Ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета протоиерей Владимир Воробьев в интервью корреспонденту портала Седмица.ru рассказал об образовательном стандарте «Теология» и его месте в ряду других научных дисциплин.
― Отец Владимир, в феврале Вы принимали участие в прошедшей в РИА «Новости» пресс-конференции, посвященной вопросу внесения теологии в число научных специальностей, по которым ВАК присуждает ученые степени. На этой пресс-конференции директор Департамента государственной научно-технической инновационной политики Министерства образования Александр Наумов пообещал, что уже в апреле этого года теология будет введена в номенклатуру ВАК. Конечно, хотелось бы надеяться, что это, наконец, действительно произойдет, и теология в России, как и в большинстве стран мира, займет подобающее ей место среди научных дисциплин. Но все же официальное признание теологии ВАКом не устранит до конца всех проблем, существующих сегодня в связи с тем, что долгие годы наша церковно-академическая среда существовала, так сказать, в иной системе координат, не совпадавшей с государственной. Как, например, решить вопрос с церковными учеными степенями? Будут ли по-прежнему параллельно сосуществовать научные степени, выдаваемые Церковью и ВАКом?
― Я думаю, что первое время степени будут существовать параллельно. В перспективе, возможно, конечно, их уравнивание и даже замена церковных степеней на светские. Но это может случиться, если и далее процесс будет развиваться в правильном направлении. Тогда мы придем к системе, которая издавна существует в Европе. Там различные университеты выдают свои дипломы и присваивают степени. Соответственно, существует в качестве равноправной другим степеням и степень «доктор теологии».
Закон об образовании, который сейчас разрабатывается, стремится переделать нашу систему на западный манер. Но наша централизованная система присвоения степеней возникла в советский период. Монополия в образовании, как и в экономике, ― это типичное свойство социализма. При капитализме существует рыночная система, как в экономике, так и в образовании. Каждый предлагает свой товар, каждая фирма старается сделать его лучше, поэтому существует нормальная конкуренция. Так же в Европе каждый университет выдает свой диплом. Там нет государственных стандартов. Если так когда-нибудь будет устроено образование в России, то у нас также появятся равноправные степени, полученные от государственного вуза, от церковной Духовной академии, от еще какого-нибудь университета или иной высшей школы.
― То есть диплом МГУ и диплом Духовной академии будут равны?
― В будущем в принципе могут оказаться равны в смысле юридической правомочности. К этому надо стремиться. Сейчас до этого пока еще далеко, думаю, пройдет еще немало лет, прежде чем это сможет произойти.
― Отец Владимир, в связи с предполагаемым признанием теологии ВАКом закономерно возникает вопрос: как будет обстоять дело с другими конфессиями?
― Другие религии (речь идет, конечно, о традиционных), безусловно, находятся в равных условиях с Православием.
― Вопрос об официальном признании теологии научной дисциплиной в России дискутируется уже несколько лет. За положительное решение этого вопроса выступают многие, но и противников «реабилитации» теологии немало. Особенно часто голоса «против» раздаются из стана ученых-религиоведов. В этой связи хотелось бы уточнить: в чем вообще основное различие между религиоведением и теологией? Почему религиоведов не устраивает теология, а Церковь не устраивает религиоведение?
― Во-первых, сказать, что нас это не устраивает совершенно, нельзя. Мы не против религиоведения. Религиоведение и теология соотносятся примерно, как музыка и музыковедение. Одному нужна лекция по музыке, а другому нужна сама музыка. Одно другому не мешает, но одно другого и не заменяет. Думаю, если кому-то нужна сама музыка, то лекций будет недостаточно.
Так же и с теологией. Теология ― древнейшая наука, с нее начинались все европейские университеты. Она охватывает большой комплекс знаний: это и исторические науки, и филология, и археология, и, то, что относится к сфере искусства, и, конечно, философские проблемы, то, что связано, прежде всего, с нравственным учением. Всякая религия является в некотором роде учением, теология в большой степени включает в себя это учение. Иначе говоря, теология основывается на религиозном опыте, но и сама не только изучает этот опыт, она и рождается, и развивается в сфере этого опыта.
