18 марта 2010 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл посетил Ереванский государственный университет. В актовом зале университета состоялась встреча Святейшего Патриарха Кирилла с профессорами, преподавателями и студентами главного вуза Армении.
Ваше Святейшество!
Уважаемый господин ректор!
Уважаемые профессора, преподаватели, студенты!
Я хотел бы поблагодарить Его Святейшество и господина ректора за саму возможность провести такую встречу. И, конечно, особые слова благодарности за присуждение мне диплома и звания почетного доктора университета — это большая честь.
Я знаю, что в этом зале присутствуют не только представители Ереванского государственного университета, но и представители других высших учебных заведений, а значит, для меня создана прекрасная возможность увидеть людей, которые составляют элиту современного армянского общества, и разделить с вами свои мысли.
Как вы слышали из моей биографии, я в течение десяти лет был ректором Ленинградской (в то время) духовной академии, поэтому все, что связано с высшей школой, мне очень близко. Я себя чувствую дома, находясь в стенах высшей школы, а потому и честь, которая воздается со стороны интеллектуального сообщества, мною ценится очень и очень высоко. Я привык к тому, что именно в сообществе ученых людей человек должен очень быть внимателен к тому, что он говорит. В отличие от писателей, которые могут позволить себе многое, ученый не может себе позволить ничего такого, что не отвечало бы требованиям научного подхода к той или иной идее. Я привык к тому, что существует только одно место, где тебя могут остановить и сказать: «это не так», и доказать что это не так — это научное сообщество.
Вот почему различного рода публицистика никак не приветствуется внутри научного сообщества. Здесь рождается мысль — в результате дискуссии, анализа, корректировки взглядов и позиций. Так осуществляется научный и технический прогресс человечества. Поэтому научное учреждение, учебное учреждение, высшая школа — это то место, где непозволительно произносить пустые слова. Я постараюсь сегодня сказать нечто, что мне кажется очень важным.
После такого замечательного представления этих двух переведенных на армянский язык книг, может быть, нет необходимости говорить на тему этих книг. Но, с другой стороны, я думаю, что нечто связанное с моими размышлениями о свободе, достоинстве и правах человека можно было бы определить или использовать как некий методологический критерий для размышлений о самом, может быть, главном — о том, куда мы идем. Что мы хотим как человеческое сообщество? Каковы цели, которые стоят сегодня перед человеческой цивилизацией, перед всеми нами? Ведь для того чтобы подробно говорить об этих целях, необходим какой-то критерий. И мы знаем, что существует масса критериев: у экономистов — свое понимание того, как должно выглядеть будущее, у политиков — свое. Но мне представляется, что самым главным и самым фундаментальным критерием для оценки того, что с нами происходит, и для понимания того, что с нами может произойти, должен быть только один критерий — это собственно человек, это человеческая личность, потому что все остальное вторично. А почему вторично? А потому, что Бог, создав человека, вложил в него Свой образ. Мы носители Божиего образа, мы носители Божественных свойств. Бог обладает разумом, абсолютным разумом, и человеку дал частицу Своего разума. Бог является абсолютной свободой, и человек обрел дар свободы: он вырывается из русла необходимости, в которое погружено все мироздание, и представляет собой единственное творение, обладающее Божественным даром свободы. Вот поэтому мне кажется, что именно человек должен быть критерием. А что именно в человеке? Могут ли быть критерием его страсти, пороки, преходящая мода? Конечно, нет. Критерием может быть только то Божественное, что присутствует в человеке, — образ Божий и является критерием. Но поскольку свобода есть одно из проявлений этого образа Божиего, то такие понятия, как свобода и достоинство человека, могут быть использованы в качестве универсальной методологии, применимой для оценки того, что сегодня происходит с людьми, с человеческим сообществом, и что с ними может произойти дальше.
Очень много бед и страданий род человеческий понес именно из-за своего стремления к тому, чтобы реализовать свободу. Собственно говоря, стремление к свободе, а вместе с тем и к справедливости было движущей силой многих общественных процессов, в том числе весьма конфликтных. Вспомним революционные столкновения, гражданские и международные войны, которые осуществлялись с единственным стремлением — добиться свободы. Если обратиться к любому человеку и спросить: «ты хочешь быть свободным?», он немедленно скажет: «да». Ни один человек не скажет, что он хочет быть рабом, потому что рабство противоположно тому, что Бог заложил в природу человека. И, тем не менее, как много страданий, как много несправедливости было явлено в ответ на это неудержимое стремление людей быть свободными. Я уже не говорю об идеологической демагогии, когда говорили о свободе, а подразумевали что-то совершенно противоположное, когда просто обманывали людей.
