Настоятель Успенского Бештаугорского Второ-Афонского монастыря архиепископ Пятигорский Феофилакт дал интервью порталу «Монастырский вестник».

— Ваше Высокопреосвященство, будучи архиепископом, Вы являетесь и настоятелем Успенского Бештаугорского Второ-Афонского монастыря. Трудно ли совмещать эти два служения?

— Мне бы хотелось не совмещать их, а жить своим служением, и я делаю все для того, чтобы быть монахом, находиться в монастыре и нести послушание, которое Церковь доверила епископу. У меня был опыт жизни вне монастыря, когда по благословению архиерея пришлось строить храм и основывать общину, в том месте, где ее никогда не было, начинать все с нуля. Приходилось исполнять и административные послушания, и тогда моим монастырем была семинария, где я жил.

А когда я был назначен в восстановленную Пятигорскую епархию, воспользовался счастливой возможностью жить в монастыре, и это было долгожданное и по сей день для меня очень радостное решение. Я обрел дом, и, знаете, все остальные житейские вопросы: где строить архиерейский дом и прочие, были как-то очень быстро решены. В монастыре есть игуменский дом, есть возможность совершать богослужения в домовом храме, там же можно проводить приемы и встречи, в которых мне, как архиерею и священноархимандриту, приходится принимать участие.

— Освященный Архиерейский Собор утвердил принятое Межсоборным присутствием Положение о монастырях и монашествующих. Когда документ проходил стадию обсуждения, в сетевых дискуссиях часто поднимался вопрос взаимоотношений архиерея с монастырями епархии. Что, на Ваш взгляд, необходимо делать архиерею, чтобы монашеская жизнь развивалась?

— Да, в монастырях нашей епархии мы тоже обсуждали этот документ, читали комментарии на площадках Присутствия, знакомились с отзывами архиереев. Вопрос взаимоотношений архиерея с игуменом и у нас очень живо обсуждался. Если говорить о положительной стороне дела, то мы видим хорошие примеры развития монастырей в епархиях, когда архиерей заинтересован в этом. Только ему надо стараться самому быть примером для монашествующих.

Я глубоко убежден, что монастыри не строят, их основывают. Основать монастырь — это и значит стать примером для братии. Примером собственного отношения к происходящему вокруг, к жизни, к богослужению, к молитве, к монашескому деланию. Ведь если монастырь только строить, то духовная жизнь в обители едва ли быстро наладится. И это поручение я даю, прежде всего, самому себе.

— Обсуждали ли участники Собора Положение, или документ был принят без обсуждения?

— Документ обсуждался на Соборе, обсуждение было очень живым. Некоторые его положения были дополнены, некоторые изменены. Но, конечно, выступавшие участники дискуссии исходили из опыта и традиций своих монастырей. Например, достаточно живо обсуждался вопрос, связанный с жизнью монахов вне монастыря. Известно, что в академической среде есть такое понятие как ученое монашество, а вот как быть в епархиях, когда священноиноки служат на приходах? Как относиться к этой практике? В некоторых случаях она бывает оправдана местом служения. Например, в нашей епархии есть такие приходы, где служат иеромонахи. Это очень маленькие общины, находящиеся в окружении инославных. Отцы несут свой монашеский подвиг, в том числе связанный и с недостаточной материальной обеспеченностью общин, находящихся в таком положении. Семейному священнику было бы трудно, например, прокормить детей в подобных обстоятельствах. Этим общинам финансово помогает наш монастырь, и здесь служение монахов на приходах оправданно. А в других случаях? Всегда ли монах должен оставаться в обители? На Соборе прозвучали важные мысли о том, что монахи должны быть, по крайней мере, приписаны к монастырю, по возможности приезжать на братские правила, исповедоваться у духовника, совершать в монастыре богослужения и понимать, что монастырь для инока — подобен матери для ребенка, от которой нельзя отрываться. 

— А что ученое монашество? Есть ли, на Ваш взгляд, у Церкви потребность в нем?

— Знаете, я даже так скажу: когда человек, посвящая себя науке, решает быть монахом, чтобы всецело отдавать себя служению, это очень полезное и доброе дело. Такой человек имеет для этого больше времени и возможностей, и научная работа может стать для него своего рода деланием.

