Статья председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерея Всеволода Чаплина специально для портала «Интерфакс-Религия».
Вызывающее заявление адвоката Хасавова и последующая дискуссия вряд ли пошли на пользу общественному спокойствию. Впрочем, в этой дискуссии, как и в дискуссии вокруг кощунства в Храме Христа Спасителя, нет худа без добра. И в том, и в другом случае дискутанты дошли до самого нерва общественных противоречий, с которыми нам предстоит жить и которые придется аккуратно гармонизировать.
Отвечая Хасавову, сторонники радикального секуляризма много раз и очень громко повторили известную мантру: мы живем в светской стране, общество у нас светское, политика светская, законы и суды — только светские. Будто и нет в том же обществе значительных секторов верующих людей. Будто не действуют раввинские и церковные суды. Будто мусульманские лидеры не признали того, что религиозное правосудие в их общинах существует, даже если для этого не всегда требуется формальное учреждение шариатских или казыятских судов.
Да, абсолютное большинство верующих уважает светское государство, его законы и суды. Да, я, как и большинство моих единоверцев, считаю, что Церкви и другим религиозным общинам не нужно переходить грань, отделяющую их от государства, то есть становиться органами власти или позволять государству решать, что лучше, а что хуже в богословии или церковном управлении.
Но при этом последовательно верующие никогда не согласятся с утрированным пониманием светскости, призывающим устранить религию из общественной жизни. Не откажутся они и от того, чтобы следовать Божию закону и оценивать светское право с точки зрения его соответствия высшим духовным и нравственным принципам, данным неизменным Богом.
В Основах социальной концепции Русской Православной Церкви читаем: «Право призвано быть проявлением единого божественного закона мироздания в социальной и политической сфере... В тех случаях, когда человеческий закон совершенно отвергает абсолютную божественную норму, заменяя ее противоположной, он перестает быть законом, становясь беззаконием, в какие бы правовые одежды он ни рядился... Человеческий закон никогда не содержит полноту закона божественного, но чтобы оставаться законом, он обязан соответствовать богоустановленным принципам, а не разрушать их» (IV. 2-3). 28 апреля, посещая Народное собрание Болгарии, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл сказал: «Закон является ни чем иным, как отражением общего морального консенсуса в юридической плоскости. И если закон не соответствует моральному консенсусу, то становится несправедливым, несет отрицательное влияние и разрушает нравственные ценности людей».
Не случайно верующие за последние годы много раз протестовали против принятия законов, прямо противоречащих христианской нравственности. Некоторые из них могут войти в прямой конфликт с совестью верующего человека. Так, если нормы ювенальной юстиции будут предполагать изъятие детей у родителей, побуждающих своих чад к соблюдению поста, верующие не смогут таким нормам подчиниться. И нарушителем высшего закона будут не они, а те, кто станет исполнять беззаконный закон.
Сегодня христиане, слава Богу, устали быть приспособленцами. Слишком много они потеряли от этого и в советское время, и в девяностые годы. И поэтому вынуждать их — окриком, интригой, медийным давлением — к тому, чтобы навсегда признать «своим» общество, закрученное вокруг секулярного гуманизма, или потребления, или поликторректности, или безбожия советского образца — значит, перетендовать на лишение их свободы социального самовыражения. Которую они уже научились отстаивать.
За последние десятилетия наша Церковь много раз говорила на различных международных площадках о недопустимости монополии секуляризма на общественное устройство. Вот что говорится об этом в Основах социальной концепции: «Никакая социальная система не может быть названа гармоничной, если в ней существует монополия секулярного миропонимания при вынесении общественно значимых суждений» (XIV. 1). Дискуссия на эту тему в России отнюдь не закончена, но только начинается. И в обществе, где живут люди с разными социальными установками, она не может быть игрой в одни ворота. Особенно в условиях, когда секуляризм по всему миру, не исключая придумавший его Запад, свою игру проигрывает.
Умение сочетать в одной стране разные уклады, разные общественные модели всегда было сильной стороной России. Если мы сейчас обновим такое умение, нас будет необычайно трудно «развести на революцию». И не случайно отечественные секуляристы, требующие жесткой верности правовым идеям, рожденным в крови «великой» Французской революции и сейчас утрачивающим жизненность, так часто апеллируют к Западу и получают оттуда ответную поддержку.
Кстати, о политике. При всем уважении к политическим партиям, парламентским и непарламентским, старым и только рождающимся, при всем удовлетворении от диалога и сотрудничества с ними, при всем понимании того, что они сейчас обращают свои взоры к христианским ценностям, — я все-таки считаю, что их корреляция с группами, объединенными реальными общественными настроениями и интересами, все более относительна.
Похоже, у нас есть только три реальных «партии» — православных, мусульман и неверующих. И именно они будут определять будущее российской политики (малые группы, а также перебежчики из одной «партии» в другую, все равно войдут в орбиту в одной из них). У первых двух — немало активных членов и во многом общие нравственные и социальные ценности. У третьей — много денег, шоу-бизнес, возрастная часть бюрократической, экспертной и медийной элиты, некоторое количество зависимой от этих элит молодежи. Все три будут вести борьбу не только за десятки миллионов пока «не определившихся» граждан, но и за общественное устройство. При этом предлагая не совпадающие друг с другом модели устройства семьи, локального социума, закона, общества, государства.
Впрочем, ни одна из них не уничтожит и не вытеснит из страны другие. И значит, нам нужно вместе гармонизировать наши ценности и социальные модели, в том числе думая о том, как сделать правовое и общественное устройство максимально приемлемым для каждой из трех «партий». И значит — есть возможность систематизировать дискуссию и провести разумные реформы, которые всегда лучше, чем противостояние и вражда.
