С ноября 1990 года владыка Евлогий бессменно возглавляет Владимирскую кафедру. А в июле 2013 года он стал главой новообразованной Владимирской митрополии, в составе которой три епархии: Владимирская, Александровская и Муромская. Митрополит Евлогий по-прежнему много служит в приходских и монастырских храмах. Он деятелен и энергичен. За несколько дней до своего 80-летия, отмечаемого 13 января 2017 года, архипастырь ответил на вопросы корреспондента портала «Монастырский вестник».
Выбор жизненного пути
— Владыка, какое событие Вашего далекого детства Вы бы сегодня назвали знаковым, судьбоносным?
— Конечно, поездку в Москву, о которой я упоминал в своей статье. Мне думается, наша многодетная семья попала в орбиту пристального внимания и доброй заботы со стороны государства потому, что стала своеобразным символом возрождения жизни после той страшной войны. Она вселяла в людей надежду, что все наладится, а значит, можно строить планы на будущее, создавать семьи, безбоязненно рожать детей, как супруги Смирновы. В Москве, отмечавшей свое 800-летие, состоялось тогда и церковное чествование юбилея столицы. Главное празднование проходило в Патриаршем Богоявленском соборе. Служил Патриарх Алексий I, который, спустя годы, рукополагал меня во иеромонаха и сразу возложил на меня наперсный крест.
Возвращаясь из Москвы в родной город Кемерово, я, десятилетний мальчишка, объявил маме, что стану священником. «Только никому об этом не говори», — попросила она. Но какое там! Я, что называется, раззвенелся: по приезду поведал о своей мечте одноклассникам — маму тут же вызвали в школу. Меня увещевали, просили молчать — бесполезно. От избытка сердца уста глаголют...
А у мамы через несколько лет, когда я уже служил у Патриарха Алексия I старшим иподиаконом, произошла личная встреча с Его Святейшеством. Однажды он сказал мне, что хочет повидаться с моей родительницей, посвятившей жизнь рождению и воспитанию десятерых детей, и пригласил ее в свою резиденцию в Переделкине. Во время завтрака они долго беседовали — простая женщина, получившая звание «Мать-героиня», и Предстоятель Русской Православной Церкви...
Вспоминается еще один момент, связанный с Патриархом Алексием I. Святейший часто проводил в Московской духовной академии вечера памяти особо почитаемого им митрополита Московского и Коломенского Филарета (Дроздова). Как-то я подготовил доклад на тему «Богослужения митрополита Филарета (Дроздова)». Патриарх поинтересовался у организаторов вечера, кто выступит от лица преподавателей, и, узнав, попросил дать ему мой доклад заранее, чтобы он мог с ним ознакомиться, дабы избежать повторов в своем выступлении. Оглядываясь назад, скажу: всех трех приснопоминаемых Патриархов — Алексия I, Пимена, Алексия II, — по благословению которых мне было суждено пройти разные послушания с высокой степенью ответственности, можно назвать необычайно яркими звездами на небосклоне нашей новейшей Церковной истории.
А вот памятное для многих событие из недавнего прошлого: с великой духовной радостью встречали владимирцы Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, прибывшего во Владимир 7 сентября 2014 года с однодневным Первосвятительским визитом, чтобы возглавить торжества по случаю 800-летия Владимирской епархии. «Если бы не было Владимира, то никогда и Москва не стала бы первопрестольной столицей», — подчеркнул он особое значение древнего города в истории России и Русской Православной Церкви.
— О том, как Вы стали первым наместником первой возвращенной Церкви советской властью обители в Москве, Вы живо, с интересными подробностями рассказали в своих книгах «Данилов монастырь: дневник возрождения» и «Это было чудо Божие». Многие страницы воодушевляют: какой был подъем, какая деятельная вера! Но есть страницы, пропитанные горечью, где Вы пишете, что мало кто в то время смотрел на Даниловское братство как на монастырь...