Но сейчас мне хотелось бы сказать о той подмене, когда прямого обмана нет, а есть очень опасное заблуждение. Сегодняшнее понимание свободы имеет в своей основе идею человеческой автономии — утверждается, что человек автономен от других, от социума и от Бога, а потому он является критерием истины. Современная либеральная философия и рассматривает индивидуум как критерий истины: сам человек определяет, что хорошо, а что плохо. Ни общественные институты, ни Церковь не имеют никакого привилегированного права определять критерий нравственной истины — только сам человек. Возможно, это было бы правильно, если бы в нашу природу не вошел грех.
Когда Дидро говорил о том, что человек рождается светлым и святым, он имел в виду чисто физическое рождение человека, но он упускал из вида наследственную передачу греха. Греховность присутствует в природе человека так же, как и свобода, и человек не рождается абсолютно безгрешным. Во времена Дидро это было трудно понять. Сегодня вам любой генетик скажет, что через наследственную передачу информации человек усваивает, в том числе, и предрасположенности, влиявшие на поведение своих родителей и своих праотцев. Современная наука сможет, расшифровывая человеческий геном, быть может, не сегодня, но завтра точно указать, что в человеческом геноме является носителем той или иной предрасположенности к поведению, в том числе и к порочному поведению. Поэтому мнение Дидро было не более чем прекраснодушным взглядом на человека, который приходит в мир якобы святым. А отсюда следовало очень простое заключение: ничего не нужно делать, не мешайте человеку быть свободным — он сам свободно разовьет свой потенциал; снимите все табу, все ограничения, в том числе религиозные. Нередко религиозные ограничения связывали с таким понятием, как тирания. Вначале подобные взгляды вошли в сознание французского общества и во французскую политическую культуру, а затем через французскую революцию перешли и в Россию, когда сам факт существования христианской морали стал восприниматься как некая тирания над личностью. Да и сейчас можно слышать призывы: «мы должны разрушить табу». Не знаю, как в Армении, а в России звучали такие призывы: «давайте раскрепостим наших детей, снимем с них ограничения». Но если внутри грех, и будут сняты все ограничения, и человек грешный станет единственным критерием нравственной истины, что произойдет? А произойдет следующее — сколько голов, столько и умов, сколько личностей, столько и истин. Но ведь так не бывает. Ведь обязательно кто-то прав, а кто-то виноват. Само поставление человека в центр бытия и передача ему права быть критерием нравственной истины имеет страшные для человечества последствия: происходит смешение святости и греха, добра и зла, правды и лжи. Появились даже такие термины — постмодернистское общество, философия постмодерна, которая вообще исключает понятие объективной истины, а вместо объективной истины предлагает идею плюрализма мнений: каждый имеет право на свою истину, и никто не имеет права никого судить. Нельзя сказать: «ты прав», «ты виноват», потому что каждый может сказать: «я так считаю». Исходя из либеральной философии и философии постмодерна, каждый человек признается носителем права быть критерием, в том числе для определения нравственной правды.
Но если мы теряем различие между добром и злом, правдой и ложью, если мы воспитываем в идее человеческой автономии подрастающее поколение, то как же мы будем отличать добро от зла? Когда я был совсем маленьким мальчиком, я спросил у отца: «папа, что такое антихрист?» Он рассказал мне, что будет такая личность, которая воплотит в себе зло; эту личность поддержат все люди — весь мир объединится и поддержит этого человека и, таким образом, проголосует за зло; а потом этот человек будет реализовывать зло, убивая тех, кто с ним не согласен. «Как же такое может быть? — спросил я отца. — Как люди могут проголосовать за зло?» Тогда, будучи мальчиком, я об этом не говорил, но сейчас говорю: как люди могут проголосовать за растление малолетних? Как люди могут проголосовать за другие невероятные с точки зрения нравственности дела? А проголосуют тогда, когда будет стерто различие между добром и злом. Когда все будет представлено с точки зрения прав и свобод человека: «каждый выбирает то, что он хочет выбрать», «не ограничивайте человеческую свободу», «никаких объективных критериев в сфере нравственности не существует — только человеческая личность», «хочешь растлевать малолетних — это твое право». Сегодня это звучит страшно — еще трудно представить, что такое возможно. Но несколько десятилетий назад, даже не десятилетий, разве можно было представить, что в Европе, будут уравнены в правах гомосексуальные отношения и естественные отношения? Если бы такое сказать в университетской аудитории 20 лет тому назад, то люди бы вздрогнули и сказали: «это невозможно, это никогда не будет возможно, потому что это противоречит нравственной правде». А сегодня этот подход не просто декларируется — он законодательно утверждается, а стало быть, всякая критика является делом противозаконным. Законодательная система включает в себя отождествление добра и зла, правды и лжи. Тем самым мы движемся туда, где не может быть жизнеспособной цивилизации. Мы пойдем туда, где гибель, если человечество утратит способность отличать добро от зла.
