Накануне престольного праздника храма святых апостолов Петра и Павла у Яузских ворот настоятель епископ Антоний (Пантелич), представитель Сербской Православной Церкви при Московском Патриархате дал интервью корреспонденту сайта «Татьянин день» О. Богдановой. Владыка рассказал о том, как живет русско-сербская община подворья, в чем разница между приходом в России и Сербии и что для него главное в жизни прихода.
— Владыка Антоний, подворье Сербской Православной Церкви в Москве существует уже восьмой год. Как начиналось Ваше служение в храме свв. Петра и Павла? Что запомнилось в первые годы пребывания в Москве?
— Управление храмом я принял 8 октября 2002 года. Это был один из немногих действующих храмов в Москве, которые никогда не закрывались. Литургия в храме совершалась каждый день, я решил ничего не менять и так и продолжаю эту традицию до сего дня.
Несмотря на то, что богослужения в храме никогда не прерывались, храм был в достаточно запущенном состоянии, так что пришлось много потрудиться над его внутренним и внешним состоянием и прилегающей территорией.
Мы поменяли пол, вместо металлических окон вставили дубовые, провели реставрацию многих икон и фресок. Помню, внутренняя часть храма была покрашена какой-то серой краской (видимо, другой тогда просто не нашли), которая как-то все «убивает» и настроение создает немолитвенное. Так что мы переделали даже этот фон на бежевый, более теплый, приятный цвет. После этого мы заново расписали притвор, украсили его образами, в том числе и сербских святых: святого Саввы Сербского, цариц Елены и Ангелины. В России очень много сербок Елен и Ангелин, а во многих храмах икон этих святых просто нет.
Потом стали прибавлять сербские иконы — святителя Саввы, Симеона Мироточивого, князя Лазаря, княгини Милицы, Петра Цетиньского, Василия Острожского и других.
— В храме были предметы, сохранившиеся с дореволюционных времен?
— Очень мало: пара чаш и напрестольных крестов. Все остальное было сделано в советские времена, в основном в 50-70-е годы из подручных материалов. Так что пришлось покупать практически все предметы внутреннего убранства, которое нужны для богослужения, тем более архиерейского. Когда я приехал в Москву, был еще в сане архимандрита. Но наш храм, как Представительство Сербской Церкви, стали посещать архиереи.
Также пришлось проводить работы и в домах причта и других подсобных помещениях. В одном из домов причта была коммуналка. Потом людей расселили, дом оказался заброшенным, в нем поселились крысы. Там все пришлось отделывать буквально с нуля. От другого дома отрезали электричество, потому что за него никто не платил, и нужно было заново делать проводку.
Комната настоятеля, трапезная и ризница размещались под храмом. Этот подвал был в таком в заброшенном и запущенном виде, что можно было просто приходить и, не сооружая никаких декораций, снимать фильмы ужасов. Такого бардака, честно говоря, я нигде не видел. Пришлось самому все разбирать.
— Владыка, Вы сами занимались ремонтом?
— Конечно! А кто же еще? И сейчас вот занимаюсь с рабочими.
Вообще, много над чем пришлось поработать. Например, над открытием воскресной школы для российских и сербских детей. Потом начали реформировать хор, потому что он был любительский, непрофессиональный: только одна девушка, регент, закончила регентскую школу в Троице-Сергиевой лавре.
Надо было позаниматься и с прихожанами, проводить беседы, читать лекции. Я приглашал их по каким-то определенным дням и старался рассказать о вере то, что не всегда получалось сказать на проповеди. Все-таки в беседе можно коснуться многих моментов — таких, например, как поведение в храме. Тогда была такая тенденция: тех, кто недавно пришел в храм, «учили», как правильно одеваться, передавать свечку... Я говорил своим прихожанам, что человек должен смотреть не на чужие грехи, а только на свои. И никто не ставил одних людей учителями над другими.
— У Вас была цель создать общину или она сложилась сама собой?
— Когда я приехал, естественно, община русских прихожан в храме уже существовала. Потом в Москве стали открываться многие храмы, так что кто-то стал посещать другие церкви, более близко расположенные к их домам. Но многие продолжали ходить в наш храм, потому что для них он был связан с принятием Крещения, с Таинством венчания, отпеванием родных. Кого-то привлекали чудотворные иконы и святыни. Например, долгое время у нас был обруч — мера с главы Иоанна Крестителя, который теперь находится в Иоанно-Предтеченском монастыре. Мы потом сделали копию этой святыни, а после из Черногории владыка Амфилохий прислал нам частицу мощей Иоанна Предтечи. Так что немало прихожан и сегодня ездит сюда специально с разных концов Москвы.
Параллельно формировалась сербская община. Небольшая, потому что в основном сербы живут здесь непостоянно. В Москве около 25-30 тысяч сербов, которые занимаются различными работами, в основном строительством. Они приезжают в Москву на время стройки и, пока находятся здесь, посещают наш храм. Есть те, кто живет тут около 20-ти лет, то есть приехали в конце 80-х — начале 90-х годов. Но все равно их дом остается в Сербии, хотя они и могут иметь здесь какую-то собственность. Таких, которые живут тут постоянно, создают браки с русскими, немного. Тех, кто прожил в Москве 30-40 лет, практически нет.
