничество Церквей за влияние и первенство в православном мире. Известно, что религиозные противоречия и расколы способны консервироваться и длиться столетиями. Но чтобы этого вновь не произошло с Православной Церковью, необходимо разрешить вопрос относительно Ее будущего в Украине. Константинопольская Церковь в Украине: историческая связь В своих нынешних притязаниях на участие в украинской церковной жизни Константинополь опирается на исторические основания. Со времени крещения Руси, Киевская митрополия, церковная юрисдикция которой распространялась на все епархии древнерусских княжеств, находилась в церковном подчинении Константинополя, где единый митрополит, предстоятель всей древнерусской Церкви получал благословение. Ситуация существенно изменилась в XIV веке в связи с политическим разделением территории митрополии между Литвой и Московией, а также переездом митрополитов Киевских в Москву, где они пользовались всесторонней поддержкой сильной княжеской власти. И поскольку авторитет митрополичьей власти нередко использовался для решения политических задач, Москва с Литвой вели жесткое соперничество относительно кандидатур назначаемых митрополитов. Чаще успех был на стороне Москвы. В то же время Литва, в состав которой входили украинские и белорусские земли, активно добивалась назначения отдельного митрополита в Киев, поскольку титулярные митрополиты Киевские, жившие в Москве, не могли должным образом заниматься церковными делами в Киеве и литовских епархиях, а также действовали в интересах соседнего государства. Интересно, что подобная схема церковно-политических отношений была частично восстановлена с образованием современного украинского государства, политическая воля которого проявляет постоянную заинтересованность в образовании независимой от внешних влияний Украинской Церкви. Однако до середины XV века последнее слово оставалось за патриархами Константинопольскими, от решения которых зависело назначение единого предстоятеля митрополии, и которым нередко приходилось разрешать конфликты между православными иерархами Литвы и Московии. Такая зависимость от Константинополя была обременительной и для окрепшей Московии, князя которой долгое время не могли полностью контролировать процесс назначения «своего» митрополита. Но после заключения Константинополем в 1439 году Флорентийской унии с Римской Церковью в Московии начинают избирать своих митрополитов без согласования с Константинополем. Вследствие этих событий автокефальная Московская Церковь начала отдельное существование, а на украинские (и белорусские) земли, оставшиеся с Константинополем, вернулась митрополичья кафедра. Попытки воссоединить Киевскую митрополию, пребывавшую под омофором Константинополя, с Церковью Московии были возобновлены после вхождения украинских земель в состав России поле Переяславской Рады в XVII веке. В конце концов, вследствие комплекса сомнительных политико-дипломатических усилий это удалось. И сейчас оппоненты церковного единства Украинской Церкви с Московским Патриархатом вспоминают факт выплаты Константинопольскому патриарху Дионисию IV московскими послами двухсот червонцев и тридцати соболей в обмен на подписание «отпускных» грамот, по которым признавалась передача Киевской Митрополии в церковную юрисдикцию Московского Патриархата. Как видим, влияние светской власти в этих событиях было определяющим. Главным инициатором объединения Киевской Митрополии с Московским Патриархатом, конечно же, было московское государство, однако, следует вспомнить и воздействие, оказанное на украинских епископов промосковским гетманом Самойловичем, а также турецким визирем, заинтересованным в мире с Москвой, на патриарха Константинопольского. Так или иначе, вопреки последовавшему вскоре смещению патриарха Константинопольского Дионисия, в том числе за явные нарушения при передаче Москве Киевской Митрополии, этот акт был признан как высшими иерархами Константинополя, так и патриархом Иерусалимским. Желание оказывать активное сопротивление передаче митрополии не испытывалось и украинским духовенством, а, следовательно, у Константинополя не было ни малейшей возможности сохранить влияние на территории, на которую распространилась политическая власть Московии. С тех пор Московский Патриархат считает Украину своей канонической территорией. И это не подвергалось сомнению до того, как в XX веке возникла сначала независимая Польша, включавшая тогда обширные украинские земли, а затем и Украина. «Фактор Константинополя» в украинском межцерковном противостоянии С приходом к власти в Украине политиков, заинтересованных в утверждении украинской идентичности, активизировались и дипломатические усилия Константинопольской Церкви. Так, поздравления новоизбранному президенту Ющенко от патриарха Константинопольского Варфоломея поступили намного раньше, чем его поздравили представители УПЦ и РПЦ. Однако наиболее оживленно об участии Константинополя в украинской церковной жизни заговорили после «сенсационного» заявления, сделанного во время встречи с президентом Ющенко авторитетным иерархом Константинопольского Патриархата архиепископом Всеволодом (Майданским). В заявлении говорится следующее: «Мать-Церковь, Константинопольский Патриархат, считает, что ее дочь — Московский Патриархат — имеет ту каноническую территорию, которая существовала у этой Церкви до 1686 года. Подчинение Киевской Митрополии Московской Церкви было осуществлено патриархом Дионисием без согласия и утверждения Святого и Священного Синода Великой Церкви Христовой». Фактически заявление архиепископа Всеволода означает две вещи: во-первых, Константинополь не признает легитимность власти Московского Патриархата на территории Украины и, во-вторых, заявляет о своих особых правах на участие в украинских церковных делах, как это имело место до 1686 года. Не удивительно, что это заявление вызвало чрезвычайно болезненную реакцию в РПЦ, представители которой, сначала поставили под сомнение то, что заявление отражает официальную точку зрения Константинополя и направили по этому поводу соответствующий запрос, а затем выступили с резкими требованиями невмешательства. Пробуждению спящего исторического интереса Константинополя к Украине способствует то обстоятельство, что в современном Украинском государстве Константинополю действительно есть на кого опереться. Упомянутому заявлению архиепископа Всеволода предшествовал визит к патриарху Константинопольскому Варфоломею государственного секретаря президента Украины Александра Зинченко в сопровождении двух архиереев непризнанной УПЦ КП. Совсем неслучайным было и переданное Зинченко официальное приглашение патриарха Варфоломея посетить с визитом Украину. Возможная цель такого визита представителями Киевского Патриархата уже комментировалась: дарование томоса о каноническом признании этой деноминации Константинополем. Помимо такой возможности в церковных и экспертных кругах активно обсуждается также вероятность урегулирования украинского православного раскола путём образования в Украине на базе УАПЦ и УПЦ КП автономной юрисдикции Константинопольской Церкви. Прежде всего, в активизации участия Константинополя в украинской церковной жизни заинтересованы представители непризнанных православных деноминаций УПЦ КП и УАПЦ. Правда их интерес к Константинополю ограничивается лишь процедурою их канонического признания. Понятно, что они осознают важность такого акта, как для своего дальнейшего существования, так и для самой возможности именовать себя Православной Церковью. Однако если официальное руководство непризнанных православных деноминаций пытается представить признание исключительно как административную процедуру, которая нуждается лишь в формализации в виде патриаршего томоса, то их критики приводят аргументы, особо значимые для православных верующих. Дело в том, что оппоненты УПЦ КП и УАПЦ, заявляя об отсутствии в этих объединениях благодати церковных таинств, а, следовательно, и спасительной силы, аргументируют это отсутствием у них «апостольского преемства», то есть существенными нарушениями при посвящении иерархии, которая осуществляет таинства. И действительно, ранняя история Киевского Патриархата и УАПЦ начала 90-х изобилует множеством оснований для подобных вопросов. Например, трудно объяснить тот факт, что в 1992 году запрещённый в служении и лишённый сана митрополит Филарет осуществил повторные хиротонии (посвящения) бывших епископов УАПЦ, с которыми он объединился и уже сослужил как с епископами. Если Филарет сам не признавал их епископских посвящений, которые они получили