Игумения Варвара (Сажнева) 23 года является настоятельницей Алексиево-Акатова женского монастыря в Воронеже. Приняв монастырь в практически полностью разоренном состоянии, матушка, как сказал митрополит Воронежский и Лискинский Сергий, «не только подняла его из руин, но сумела возродить духовно, и сегодня эта обитель стала источником силы и нравственного здоровья для многих и многих людей». В интервью сайту Синодального отдела по монастырям и монашеству игумения Варвара рассказала о игуменском призвании, особенностях выбора жизненного пути, о построении сестричества как духовной семьи.
— Матушка, Вы прошли долгий путь возрождения монашеской жизни в Вашей обители, было много трудов, горестей и радостей. Но теперь, когда монастырь восстановлен, скажите, что было самым сложным в жизни общины и какие задачи приходится решать сейчас?
— Монастырь восстановлен — это великая радость. Но самое трудное — работа над своей душой, и этого труда не стало меньше. Мы многому научились, живя в монастыре. Конечно, совершенству нет предела, но мы радуемся за те души, которые что-то обрели, что-то поняли, с чем-то смирились. И мы, в свою очередь, научились смиряться, принимать все происходящее как из руки Божией, заботиться не только о себе, но и о других и понимать, что назначение игумении состоит именно в этом. И благодаря этому я чувствую, как важна близость игумении с сестрами.
— Близость и взаимное доверие — если не главное, то, наверное, необходимое условие для того, чтобы монашеская община стала духовной семьей. Но как расположить, вдохновить сестер — чтобы они доверяли игумении, открывали ей свои души?
— Знаете, я думаю, что искусственно насадить доверие невозможно. Сегодня сестра может доверять тебе, а завтра настроение поменялось или еще что-то произошло... Враг ведь, он тоже искушает. В монашеской жизни не бывает все гладко. Все мы формируемся постепенно. Да, я хочу, чтобы сестра доверяла мне, открывала помыслы, но готова ли я, выслушав ее, дать правильный ответ и не повредиться по собственной неопытности? Наверное, для всего должно наступить свое время. Может быть, не одно поколение монахинь надо воспитать, чтобы возродить духовную жизнь в наших монастырях.
— Матушка, как Вы думаете, насколько необходим женскому монастырю духовник в наше время?
— Человеческая душа, особенно душа женская, склонна иметь опору. Мы не всегда можем точно определить, для чего нам нужен духовник — то ли для того, чтобы помочь решить духовный вопрос, то ли для того, чтобы нас просто пожалели, поняли, поддержали... Милостью Божией более двадцати лет я исполняю послушание игумении. На протяжении этого времени у нас в монастыре служили разные священники. Некоторым из них — в монашеском сане (они могли и не быть официальными духовниками) — сестры доверяли, но, к сожалению, нередко духовное руководство этих отцов приводило к разделению нашей монашеской семьи. Существуют духовные законы: для игумении душа каждой из сестер — родная. Игумения находится с сестрами двадцать четыре часа в сутки и постоянно чувствует духовную связь с ними. Священники же, которые служат в монастыре и которым исповедуются сестры, часто совсем не знают внутренней жизни обители. Или рассуждают так: если эта сестра у меня спрашивает о той или иной духовной проблеме, значит, это мое чадо, а если она пошла к другому батюшке, значит, не мое, и тогда уже она не так мне близка.
Я не хочу сказать, что так думают все священники. Нет. Просто такое явление встречалось нам на нашем пути. Для игумении же нет своих и чужих, для нее все свои. Было время, когда мы все очень хотели духовника. А сейчас все чаще приходится слышать от сестер: «Матушка, мы батюшке сказали это на исповеди, но не можем не сказать и вам, иначе душа не будет спокойна». И я чувствую, что между нами есть духовная связь.