Мои размышления в отношении человеческой свободы свелись к следующему: сама по себе свобода — великий Божий дар, сама по себе свобода — это возможность выбирать. Бог нас не запрограммировал на добро — кстати, это часто разрушает веру у людей, которые говорят: «Почему же Бог не наказывает грешников? Где же Бог, когда такое творится — войны, преступления?..» Бог не запрограммировал нас на добро, подобно тому, как мы заводим будильник на определенный час. Он бы мог это сделать, Он бы мог создать удивительное сообщество счастливых и святых людей. Но тогда эти люди были бы святыми и счастливыми не по свободному выбору, а по вложенной в них программе. В них не было бы образа Божия, они были бы созданы иначе. А Бог пожелал создать нас по Своему образу, вложить в нас дыхание Своей жизни. Это привело к тому, что человек имеет возможность выбирать. А дальше вопрос о том, что означает ложный выбор. Это выбор в пользу зла, выбор в пользу смерти, выбор в пользу разрушения, выбор в пользу насилия. Что означает такой выбор с аксиологической точки зрения? Мы можем приравнять этот выбор к выбору в пользу добра, но приравняв, мы утратим различия между добром и злом. Слава Богу, человечество еще сохраняет эту способность отличать добро от зла, и потому всякий выбор в пользу зла является злом и не может быть оправдан.
Поэтому свобода, как говорит слово Божие, есть, в первую очередь, свобода от греха, свобода от зла. Если мы делаем выбор в пользу добра, тогда свобода реализуется в соответствии с Божиим замыслом. Тогда и созидается личность, тогда и созидаются добрые общественные отношения, тогда Бог присутствует в истории. К сожалению, эта евангельская концепция свободы сегодня оспаривается либеральным философским подходом. Я думаю, что абсолютное большинство людей, живущих сегодня на нашей планете, сохраняют способность отличать добро от зла. Но особенно важно, чтобы Церковь никогда и ни при каких обстоятельствах — ни под прямым давлением сильных мира сего, ни под изощренным философским влиянием, ни через стандартизацию мышления, которая происходит в системе образования, ни через влияние стандартов масс-медиа и моды — не изменяла Божественному критерию и всегда сохраняла мужество и способность говорить людям, где добро, а где зло, и воспитывать людей в свободе, которая ведет человека к личному развитию и помогает ему обретать силу к тому, чтобы совершенствовать мир.
От этого фундаментального понятия, от этого главного критерия я бы хотел привести к оценке того, что сегодня происходит в мире. Удивительно: если исчезает глубокое религиозное восприятие мира и истории, то вакуум заполняется чем-то очень опасным. А чем? Давайте опять вернемся к человеческой личности, потому что только отталкиваясь от понимания того, что есть человек, можно прийти к правильным выводам. В человеке присутствует инстинктивное начало. Инстинкты — это голос физической природы, это Богом заложенная программа выживания человеческого рода. Без инстинктов мы бы умерли с голода, от жажды, от холода, не продолжался бы род человеческий; и именно для того, чтобы обеспечить выживание человека, Бог и вложил в его природу инстинктивное начало — так же, кстати, как и в мире животных. При этом удовлетворение инстинктов всегда связано с удовольствием — что в животном мире, что у человека; иначе система бы не работала. А когда удовлетворение инстинктов связано с удовольствием, система работает вне зависимости от образования, общественного положения, национальности, возраста — она работает так же, как в животном мире. Удовлетворение потребностей плоти заложено в нашу природу, но если человек, уподобляясь животным, живет только по голосу инстинкта, он создает цивилизацию инстинкта, он превращает свою жизнь в животную жизнь. Ведь мы часто говорим: «посмотрите, это не люди, это звери» о тех, кто живет только на основе инстинктов. Для того чтобы мы регулировали свои инстинкты, Бог и вложил в нас внутренние духовные силы, разум, волю и чувства, которыми мы можем свободно оперировать, в том числе уравновешивая наше инстинктивное начало.