— Но ведь в монастыре есть и другие послушания. Найдется ли у него время на занятия наукой?

— Если мы говорим об ученом монашестве, то братии, проявившей себя способной к такого рода занятиям, как правило, и в монастырях даются определенные послушания: в библиотеке или образовательном центре, где есть время заниматься исследовательской работой, писать книги, общаться со студенческой и ученой аудиторией.

Когда я приехал в Пятигорскую епархию и начал жить в монастыре, сразу выяснил, у кого из братии какое образование. В результате разговора мы пришли к выводу, что братиям, не закончившим духовную семинарию, хорошо было бы завершить процесс обучения. В Ставрополе есть семинария, и братия приняли мое предложение даже не как послушание, не как благословение, а как мою готовность поддержать желание учиться. Но, конечно, нужно, чтобы сам человек имел это желание. Ведь способность овладевать научным знанием это тоже талант, дар, которым можно служить Богу в монастыре. Если человек наделен даром слова, он мог бы заниматься пресс-службой, мог бы качественно общаться, в том числе и с прессой, создавать правильную информационную повестку, находить поводы для рассказа о монастыре, событиях монашеской жизни. Если у человека есть желание заниматься историей, для него было бы полезно изучить историю собственного монастыря. Один из насельников нашей обители, например, возглавляет епархиальную комиссию по канонизации, именно потому, что у человека есть способность к анализу исторических фактов, умение работать с историческими документами и архивными материалами.

Очень хорошо насельникам монастырей иметь духовное образование. Ведь люди, приезжающие в обитель с внутренней жаждой найти ответы на жизненно важные вопросы, доверяют человеку, живущему в монастыре. И нередко, встречая любого человека, облаченного в черную одежду, готовы рассказать ему обо всех своих проблемах и переживаниях. Конечно же, тот, кому люди доверяют свои души, должен разбираться в вопросах веры, чтобы дать правильный или, говоря современным языком, качественный ответ. Чтобы этот ответ действительно принес утешение и расположил человека к духовной жизни.

— В Вашей епархии четыре монастыря?

— Да, точнее, три монастыря и одна монашеская община, которая только-только начинает свое становление, и это непросто, как, наверное, и должно быть. Я очень надеюсь, что традиция монашеской жизни будет развиваться у нас и дальше. Слава Богу, совершаются монашеские постриги. Я всегда с радостью приезжаю на постриги в женские обители. Недавно один из студентов Петербургской духовной академии, воспитанник православной гимназии Кисловодска, принял монашеский постриг. Это добрый признак правильного воспитания, прежде всего. И для нас это большое событие, подобное рождению человека.

Перед нашими монастырями сегодня стоит еще много хозяйственных вопросов, связанных со строительством и другими проблемами, но самым главным служением, в том числе и здесь, на Кавказе, являются богослужение, проповедь, общение с людьми. Именно это более всего привлекает прихожан. Не красивые стены или ухоженная территория, хотя все это, конечно, радует глаз, но прежде всего молитвенный дух и пастырское попечение о людях, которые приходят в монастырь, и это должно быть самым главным нашим деланием.

— В интервью Вы не раз говорили о том, что ездите на Афон. Что Вам и братии дают эти поездки?

— Можно сказать, что сама история Успенского Бештаугорского Второ-Афонского монастыря обязывает нас к этому. История назидает человека. Наш монастырь был основан до революции выходцами со Святой Горы Афон, и афонские традиции братия считают родными для нашей обители. За последние несколько лет все насельники монастыря побывали на Афоне.

— Много ли братии в монастыре?

— Двенадцать человек. Но, слава Богу, это братия, которые уже на протяжении долгого времени являются насельниками нашей обители и представляют собой крепкую монашескую общину. В разное время в монастыре живут послушники, трудники, паломники. Мы стараемся поддерживать афонскую традицию на Кавказе, но, естественно, в реалиях нашей сегодняшней жизни. Например, мы не можем жить и совершать богослужения по афонскому времени, потому что монастырь несет большую миссионерскую нагрузку. Приезжают паломники, с которыми общается братия, мы стараемся возродить практику духовничества в своем монастыре.