— Какие особенности есть у общины в связи с тем, что в нее входят представители двух народов — русские и сербы? Вы служите на сербском языке?
— На сербском языке иногда бывают какие-то возгласы, а служб нет, потому что основное количество прихожан у нас русские. Зачем я буду служить на сербском и ущемлять права русских, если сербы, которые работают в России, все равно понимают церковнославянский язык? Естественно, традиционные сербские праздники — Крестную Славу, Колач — мы празднуем. И если крестятся или венчаются сербы, или меня просят освятить квартиру или офис, эти требы я совершаю на сербском языке.
— Община храма как-то помогает сербам, живущим в Москве? Например, тем, которые обучаются в российских духовных школах, в частности, в Московской духовной академии?
— Естественно. Мы помогаем в оформлении документов, регистрации, прописки. Стараемся помочь, если возникает необходимость встретить кого-то из аэропорта, предоставить возможность переночевать, показать город, как-то освоиться на новом месте.
Практически все студенты подают документы в МДА через подворье, через меня. Духовное образование — это очень важно, это будущее Церкви. Если сейчас молодые студенты не приносят особых плодов, они принесут их через 15-20 лет, когда будут занимать какие-то церковные посты, станут настоятелями, благочинными, архиереями. Я надеюсь, что эти связи между Сербией и Россией, которые важны для будущих отношений, будут укрепляться, в том числе и благодаря обучению наших студентов в российских духовных школах.
— Как строится жизнь общины Вашего храма? Вы собираетесь на трапезу после службы, ездите в паломничества?
— Мы не делаем трапезы для всех прихожан, но на Литургии часто бывают послы стран бывшей Югославии. Практически не бывает воскресенья, чтобы не пришел помолиться кто-то из посольства. Естественно, этих людей я приглашаю на трапезу — традиционное сербское кофепитие, а перед этим — на небольшую беседу. В общем, на трапезе у нас бывает человек 25.
Мы с прихожанами четыре или пять раз организовывали паломничества на Святую землю, ездили на Синай, в Сербию, Черногорию. Я сам был в этих поездках. По России как-то всем вместе поездить пока не получалось. Собираемся побывать на Валааме и в Санкт-Петербурге, но сейчас погода жаркая, это не очень удобно для путешествий.
— Владыка, Вы чувствуете себя здесь дома?
— Естественно, я уже обрусевший. Я же здесь учился и живу уже почти восемь лет.
— Есть разница между приходской общиной в России и в Сербии?
— Есть. Отличается сама структура церковной общины. Здесь приход — это как бы «любители», которые собираются с разных концов города. А в Сербии к каждому храму прикреплено определенное количество домов, в среднем от 300 до 500. Их жители обязаны приходить в свой храм и только там совершать все Таинства и обряды: креститься, венчаться, отпевать родственников. Они же обеспечивают жизнь храма — помогают со строительными работами, уборкой и так далее. При этом исповедоваться и молиться они могут и в других храмах.
Два раза в год — на Пасху и на Крестную Славу семьи — священник должен освятить квартиру. Пономарь или кто-то ходит по домам накануне и сообщает: «Завтра батюшка будет освящать квартиры. Хотите ли вы, чтобы он пришел к вам?». Также священник обязан навестить квартиру, если в ней сделали ремонт. Так что все сербы живут в освященных квартирах.
После Литургии, бывает, собираются. Иногда читаются какие-то лекции в публичных местах, залах. Люди настолько не просвещены, что над образованием еще работать и работать. Молодые, которые сейчас учатся в школах, многое знают о религии, Боге, церковных догматах. А те, кто жил при коммунизме, когда было популярно говорить, что ты неверующий, атеист, порой даже креститься не умеют.
— Ездят ли с приходом в паломничества? Есть ли при храмах воскресные школы?
— Да. Священник с прихода организует автобус и вместе с прихожанами отправляется в паломничество. А вот воскресных школ при храмах нет. Закон Божий у нас преподается в государственных школах. Преподают не все священники, а только те, которые имеют педагогическое образование и сдали экзамен, подтверждающий их компетентность как преподавателей.
— Что для Вас главное в общинной жизни вообще и в жизни Вашего прихода?
— Спасение души. В принципе, каждый из нас старается спасти себя и помочь спастись другим. Естественно, благодать Божия обитает в гармонии, благолепии, а не каком-то хаосе и мусоре, поэтому мы стараемся воссоздать красоту — и внешнюю и внутреннюю. Стремимся восстановить духовность, в жизни делать акцент на нравственных принципах, чтобы человек назывался христианином не потому, что носит платок и длинную юбку и умеет наложить на себя крестное знание, чтобы люди понимали, что такое Причастие, молитва, храм, вера. Чтобы причащались не потому, что «надо» или «помогает». Как многие говорят: «Мне сказали причаститься, потому что это поможет». А почему поможет — об этом человек не задумывается. Но ведь религия — это не опиум и не магия, она должна быть понятна. Вера же воспринимается и сердцем, и разумом. Есть многие вещи, которые мы не можем понять разумом и воспринимаем верой. Но есть те, которые мы можем понять и должны понять, и этому надо учиться. Верой надо жить и спасаться. Это сложный путь, в нем больше терний, чем цветов. Но мы же христиане и должны с любовью принимать все, что нам кажется неудачами, а на самом деле еще неизвестно, чем является для нашей души.