— Да, и меня иногда даже поправляли: не «монастырь», а «административный центр». Одни утверждали, что в Даниловом ничего серьезного нет и не будет, другие считали непомерной строгостью (чуть ли не фанатизмом) наши уставные богослужения и быт. Некоторых смущало, почему мы медлим с освящением храмов. Это сбивало с толку, удерживало от пожертвований. Кроме того, люди, в которых мы очень нуждались, боялись поступать к нам. Искушения настигали братию всюду. Не припомню ни одного дела по монастырю, которое бы не сопровождалось кривотолками. И в своих воспоминаниях я написал: «Делаешь доброе, полезное дело согласно, скажем, уставу Церкви, духу монастыря, а мир воспринимает его совсем иначе. Видимо, добро всегда рождается в муках и встречается сопротивлением. Об истинном, настоящем добре сейчас в мире пекутся меньше всего: преобладает то внешнее, что в Евангелии названо ложью и лицемерием. В духовной жизни не может быть компромисса, нельзя работать двум господам. Из одного источника не течет сладкая и горькая вода...» Но, хотя начало возрождения было неимоверно трудным, неизреченную милость Божию мы видели в том, что братство еще не окрепшей обители поддерживал Святейший Патриарх Пимен. Я помню, как он всей душой болел за наш монастырь. А сколько было радости, когда мы получали благословение Его Святейшества на монашеские постриги! К слову, хорошо знавшие Предстоятеля люди полушутя-полусерьезно говорили, что он не стал Патриархом — он им родился. Такой был самородок! Неся послушание наместника Свято-Данилова монастыря, я стал свидетелем радостного этапа: когда Церковь решительно настроилась на возрождение, не замедлили появиться необыкновенные люди, взявшие на свои плечи труды по восстановлению Данилова. Отозвались лучшие из лучших: архитекторы, реставраторы, иконописцы, инженеры, искусные кузнецы. Если начну перечислять всех специалистов, это займет слишком много времени...
Восстановление или «новое погубление»?
— Наверное, приобретенный потом и кровью опыт наместничества в столичном монастыре помог Вам в Оптиной пустыни, куда Вы получили назначение на должность наместника летом 1988 года? Схиархимандрит Илий (Ноздрин) пишет, что архимандрит Евлогий (Смирнов) со всем усердием поднимал духовную жизнь и восстанавливал физическое состояние обители...
— Время по-прежнему было сложное, коварный враг рода человеческого только усилил нападки. Сразу же нашлись недовольные моей кандидатурой на этом посту, резко осудившие первые шаги наместника. Они заявили, что началось не восстановление прославившейся старцами и монахами Оптиной, а ее «новое погубление». Дескать, после богоборцев, разрушивших святыню, монахи продолжают ее осквернять. Это передали по «Голосу Америки», обвинение прозвучало на весь мир. Однако чуть позже произошло следующее: во время августовского путча 1991 года одно серьезное мероприятие было перенесено из Москвы во Владимир. Оно собрало во Владимире русских эмигрантов — участников Первого конгресса соотечественников. Меня (я уже возглавлял Владимирскую кафедру) тоже на него пригласили. И вдруг в конце встречи поднимается зарубежный корреспондент и на весь зал заявляет, что хочет принести мне публичное извинение за то, что, когда я был наместником Оптиной пустыни, радиостанция «Голос Америки» лила на меня грязь. Позже не только он, но и другие сотрудники осознали, что это клевета. Для меня, признаться, такой поворот оказался неожиданным. Подумал, что, вероятно, прозреть тому человеку и его коллегам помогли сведения о моей поездке в Париж, совершенной по благословению Святейшего Патриарха Алексия II.
Дело в том, что русские эмигранты, жившие во Франции, зачитывавшиеся Достоевским, знали об Оптиной пустыни и, услышав по «Голосу Америки» о ее «новом погублении», упросили Его Святейшество отправить наместника монастыря для беседы с ними. Я прибыл в Париж, рассказал представителям русской диаспоры все, как есть, ответил на вопросы. Это их вполне удовлетворило. А в Оптиной пустыни за два с небольшим года моего служения, слава Богу, удалось сделать немало. В том числе — открыть Иоанно-Предтеченский скит. История со скитом весьма примечательная! Министр культуры РСФСР Юрий Мелентьев сказал мне: «Монастырь восстанавливайте, но скит Вы, может, не станете трогать? В память о том, что до революции там побывали наши великие писатели. Пусть останется сочетание духовной и культурной составляющих...» А через два или три месяца он приглашает меня в Министерство и говорит: «Хочу подписать с Вами договор о передаче скита монастырю». — «Знаете, какой день Вы для этого выбрали?» — спрашиваю у него. — «Какой?» — «День памяти преподобного Макария, к которому в скит на исповедь приходили и Николай Гоголь, и религиозный философ Алексей Хомяков, и другие представители культурной элиты своего времени!»
<…>
Беседовала Нина Ставицкая
Полный текст интервью опубликован на сайте Синодального отдела по монастырям и монашеству.
Патриархия.ru