Еще одна традиция, которую мы поддерживаем в нашей обители, и я рад, что она прижилась у нас, — это ежедневное присутствие братии за богослужением. Все насельники монастыря молятся за утренним и вечерним богослужением и только потом расходятся по послушаниям. Конечно же, у братии есть время для келейной молитвы и чтения, которое каждый проводит так, как считает полезным и как благословляет духовник.

Из афонских традиций можно вспомнить и ту, что у нас есть день, когда мы не принимаем паломников. Монастырские врата не открываются по понедельникам. Но, конечно, если к нам приходит человек, который нуждается в общении или помощи, мы ему не отказываем. Хотя уже многие знают, что есть день, когда монастырь не принимает паломников. Утреннее и вечернее богослужения совершаются своим чередом, но братия проводит понедельник с большим вниманием к своей внутренней жизни. Есть возможность пойти в библиотеку, почитать, помолиться у себя в келье или просто побезмолвствовать.

Сейчас слишком много разной информации, которая нарушает внутреннюю молитвенную тишину. Современному человеку очень не хватает именно тишины. К сожалению, эта проблема касается и монастырской жизни. Монаху нужно уметь разбираться в том, что он впускает в свою душу, в свое сердце, и оставаться в каком-то смысле несовременным человеком — человеком вечности, уметь принадлежать небу.

— Когда Вы в последний раз вернулись с Афона, что больше всего хотелось укоренить у себя в обители?

— Чтение духовных книг. И не просто, как это у нас бывает за трапезой, когда фоном звучат житие того или иного святого или какие-то поучения, а именно осмысленное прочтение духоносных текстов. Мы со Святой Горы Афон привезли немало книг современных авторов. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в «Приношении современному монашеству» говорил, что необходимо изучать жизнь близкого тебе по времени подвижника и подражать ей. Тогда будет понятна духовная жизнь. Несомненно, жизнь подвижников раннего христианства многому может научить, но подвижники, которые жили в близкое нам время, более понятны, а значит, становится понятным и само искусство святости. Теперь мы читаем, изучаем, обсуждаем привезенные с Афона книги, размышляем над прочитанным, и меня очень радует эта традиция.

— Вы читаете эти книги келейно или за трапезой?

— Обычно во время и после трапезы читаем и обсуждаем прочитанное. В некоторых монастырях на Афоне я видел, как на трапезе читается поучение, а потом геронда обязательно говорит братии какое-то слово, кратко толкует прочитанное. Если это поучение древнего отца, то толкует, как его можно применить сегодня. И такой диалог, живое слово обсуждения назидает братию.

— На трапезе после богослужения в епархиальном доме мы тоже в какой-то мере смогли приобщиться к Вашим беседам. Вы рассказывали своим прихожанам и сотрудникам, как быть счастливым. Пожалуйста, поделитесь этими размышлениями с читателями «Монастырского вестника».

— Во время торжеств, посвященных 100-летию восстановления Патриаршества в Русской Православной Церкви, мне, по благословению Святейшего Патриарха Кирилла, довелось сопровождать Блаженнейшего Патриарха Антиохийского Иоанна X. Надо заметить, что, Патриарх Иоанн, воспитанник Святой Горы, много лет прожил на Афоне, подвизался в одном из монастырей, и афонская традиция теперь перенесена им в современные реалии его жизни и служения. В беседе с Его Блаженством, один из учеников Патриарха сказал замечательные слова о том, как быть счастливыми людьми. «Счастье — это не цель, — сказал он, — а путь, ведущий к Богу. И мы призваны быть счастливыми людьми сегодня, потому что не знаем, что будет с нами завтра». Очень просто и ясно: не мечтать о завтрашнем дне, а сегодня быть счастливыми, радоваться тому, что есть сейчас.

— Владыка, есть ли, на Ваш взгляд, особенности у духовной жизни на Северном Кавказе?