К сожалению, у меня не было такого опыта, который получали будущие игумении в других обителях, возрастая рядом со старицами и словно от родной мамы получая от них все необходимое. Поэтому много лет подряд я задавала себе вопросы: как стать матерью сестрам? Нужен ли нам духовник? Ведь период становления духовной жизни монастыря — это очень непростое время. Все мы были моложе и очень нуждались в духовном руководстве. У нас у всех были родители, мать и отец, которые дополняли друг друга. Если чего-то не хватало в одном, бежали к другому, и конфликты разрешались. Так и в нашей монашеской семье, конечно же, чувствовалась потребность в таком духовнике, который бы нас объединял. Но сложилось иначе, и такой мечты сейчас у меня уже нет. Если раньше возникали вопросы, куда бы поехать, чтобы с тем или иным батюшкой посоветоваться, то сейчас эти порывы все тише.
Я думаю, что все мы входим в такой период жизни, когда наступает осознание, что от самого себя никуда не уйти. Никто за нас не проживет эту жизнь и не исправит наших ошибок, кроме нас самих. Все мы знаем заповеди. В каждой обители, конечно же, есть свои особенности, но устав у нас, в общем-то, один для всех. Если мы не будем его нарушать, то одно это уже может духовно сформировать монашескую общину. Когда игумения бывает с сестрами на службе, на трапезе, на правиле, в доступной форме проводит с ними беседы, этого бывает вполне достаточно для духовной жизни. Многие вопросы я стараюсь сама разбирать с сестрами; когда бывает нужно, обращаюсь за духовным советом. Наш монастырь расположен в непосредственной близости с епархиальным управлением, где ежедневно митрополит Воронежский и Лискинский принимает посетителей. У меня всегда есть возможность задать вопрос владыке Сергию. Пусть это будет три минуты или пять минут, но для меня это очень важно. Владыка служит у нас примерно раз в месяц, великим постом проводит беседы с сестрами. В свою очередь, я в течение всего дня доступна для сестер, все духовные вопросы мы стараемся не откладывать, а разрешать, так что, наверное, можно сказать, что у сестер есть потребность открывать душу игуменье.
— Матушка, что оказало влияние на Ваш выбор жизненного пути?
— Святые говорят, что о прошлом можно что-то сказать только спустя много лет. Оглядываясь назад, я бы сказала, что мое духовное формирование происходило в семье. Мои родители свой земной путь закончили в монашестве. Путь этот не был простым. Отец — инвалид войны, я была восьмым и последним ребенком в семье, и мое воспитание отличалось от того, которое получали мои сверстники. В моей жизни всегда было довольно много ограничений. Великим постом, например, играть в лапту мне разрешали только по воскресеньям. В будни — домашние дела, уроки... Лапта считалась развлечением, как и школьные вечера в посты или под праздники. Но именно эти ограничения помогли сформироваться такому качеству, как покорность, которое, конечно же, пригодилось в монашеской жизни. Ведь покорность — качество духовное. В православной семье ребенок формируется в покорности благой родительской воле. И когда он вырастает и создает свою семью, у него бывает гораздо меньше проблем, чем у обычных людей.
Сейчас мы все чаще слышим о том, что мало молодых людей выбирают монашеский путь. Но ведь не только в монастыри не хочет идти молодежь. Молодые люди точно так же не хотят создавать семьи, заводить детей... Порой встречаешься с кем-то из молодых и спрашиваешь, почему они живут в гражданском браке, почему не хотят венчаться? И в ответ слышишь: «Ой, ну а разве можно всю жизнь прожить с одной женой?» Все, что требует трудов, увы, часто не является привлекательным для современного человека, настроенного на развлечения. Современные люди боятся трудностей и часто даже сами себе не могут в этом признаться. Конечно, Господь через жизненные обстоятельства направляет человека на путь следования Его воле. Но я думаю, произволение все равно остается за нами. Я не могу ответить на вопрос, почему я стала монахиней. Думаю, это особое состояние души. Наверное, монашеский дух входил в меня, когда в юношеские годы я приезжала на приход Покровской церкви, где настоятелем был будущий владыка Никон. Там я всегда чувствовала умиротворение. Видимо, призвание было, и оно находило отклик в моей душе.
<…>
Полный текст интервью опубликован на сайте Синодального отдела по монастырям и монашеству.
Патриархия.ru