Так вот, если мы игнорируем то, о чем я сказал в первой части своего выступления, мы оставляем в действии лишь инстинктивную составляющую. Духовную составляющую мы ликвидируем или ослабляем настолько, что она теряет способность уравновешивать инстинктивное начало. И что же мы видим тогда в сферах пропаганды, воспитания, идеологии? Остаются лишь очень простые принципы: «живи так, как ты хочешь жить», «наслаждайся жизнью», «жизнь дана один раз — возьми от жизни все». Ведь это сейчас и происходит. Может быть, не каждый рискнет так же ясно сформулировать эти принципы, как я сделал сейчас, намеренно заострив тему, но через мощный масс-медийный поток именно эта философия жизни сегодня воздействует на наше сознание. И если мы демонтируем духовное, нравственное, религиозное содержание нашей жизни, то инстинктивное начало с легкостью нами овладеет — каждым из нас и всем человеческим сообществом.
Сегодня вся массовая культура направлена на потребление. При этом в некоторых обществах потребление — очень непростая тема, в том числе и в Армении, и в России, ведь мы вышли из того прошлого, когда нужно было стоять в очередях за самым элементарным. И поэтому желание иметь больше, жить комфортнее в нашем случае является еще реакцией на наше прошлое. Но здесь и необходим внутренний нравственный критерий, чувство меры, воспитываемое Церковью чувство аскезы, осторожное, разумное отношение к потреблению. Ну а если, как я сказал, будет демонтировано духовное измерение, сняты все табу и человек будет взвинчивать планку потребления, что и происходит в некоторых странах? Это животная жизнь — она подавляет творческое и духовное начала. В результате из жизни уходят очень важные ценности, такие как подвиг, жертва, любовь к Отечеству, к ближним своим, способность пожертвовать собой ради другого: «зачем жертвовать, когда жизнь дана один раз, когда нужно взять как можно больше? Пускай он сам и жертвует». Но если логически продолжить эти размышления — как же тогда вдохновить людей на защиту Родины? Как им сказать: «Пойди и отдай свою жизнь»? — «Зачем? За какую ценность? Моя ценность — вот эта жизнь, комфорт и благополучие. Лучше билетик куплю и полечу в другую страну, там устроюсь, подожду. А может, никогда больше и не вернусь и вообще потеряю всякую связь с родиной». Можно сделать очень много подобных практических выводов из этой предпосылки. Но самое важное, о чем нужно помнить — что с разрушением духовного начала, самой способности ориентировать свободу в сторону добра мы открываем простор для развития инстинктивного начала человеческой жизни и губим человека.
А что нам помогает сохранять критерий нравственной истины? Какой «общественный ген» переносит эту информацию из одного поколения в другое? Таким «геном» является традиция. Традиция — это механизм передачи ценности от одного поколения к другому. В традицию включаются не только ценностные измерения, но и культурные — мы говорим о культурной, национальной традициях, традициях в литературе, изобразительном искусстве, музыке. Но сердцевиной традиции является система ценностей. Каким образом формируется нравственный облик поколения? Предыдущее поколение передает следующему систему ценностей — через учебники, книги или непосредственно. Когда мама говорит дочери: «это плохо», она не удосуживается приводить аргументы — она просто говорит «плохо», и говорит не от себя, а как носительница традиции. И ребенок усваивает это «плохо» и знает, что этого делать нельзя — «мама сказала», а мама сказала, потому что ей ее мама сказала, а той маме сказала бабушка, прабабушка и так далее. Ценности, которые сформировали, в том числе, и наши нации, передаются через традицию. Вот почему сегодня, в условиях глобализации, самая большая опасность — это разрушение традиции как механизма передачи ценностей от одного поколения к другому.
И здесь я хотел бы сказать о значении национальной культуры и религиозного фактора в жизни наших народов. Мне хотелось бы поздравить Армению с тем, как в вашей стране законодательно выстраиваются отношения с Армянской Апостольской Церковью, которая является носительницей аксиологических традиций армянского народа. С одной стороны, есть уважение к выбору людей, есть свобода совести, отсутствует религиозная дискриминация: никого не снимут с работы за то, что он неверующий или не принадлежит к Армянской Церкви; но, с другой стороны, государство законодательно выстроило такие отношения с Армянской Апостольской Церковью, которые подчеркивают огромное значение Церкви именно как хранительницы традиции.