— Наверное, человеку свойственно всюду искать что-то особенное. «Что есть особенного в вашем монастыре или в вашем храме?» — спрашивают люди, приходя в новое для себя место. В духовной жизни, на мой взгляд, особенным может быть только сам человек. Главная особенность человека — это образ и подобие Божие. Это — возможность изменять себя, освящать в себе этот образ, меняться, становиться человеком.

Что же касается Кавказа, то правильнее было бы говорить о его традициях. Кавказ — это пространство, на котором живут люди разных национальностей и разных религиозных традиций. Если сравнивать наш регион с Центральной Россией, где в основном проживают люди христианской традиции, здесь на Кавказе живут и представители исламской традиции. Это, конечно же, налагает определенный отпечаток на все местное население — и поведенческий, и внешний, который тоже нетрудно заметить.

Думаю, что многие, когда приходят в наши храмы, обращают внимание на то, что и Православная Церковь на Кавказе многонациональна. Мне довелось служить на Урале, в Москве, в Смоленской области, и там в основном своем большинстве верующие — это люди одной национальности, одной языковой и национальной культуры. Здесь не так. Русские, казаки, грузины, армяне, греки, кабардинцы, черкесы, осетины и представители многих других национальностей составляют население этого региона. В связи с этим в Спасском кафедральном соборе нашего города есть изображения святых, которые подписаны на национальных языках. Например, имя святой Тамары написано и на церковнославянском, и на грузинском языках. Это является свидетельством уважения к пастве многонационального Кавказа.

Можно заметить и то, что здесь нет традиции отмечать праздники со спиртным, в том числе и потому, что у соседей-мусульман употребление алкоголя запрещено. Спиртное не является самым важным атрибутом празднуемого события, и без алкоголя уже, слава Богу, многие научились обходиться. Но все поздравляют друг друга, и нет ничего особенного в том, что священник поздравляет местного имама или муфтия с Курбан-байрамом. А муфтий поздравляет нас с Рождеством Христовым. Мы дарим друг другу подарки. Вот, например, на Рождество муфтий Карачаево-Черкесии на протяжении нескольких лет дарит нам ягнят. Эта традиция, наверное, впервые появилась у нас на Кавказе. В Пятигорске начали это делать, а теперь, смотрю, за нами стали повторять это во многих регионах России. На территории храмов устанавливают вертепы, где детишки могут полюбоваться маленькими живыми овечками. И, на мой взгляд, это тоже хороший знак добрососедских и искренних отношений между людьми разных национальностей и культур.

Соседи, живущие на одной улице, бывают друг у друга на свадьбах, стараются поддержать друг друга, когда кто-то умирает: раздают помин, просят молитв об умершем и доброго слова памяти о нем, независимо от того, к какой традиции принадлежат. На Кавказе люди умеют уважительно относиться друг к другу, и это традиция, которую можно считать особенностью, и которой можно поучиться.

— Особенность, которую можно считать и основой мирного существования разных народов…

— Да, но есть немало и провокационных вызовов. Вообще провокация — это старая уловка нечистого духа, и надо понимать, что любая провокация — это испытание веры. Есть, конечно, те, кто хотел бы видеть эту территорию другой. Но, слава Богу, это наш дом, и мы в нем живем. Конечно, когда говорят о Кавказе, можно услышать разные эпитеты: Кавказ огнедышащий, Кавказ нерусский, Кавказ еще какой-то... Но для нас Кавказ — это дом, и, когда мы думаем и говорим о своем доме, то называем его Благословенным Кавказом. Для всех населяющих его народов.

— Вы родились и выросли в Грозном. Во время войны Вам пришлось покинуть этот город. Опыт отношений между людьми, которые были добрыми соседями, но заняли разные позиции относительно линии фронта во время военного конфликта, какой он для Вас?

— Очень тяжелый. Я родился и вырос в Грозном, а уехал оттуда во время Первой чеченской компании. В памяти остался такой образ: по улице после авианалета идет женщина и тянет за собой на санках какое-то кресло из парикмахерской. У нее был вид совершенно обезумевшей. Не думаю, что это кресло было ей особенно нужно или как-то помогло бы выжить ее семье. Я остановился, поравнявшись с нею, а она, увидев священника, спросила: «Есть ли Бог?» Я ответил, что если она жива и задает этот вопрос, значит, несомненно, есть. Женщина опустила глаза, равнодушно посмотрела на свой трофей и сказала, что, скорее всего, Его нет.