Религиоведение же появилось сравнительно недавно. Оно изучает религии в сравнительном аспекте. У нас в России религиоведение все время хочет встать над религиями. Но этот «взгляд извне» неизбежно тяготеет к атеизму. Когда атеист начинает оценивать религию ― это, по меньшей мере, неинтересно, а главное ― необъективно, предвзято. Представьте, человек, который не имеет никаких музыкальных способностей и образования, вдруг возьмется всерьез судить о музыке ― это очень сомнительно и не вызывает энтузиазма у слушателей.
Дело осложняется еще и тем, что у нас существовал при советской власти «научный атеизм» как идеологическая дисциплина. Он в обязательном порядке преподавался во всех вузах. Существовала огромная армия «научных атеистов», так называемых идеологических работников, которые очень мало понимали в предмете, но твердо знали, что они должны воспитывать советских людей в атеистическом духе. После перестройки «научный атеизм» закрыли, и армия «научных атеистов» осталась без работы. Их надо было как-то трудоустроить. И они мгновенно стали религиоведами, причем многие из них стали докторами философских наук, профессорами религиоведения. Поэтому наше современное религиоведение от такой мощной «подпитки» «научными атеистами» приняло соответствующее направление, и не свободно от их влияния до сих пор.
― Тогда получается, что у религиоведения нет будущего?
― Больших перспектив у религиоведения пока, действительно, не видно. В эту область мало кто хочет идти. Поэтому многие религиоведы так решительно боролись с введением теологии, видя в теологах явных конкурентов для себя и понимая, что они не могут с ними конкурировать.
― Как, по-Вашему, на какой опыт следует опираться при введении теологии в российских вузах? Нужна ли нам в этом ориентация на Европу?
― Относиться к этому нужно с большой осторожностью. В этом вопросе нельзя допускать категорических суждений. У России есть, конечно, своя собственная стать, свой, опыт, своя история, свои традиции, поэтому делать все непременно так, как это устроено во Франции или Германии, мы и не должны, и не можем.
Но с другой стороны, мы живем не на другой планете, мы себя мыслим в составе Европы. И игнорировать опыт европейских стран было бы просто абсурдно: там очень много полезного, много хорошего. Если есть желание всю нашу систему образования переделывать, то совершенно ясно, что не учиться тому, что в Европе есть конструктивного в этой сфере, было бы просто нелепо.
Конечно, для нас наиболее интересен опыт западноевропейских университетов, возникших некогда в русле католической традиции. Там система университетского образования существует уже много столетий, и есть немало старых университетов с наработанными в течение веков традициями, опытом. Есть и современные университеты. Их опыт отношений с государством и с Церковью поистине для нас драгоценен. Этот опыт надо изучать, и мы этим занимаемся.
Думается, что в России должны быть университеты и другие вузы разных типов. Это могут быть вузы государственные, вузы церковные, могут быть негосударственные светские вузы. Но у всех должно быть право иметь у себя теологические факультеты, отделения или кафедры.
Теологическое образование должно быть связано с Церковью. Отношения университета, государства и Церкви должны регулироваться определенными нормами, может быть, юридическим договором. Наш закон об образовании должен учитывать необходимость оформления таких отношений. Преподавать теологию без Церкви ― это абсурдно точно так же, как преподавать музыку без музыкантов.
― Отец Владимир, как Вы считаете, сколько вузов у нас в стране могут пройти государственное лицензирование и открыть теологические факультеты?
― На первых порах ― это десятки вузов. На сегодня кафедры теологии уже существуют более, чем в 40 вузах России. Из них более половины ― в государственных университетах.
При этом отмечу, что только один вуз в России имеет атеистически ориентированный факультет теологии ― это Барнаульский университет. Это было сделано специально, чтобы «научные атеисты», трансформировавшиеся в религиоведов, нашли себе работу. Они решили, что так им будет легче выживать. Барнаульский университет открыл этот факультет давно, еще в начале 90-х годов. Если бы мы не разработали свой собственный стандарт по теологии, это сделал бы Барнаульский университет. И все теологическое образование в таком случае парадоксальным образом создавалось бы по атеистическому стандарту.
― Как же все-таки Вам удалось подготовить «вменяемый» стандарт по теологии?
― Сначала, как я уже сказал, стандарт был подготовлен атеистами, и теологию ввели в перечень образовательных специальностей. Это было сделано Министерством образования России без нас. Ко времени, когда мы открыли в 1992 году Свято-Тихоновский институт (ныне университет), теологический стандарт, совершенно атеистический по своему содержанию, нерелигиозный, уже был принят. Это был стандарт «первого поколения», им руководствовались кафедры религиоведения. Но, понимая, что это, по меньшей мере, странно, министерство не настаивало на строгом применении этого стандарта. Поэтому мы, конечно, преподавали в нашем институте то, что считали необходимым, и в конце концов получили лицензию.
Потом стали вводить стандарты «второго поколения». И мы сказали, что такой стандарт нас не устраивает ― преподавать по нему будет просто невозможно. Мы подчеркивали, что стандарт должен быть религиозным, но получили ответ: «У нас много религий ― и ислам, и иудаизм, и буддизм. Вы хотите сделать один стандарт для всех или для каждой религии свой? Но сколько будет тогда стандартов по теологии? У нас теология только одна в списке, и стандарт у нас должен быть только один». Мы в Свято-Тихоновском университете придумали выход: предложили сделать поликонфессиональный стандарт.
Этот вариант стандарта имеет блоки, общие для всех религий. В них входят такие дисциплины, как иностранные языки, история России, философия, история естественных наук, история мировых религий; сюда же входит и физическая культура, ― достаточно много предметов, которые могут быть общими для всех. Но существуют и блоки конфессиональных дисциплин. Эти блоки мы предложили разрабатывать каждой религии самостоятельно. Мы лишь сделали шаблон для этих блоков. При соблюдении принципа поликонфессиональности ― нет никакой дискриминации.
Такой стандарт всех устроил.
― Отец Владимир, насколько стандарт по теологии востребован сегодня в России? Не получится ли так, что все предпринятые усилия по его разработке и утверждению, пропадут втуне? Ведь сегодня, к сожалению, большинство граждан России устремлено, прежде всего, к тому, чтобы побольше заработать. Посвятить себя изучению теологии, наверное, захотят немногие?
― Не думаю, что стоит так драматизировать ситуацию и делать такие категоричные выводы. На мой взгляд, теология ― дисциплина чрезвычайно важная для России по целому ряду причин.
Во-первых, как верующий человек я считаю, что истина в Боге, в вере. Без правильной веры в Бога не может быть истинного мировоззрения, и считаю, что нужно всем об этом рассказать, и все должны об этом знать.
Во-вторых, вся европейская культура, в том числе и русская, по своему происхождению христианская. И приобщиться к этой культуре, быть по-настоящему культурным человеком, без знания христианства просто невозможно. Чтобы понять нашу культуру, нужно иметь представление о христианстве. И в этом случае теология необходима.
И третье, что мне кажется важным: мы сейчас видим, что наша страна, наш народ в беде. Сейчас нет войны, никто нас не угнетает; свобода... И тем не менее, наш народ бедствует. И все бедствия его, прежде всего, от отсутствия нравственности. Народ губят пороки: наркомания, алкоголизм, разврат, обман, предательство, воровство, убийства, бессовестность. Распадаются семьи, женщины не хотят рожать детей. Это все абсолютно смертельно для нации, долго так продлиться не может. Если все это будет продолжаться, то наш народ очень быстро вымрет и страна погибнет. И сейчас это понимают почти все. Сначала думали, что все может решить политика, потом говорили, что экономика ― необходимо только достичь достаточного уровня жизни, и все станет на свои места. А теперь видно: условия улучшились, появились деньги и возможности, но положение все хуже и хуже. Без нравственности экономику не поднимешь: все будет разворовано, везде коррупция, везде обман. А нравственности настоящей, массовой без веры в Бога быть не может. Бывают, конечно, неверующие люди, хорошие и порядочные, но в виде исключения, так сказать, ― по наследству от верующих предков. А в массовом случае это невозможно, потому что само понятие добра без Бога не может быть обосновано, а этика ― это учение о добре. Добро должно быть абсолютным для того, чтобы на нем можно было построить нравственность. Должен быть построен фундамент, необходимо иметь основу, должны быть какие-то аксиомы, чтобы народ стал нравственным. Должна быть аксиома о добре: этим абсолютным добром является Бог. Но если мы в Бога не верим, значит добра нет, все относительно, а раз так, значит делай, что хочешь. И это подтверждает вся история рода человеческого. Очень ярко это проиллюстрировала наша страна в ХХ веке: отказ от веры означает гибель от безнравственности.
Мне кажется, что показать людям дорогу к Богу через теологию ― это сегодня крайне важно и многими востребовано!
Беседовала Екатерина Костюкова
Седмица.ru/Патриархия.ru