Я думаю, есть еще один очень важный элемент нашей общей традиции — дружба между нашими народами. Ведь дружба — это то, что происходит на иррациональном уровне. Если дружба строится на рациональном уровне, то это уже не дружба, а прагматизм: «ты — мне, я — тебе». А когда люди соединены чувствами любви или дружбы, это иррационально. В основе дружбы между нашими народами лежит общность наших аксиологий, общность наших ценностей, которые сохраняются, в случае с исторической Россией, Русской Православной Церковью, а в случае с Арменией — Армянской Апостольской Церковью.
Мне кажется, если говорить о двусторонних отношениях (не только России и Армении — я имею в виду Россию, Украину, Беларусь, Молдову, все те страны, которые входят в понятие Русского мира, Русской Православной Церкви), то нужно обязательно сказать о важности диаспоры. Армянский народ в значительной степени живет в диаспоре — в результате страшных событий, которые произошли в истории. Армянский народ живет по всему лицу земли, в том числе в России, Украине, Белоруссии, и совершает очень важное служение. С одной стороны, армянская диаспора является органической частью всего армянского народа, с другой — она включена в жизнь других народов. В случае с Россией это очень активная часть российского общества. И представители диаспоры — как армянской диаспоры в наших странах, так и русскоязычной диаспоры в Армении — являются очень важным фактором, связующим наши страны и наши народы.
Я сегодня с большой радостью освятил закладной камень русского православного храма в Ереване. Как вы знаете, в Москве уже заканчивается строительство замечательного армянского духовного центра с величественным храмом. Дай Бог, чтобы эти внешние символы нашей общей принадлежности к единой аксиологической традиции помогали нашим народам всегда чувствовать плечо друг друга, всегда чувствовать братское расположение.
Я сказал о том, что одной из причин появления армянской диаспоры была историческая трагедия, в том числе связанная с геноцидом 1915 года. Мы вчера молитвенно помянули жертв этой трагедии. Я хотел бы сказать: очень важно, что армянское общество помнит об этой трагедии; нужно молиться за тех, кто погиб. Но вот какая мысль пришла мне вчера во время молитвы: ведь помнить можно по-разному. Можно помнить и постоянно поддерживать в себе огонь ненависти. Это тупиковый путь, потому что там, где ненависть, там нет жизни. А можно помнить и сохранять эту память как священную, как священной была кровь невинных людей, и одновременно сделать так, чтобы эта память не мешала сегодня развивать отношения, в том числе между Арменией и Турцией. Это взгляд со стороны — я не хочу входить глубоко в эту тему. Но я глубоко убежден в том, что те шаги, которые были предприняты в недавнее время по налаживанию отношений между двумя странами — это правильные шаги. Обе страны и оба народа не могут быть заложниками прошлого.
В каком-то смысле я имею право говорить на эту тему в этом зале, и вот почему. В начале 1950-х годов в Москву приехала делегация немецких христиан. Вы можете себе представить — в город, который еще нес следы немецких бомбардировок, в каждой семье которого погибли люди. И вот немецкие христиане приехали в Советский Союз для того, чтобы вместе с нашим народом, с нашими верующими постараться перевернуть трагическую страницу взаимной истории. Прошло меньше десяти лет с окончания войны, но когда немецкий пастор выступил с проповедью в одном из московских храмов, то в конце этой проповеди наши люди заплакали и сказали: «Мы вас прощаем». Тогда заплакала и немецкая делегация.
Простить — это всегда очень трудно. Простить — не значит забыть: «никто не забыт, и ничто не забыто», как говорила Ольга Берггольц. Но прощение открывает возможность для движения вперед. Важно, чтобы это движение было двусторонним. Мне кажется, что даже самые тяжкие страницы истории, которые не могут быть исторгнуты из народной памяти, не должны становиться гирями на ногах народа. Я думаю, что следует приветствовать все добрые намерения армянского государства, направленные на улучшение отношений со своими соседями. И это никак не подрывает ни национальной идентичности, ни способности хранить в памяти жертвы своего народа.