Помню и другое. Вместе с соседями мы собирали продукты, чтобы отнести их пожилым одиноким людям в дом престарелых. Это очень объединяло нас. Когда жители Грозного узнавали, для кого мы собираем пропитание, выносили из домов все, чем можно было поделиться, хотя самим едва хватало пищи и чистой воды. Но делились, и просили поддержать тех, кому было еще труднее. Отдавали последние лекарства старикам. Тогда я видел пример самой настоящей жертвенности и искреннего отношения к ближним.

— Наверное, самое сложное после войны — простить друг друга. Сейчас мы живем в мире с чеченским народом. Молимся о том, чтобы воцарился мир и на Украине. Мы призваны прощать друг друга. Получилось ли это у участников Чеченских событий? Есть ли положительный опыт, которым можно воспользоваться?

— Это не просто. Если говорить о территории современной Чеченской республики, то за время этого страшного внутреннего конфликта, который длился не один месяц и не один год, выросло целое поколение людей с украденным детством, израненной душой и тяжелейшим жизненным опытом. Не так-то легко разложить все по полочкам даже в своей собственной душе.

Примириться — это ведь и значит простить, сделать простым, выпрямить, сформировать свое отношение к собственной истории, в которой не должно быть «темных комнат». Суметь посмотреть на нее не как на завершенный процесс, а как на продолжающуюся цепь событий, в которой ты призван оставаться человеком и что-то делать для этого.

Это не значит оправдать кого-то или что-то, это значит благодарить Бога за собственную жизнь и возможность что-то делать в ней. Помнить обо всем, что произошло, не для того, чтобы обижаться и мстить, а для того, чтобы больше никогда не повторять ошибок. Когда наступает предконфликтная ситуация, понимать, что если вы рассоритесь и перестанете быть друзьями, после начнется долгий и страшный период внутренней войны, которая не принесет ни покоя, ни удовлетворения. Война не приносит тишины. Она тишину разрушает. Она приносит только лишения. И этот опыт очень важен, в том числе и для духовной жизни. Его можно хранить в памяти, чтобы не допускать войны в себе самом. Как говорит Апостол: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12:21). Ненависть нельзя впускать хозяйкой в свое сердце и свою жизнь.

— Владыка, Вашим далеким предшественником по кафедре был святитель Игнатий, епископ Кавказский. Чувствуете ли Вы духовную связь с ним?

— Да, и Вы знаете, это ко многому обязывает, заставляет очень серьезно взвешивать свою собственную жизнь. Он близок нам и потому, что ходил по улицам наших городов, служил в храмах, в которых мы сейчас молимся. Благодаря знакомству с жизнью святителя Игнатия, мы возродили в нашем городе праздник «Благословение вод». В этот день совершается крестный ход из храма по Курортному бульвару к озеру Провал, которое в свое время освятил епископ Игнатий. Тогда к нему был сделан тоннель, и теперь по нему наши гости могут подойти к озеру, полюбоваться им, помолиться у установленной иконы целителя Пантелеимона.

Живая связь с человеком, который трудился на благо Кавказского края, очень чувствуется, она вдохновляет людей подражать жизни святителя. Мы стараемся быть похожими на него и в том, как он общался с людьми после пережитых ужасов продолжавшейся Кавказской войны, поддерживая в людях веру, надежду, помогая раненым и лишившимся семей. Святитель Игнатий пользовался авторитетом у горцев, и в основе этого авторитета было не высокое положение его родного брата, который был губернатором Ставрополья, а подвижническая духовная жизнь самого епископа Игнатия. Он был человеком, свободным от страхов, хотя и жил в регионе, о котором многие могли сказать, что жилось там страшно. И эта его свобода от страха и нам, его потомкам, дает силу любить свою землю, свою Церковь, свои традиции.

Беседовала Екатерина Орлова

Синодальный отдел по монастырям и монашеству/Патриархия.ru