в УАПЦ, то как епископы, которых он сам епископами не считал, могли снять с него прещения, наложенные в РПЦ, к которой он до этого принадлежал? Стоит ли комментировать значимость наложенной на Филарета анафемы (отлучения от Церкви), которую официально не опровергла ни одна из Поместных Православных Церквей… Интересно, что отношение УПЦ КП и ее предстоятеля Филарета к Константинопольскому Патриархату претерпевало неоднократные изменения в зависимости от вероятности признания Константинополем Филарета и возглавляемой им деноминации. Вместе с этим изменялась риторика и церковная стратегия Киевского Патриархата. В моменты благоприятствования УПЦ КП проявляла всестороннюю заинтересованность в переговорах с Константинополем, заявляя о скором признании, а когда представители Константинополя проявляли сдержанность, Киевский Патриархат предпринимал попытки создания альтернативной международной семьи православных церквей из непризнанных групп, которые в православном мире признаются раскольничьими. Таким образом, вопрос о каноническом признании для УПЦ КП и УАПЦ, прежде всего, является вопросом их реабилитации, снятия обвинений в безблагодатности и исторического негатива, который их дискредитирует и подвергает сомнению их соответствие самой сущности Православной Церкви. Без такого канонического признания представители сообщества Поместных Православных Церквей не могут официально с ними сослужить, а миряне совместно причащаться и принимать участие в других церковных таинствах. Поэтому только каноническое признание Константинополем или Москвой, которые в разное время распространяли свою церковную юрисдикцию на украинские земли, подтвержденное другими Церквями, может снять вопрос о церковной полноценности УПЦ КП и УАПЦ. Это очень хорошо понимают украинские власти, которые объективно заинтересованы в прекращении раскола и противостояния, а также в образовании в Украине признанной Поместной Православной Церкви. Мотивы украинских властей достаточно весомы. Это и прекращение межцерковного конфликта, угрожающего гражданскому единству, и решение значительного числа проблем в государственно-церковных отношениях, и утверждение Церкви, как фактора национальной консолидации, и устранение внешнеполитических влияний посредством использования религиозных чувств верующих, не говоря уже о ценности церковного единства исходя из сугубо религиозных соображений. Действительно, только сознательно не желая достижения этих задач, можно отвергать перспективу образования единой независимой Украинской Православной Церкви. Очевидно, что украинские политики, с президентом включительно, ранее позиционировавшие себя в качестве сторонников канонического православия и пришедшие к власти вследствие «оранжевой революции», были чрезвычайно разочарованы тем, в какой степени ведущие представители УПЦ были вовлечены в предвыборную агитацию за Януковича. Оставаясь верными убеждению, что полноценной национальной Церковью может быть лишь Церковь, которая признана сообществом Поместных Церквей, они не желают видеть её в составе Московского Патриархата, в который всё более инфильтрируется идеология русского национализма, антиевропейские и ксенофобские настроения. Так можно объяснить то, почему представители новой власти, — Зинченко и группа его советников, — способствуют модели образования в Украине на базе УПЦ КП и УАПЦ при помощи Константинополя альтернативной канонической церковной юрисдикции. Будет ли означать это возвращение политики приоритета государственных интересов над правами граждан в отношениях с религиозными организациями, — покажет время. Не удивительно, что активность государственного секретаря в церковных делах сразу же стала информационным поводом для критики новой власти относительно ее вмешательства в религиозную жизнь. В первых рядах выступили все традиционные лоббисты УПЦ и России: Партия Регионов, СДПУ(о), КПУ, ПСПУ, «Держава»; характерно, что к ним присоединились и союзные власти социалисты. Очевидно, что поддержка Московского Патриархата, как и пророссийского вектора в целом, останутся для этих сил постоянным пунктом критики действий власти и политического позиционирования. Итак, намерения этих сил в очередной раз использовать электоральные ресурсы УПЦ и ожидания поддержки России во время предстоящих парламентских выборов остаются в силе. Однако из последней избирательной кампании УПЦ вышла с тяжелейшими моральными травмами. Приложив максимум усилий для поддержки мифов о «православном президенте» Януковиче, руководство этой церкви поставило под удар ее авторитет. Ведь именно в тех регионах, где была массовой поддержка Ющенко, — в Центрально-Западной Украине, — находится подавляющее большинство приходов УПЦ. Скандальная деятельность экстремистских околоцерковных организаций «Союз Православных Братств» и «Единое Отечество», акции которых координировались отдельными сотрудниками московского Института стран СНГ и отдела Внешних церковных связей Московского Патриархата, не только не находила отторжения у епископата УПЦ, но иногда им санкционировалась. К сожалению, признаки переосмысления руководством УПЦ последствий вовлечения Церкви в политическую жизнь почти не наблюдаются. В то же время УПЦ была и остается единственной в Украине церковью, признаваемой сообществом Поместных Православных Церквей, пребывающей с ними в евхаристическом единстве и являющейся частью мирового православия. Именно УПЦ принадлежат величайшие украинские православные святыни. Руководство УПЦ хорошо понимает исключительность своего нынешнего положения и использует этот фактор в полемике с оппонентами. Но, к сожалению, «признанность», «каноничность» и «благодатность» нередко воспринимаются некоторыми представителями УПЦ и РПЦ, подобно индульгенции, дающей преимущества и снимающей ответственность. В отношениях с оппонентами из УПЦ КП и УАПЦ руководство УПЦ избрало максимально жёсткую тональность. Вскоре после украинских президентских выборов Синод УПЦ принял обращение, в котором, в качестве условия возможного диалога с УПЦ КП и УАПЦ были выдвинуты 4 условия, среди которых заведомо невыполнимые. Единственно возможной перспективой преодоления раскола видится механическое переподчинение оппонентов к УПЦ. Такая бескомпромиссность позиций епископата УПЦ свидетельствует, прежде всего, о сознательном избегании диалога с альтернативными православными, а также об отсутствии какой бы то ни было реалистичной стратегии, а нередко и самого желания, уврачевания церковного разделения. Понятно, что одной из базовых причин, определяющей позиции УПЦ, является её всесторонняя зависимость от Московского Патриархата, которую можно наблюдать, как на церковно-административном уровне, так на идеологическом и политическом. Именно этот пункт был и остаётся основным моментом критики этой церкви в Украине. Можно понять осторожность епископата УПЦ при постановке вопроса о будущем статусе этой церкви и перспективах ее автокефалии. Поскольку среди верующих УПЦ наличествуют самые различные настроения, то для епископата это является, прежде всего, вопросом церковного единства. В то же время нет никаких оправданий негласному «табу» наложенному на вопрос о статусе УПЦ внутри этой церкви и отказу от открытой и честной дискуссии. Тем более что этот вопрос представляет собой едва ли не единственную плоскость, в которой возможен диалог с представителями непризнанных православных объединений, в спасении которых так сомневаются в УПЦ. Заявление представителя Константинопольского Патриархата, которое подвергло сомнению церковную юрисдикцию РПЦ над Украиной, было воспринято в УПЦ с возмущением, как акт вторжения на чужую каноническую территорию. С резкими заявлениями и интервью по этому поводу выступили митрополит Агафангел, архиепископы Митрофан, Августин и Ионафан. Их резкость объяснима. Для иерархов УПЦ понятно, что подтекст заявления касается не столько отношений Константинополя с УПЦ, сколько возможности признания Константинополем объединенных УПЦ КП и УАПЦ, что лишило бы УПЦ монополии на каноничность, единственного по настоящему сильного аргумента в межправославной полемике. При этом никакие стратегические и ответственные решения относительно будущего своей церкви иерархами УПЦ не принимаются уже с 1992 года. Настоящим же центром выработки позиций, которые безоговорочно принимаются в УПЦ (как это было с визитом в Украину папы Иоанна Павла II), остается Москва, а решения генерируются в узком кругу патриарха Алексия II и руководства Отдела внешних церковных связей РПЦ. Продолжение следует... Дмитрий Бондаренко, «Религия и СМИ»