Я хотел бы сказать о том, что обе Церкви, Армянская Апостольская Церковь и Русская Православная Церковь, активно включены и в решение карабахского вопроса. Это тоже было очень непросто — встретиться руководителю мусульман Азербайджана и Патриарху-Католикосу всех армян. Но ведь такая встреча произошла, и не одна. Многие могут спросить: «почему нет политических результатов?» А потому, что Церковь не призвана приглашать людей к политическим дебатам — не в этом наша задача. Наша задача заключается в том, чтобы люди перестали смотреть друг на друга через виртуальный прицел, чтобы они вдруг поняли, что от совместных усилий зависит совместное будущее. Я хотел бы поблагодарить Его Святейшество за то, что он никогда не уклонялся от этих миротворческих акций, был всегда открыт к взаимодействию, никогда не делал того, что нарушило бы интересы его народа и помешало дальнейшему важному разговору.
Сегодня я хотел бы огласить то, о чем в Армении еще никто не знает. Я привез Его Святейшеству приглашение — от своего собственного лица и от лица руководителя азербайджанских мусульман Аллахшукюра Паша-заде — посетить Баку для участия в конференции, которая будет проводиться Межрелигиозным советом СНГ. Наверное, вы знаете, что существует Межрелигиозный совет СНГ, в котором представлены и христиане Армении, и мусульмане Азербайджана. Первый межрелигиозный саммит мы провели в Москве, а второй саммит пройдет в Баку. Я привез приглашение Его Святейшеству поехать в Баку с тем, чтобы выразить свою позицию по важным вопросам, которые будут там обсуждаться. Мне кажется, что наша открытость, которая не имеет ничего общего со слабостью, с потерей национального самосознания и религиозной идентичности, способна очень многое изменить в этом мире.
Я хотел бы остановиться на еще одной очень важной теме, связанной с самым началом моего выступления. К сожалению, неправильное понимание свободы и достоинства человека приводит нередко к неправильному толкованию человеческих прав. Например, совсем недавно Европейский суд по правам человека осудил Италию за то, что в классах итальянских школ висит распятие. Критерием были «права человека» — распятие в школе, где 90 % детей принадлежат к христианской Церкви, якобы нарушает права религиозных меньшинств. В результате был вынесен этот несправедливый приговор. Если вы приедете накануне Рождества в Великобританию, вы там практически не увидите слова Christmas — «Рождество». Вместо него появилось непонятное Xmas — нельзя употреблять слово «Рождество», чтобы не обидеть некие религиозные меньшинства. Спрашиваешь представителей этих меньшинств: «Вас обижает крест в христианской школе?» — «Нет». — «Вас обижает слово "Рождество"?» — «Нет». Значит, дело не в религиозных меньшинствах, а в том, что на основе ложной интерпретации прав человека во многих государствах сегодня устанавливается совершенно новая реальность. Утверждается, что религиозный контекст не может обеспечить прав и свобод всех религиозных меньшинств — например, католический контекст в Италии, контекст Армянской Апостольской Церкви в Армении, контекст Русской Православной Церкви в России; чтобы обеспечить равные права, следует полностью отделить общественную жизнь от религии — якобы только секулярный контекст обеспечивает равные права. Но что в результате происходит? Итог — не секулярный, а антихристианский контекст, как в случае с Великобританией и Италией. Вместо секулярного и нейтрального пространства мы имеем примеры яркой христианофобии.
Когда задевают чувства наших мусульманских братьев, как это было в случае с карикатурами в Дании, то многие говорят об исламофобии. Важно, чтобы сегодня все мы понимали, что во многих странах имеет место христианофобия — не просто отказ от традиционного христианского культурно-исторического контекста, а его замена безбожным и секулярным. Атеистические взгляды в таком обществе можно исповедовать открыто, а религиозные — нет. Не хочу называть страну, но мэр одного города, «цитадели демократии», запретил на Рождество ставить елки на улице — исходя из той самой философии, о которой я говорил. А мэр Иерусалима бесплатно поставил елки для христианского населения своего города. Поэтому всякая ссылка на многокультурность и многорелигиозность, которая сегодня используется для вытеснения, в первую очередь, христианской культуры из жизни современного общества, является очень опасным симптомом. Я думаю, что мы все, все христиане должны сплотиться, чтобы разоблачить это явление и не допустить вытеснения христианских ценностей из жизни современной Европы и современного мира.
В заключение я хотел бы сказать о том, что христианское понимание свободы требует от нас движения в пользу добра и правды. Если человечество не утратит эту способность употреблять свободу во имя добра и правды, то человечество сохранится как таковое. Поэтому то, что мы с вами сегодня осмысляем, имеет отношение не к какому-то остаточному явлению в жизни современного общества, а имеет отношение к главному — к самому существованию человеческой цивилизации.
Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси
