Ректор Московской духовной академии и семинарии архиепископ Верейский Евгений рассказывает корреспонденту портала «Татьянин день» о себе и о жизни Московских духовных школ.
— Владыка Евгений, постригали Вас в академическом храме?
— По традиции, все постриги у нас совершаются в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры.
— Можно спросить о том, как это было?
— Конечно, это глубоко личное воспоминание…
Во время учебы в семинарии о постриге я совершенно не мыслил, осознание пришло уже в академии. Монах подает одно прошение — о постриге. Семинария и академия находятся в непосредственном ведении Святейшего Патриарха, поэтому вопросы о постриге и рукоположении решаются с его ведома. Пишешь прошение и ждешь резолюцию. Само написание прошения требует определенной решимости.
— Написал — и уже все?
— Ну как все? В принципе, ты ведь можешь и отказаться от монашества, ведь пострига-то еще не было.
Ожидание резолюции — это такой период искушений. Хочется или убежать поскорее от всех этих дел, или чтобы все уже поскорее свершилось. И вот что интересно: как только постриг совершился — наступило успокоение.
Постригал меня архимандрит Венедикт (Князев), который на тот момент был инспектором семинарии, а сейчас — один из старейших наших преподавателей. Постриг мой состоялся 27 июля, и после было какое-то одухотворенное состояние, тем более, что вскоре — 3 августа — совершилось мое рукоположение во диакона, а 28 августа, на Успение — во иеромонаха. Эти три момента следовали один за другим и были как ступеньки: не успел отойти от одного, как уже началось другое, служение. И в этом приподнятом духовном состоянии было свое искушение: мне не хотелось учиться, чтобы целиком отдаться служению — настолько это было ново, ярко. Причем хотелось служить и в седмичные дни, когда часы в Покровском храме начинают читать в 6.20 утра.
Летом было много служб, помимо того, что я был еще и экскурсоводом в Церковно-археологическом кабинете.
— После пострига Вы были в алтаре в Троицком соборе?
— Нет. По традиции, постриг проходит там, а две ночи мы пребываем в Покровском академическом храме.
— Две ночи или двое суток?
— Двое суток.
— И никуда не выходишь? Без еды?
— Никуда не выходишь, но на трапезу отводят. Если там как-то хочется посидеть — посидеть можно, и подремать в алтаре тоже возможно.
Вот что мне запомнилось. Там же при постриге надеваешь тапочки. Обычные постригальные тапочки, черные. И вот у меня они были просторные, с запасом. Когда после двух суток я вышел из алтаря (а там после Литургии духовником читается специальная молитва на снятие клобука, потому что все это время после пострига клобук не снимается), то пришел в свою комнату, решил прилечь на пять минут и почему-то стал надевать ботинки. И они оказались малы — настолько затекли ноги. А я и не заметил до этого: тапочки-то у меня были просторные.
И вот я прилег, как мне казалось, на пять минут, а проспал два часа. Как раз приехала мама, сидела на лавочке и ждала меня. Я вышел и говорю: «Представляешь, я просто провалился в сон…» «Да, я так и поняла».
— Когда Вам сказали Ваше монашеское имя?
— На постриге говорят. Как правило, заранее имени никто не знает.
— А Евгений какой?
— Епископ Херсонесский, священномученик.
— Сейчас, после стольких лет в Лавре, праздники преподобного Сергия как-то по-другому воспринимаются?
— Конечно! Каждый год праздник проходит по-своему. Со студенческих лет прежде всего он воспринимался как усиленная молитва, в которой ты соединен с большим количеством людей. И это восприятие праздника присутствовало, даже если в день праздника отправляли на какие-то послушания вне храма.
Сейчас, помимо того, что ты непременно участвуешь в богослужении — то есть на картошку в нынешнем качестве меня вроде бы не должны послать — присутствует другая ответственность: как ректор я полностью отвечаю за проведение праздника в академии, за этот участок. Это несколько другое восприятие, чем было в годы учебы, но все равно молитва — это молитва. Всегда приезжают гости-архиереи, и стоишь перед Престолом и вместе с ними, «едиными устами и единым сердцем», возносишь молитву.
— Епископская хиротония сильно отличается от священнической?
— Конечно, отличается.
— Я не про внешнее, а про то, как это воспринимается изнутри.
— В каждой хиротонии становишься на новую ступень. Эта ступень — не то, что тебе, условно говоря, больше кланяются, а в первую очередь осознание большей ответственности. И я бы сказал, что эта ответственность давит. В своем слове на трапезе после хиротонии я поблагодарил Святейшего Патриарха Алексия II за оказанное мне доверие. Сказал, в том числе, что он мне доверил участок — образование — вступать на который я боюсь. Тем более что это был 1994-й год, период реформы духовного образования. Но послушание есть послушание, и я «ничесоже вопреки глаголю», потому что монах пишет только одно прошение — о постриге, а потом уже ему говорят, какие послушания нужно нести.
Продолжая разговор о рукоположениях, скажу, что когда в первый раз входишь в алтарь как мирянин и, например, просто подаешь кадило — это уже ощущение нахождения в месте особого присутствия Божия. Это одно восприятие. Потом, когда ты уже совершаешь какие-то диаконские действия — это уже другое, но все же ты сам еще не совершитель Таинства, потому что совершает его священник.
Епископство — это уже совсем иное служение. Ты становишься на совершенно другую ступень, которая требует еще большей ответственности.
— То есть, сперва, когда ты мирянин, условно говоря, за тобой стоят все священнослужители и есть на кого опереться. Потом, когда диакон — только священники и епископы. Когда священник — остается еще владыка. А когда владыка — то уже никого, только Бог?
— Нет, почему же? Бог всегда перед тобой, даже если ты мирянин. И мы все перед Богом, даже если служим соборно с другими архиереями или со Святейшим Патриархом.
Вообще, в пастырских искушениях описывают, что одни священники боятся служить, а другие — наоборот. И во втором случае может получиться некая расхоложенность, а само служение — перейти в разряд формального: отработал и ушел.
У меня было огромное желание служить. И хорошо, что тогда я находился в академии. Академическая среда особенная. Как иеромонахи, мы не получали жалованья за богослужения, у нас не было ощущения сдельной работы: пришел—отработал—получил жалованье. В те времена почти треть выпускников Академии были в сане, священники и диаконы. При таком количестве народа в месяц обязательно было служить два или три раза (график служения у нас составлялся на месяц). В воскресенье нас отправляли на исповедь, но, опять же, из-за большого количества священников каждый из нас мог быть задействован не так часто. Поэтому в воскресенье я всегда служил, выходил на службу и в седмичные дни, потому что мне хотелось служить.
— Сейчас снова идут реформы духовного образования. По Вашему мнению, академия сильно изменится с переходом на Болонскую систему?
— Святейший Патриарх Кирилл правильно сказал, выступая в академии на Праздник Покрова Пресвятой Богородицы в прошлом году, что Болонская система — это только новая структура. А задача наша по-прежнему заключается в том, чтобы наполнить ее содержанием. Вот если бы нам привнесли новое содержание — тогда да, можно было бы говорить о серьезных изменениях.
Кончено же, что-то изменится, ведь и мы меняемся, и молодежь приходит другая. Но стержень, ядро, внутреннее содержание остаются неизменными. Содержательную и духовную составляющую мы будем наполнять сами, используя общецерковный опыт и опыт академии.
Что касается самой реформы, о ней очень много говорят, спорят, но есть определенная данность. Хотим мы или не хотим, но Россия подписала соглашение о переходе на Болонскую систему. В данном случае я не вижу трагедии, ведь, помимо государственного стандарта теологии, у нас есть еще и свой церковный стандарт. И выдавать мы будем два документа — государственный и наш церковный, потому что в подготовке священников есть ряд предметов, которые выходят за рамки государственного стандарта.
— А что главное в этом ядре, во внутреннем содержании? К чему вообще должен стремиться учащийся духовных школ?
— Одно дело — то, что останется в голове, сумма приобретенных знаний. Они необходимы, потому что выпускник духовной школы должен соответствовать определенным требованиям и иметь уровень образования не ниже среднего.
Другое дело, что сама по себе сумма знаний не хороша и не плоха: человек может использовать их и для доброго, и для злого. Есть и другая опасность: человек может начать жить двойными стандартами. С одной стороны, он будет манипулировать полученными знаниями, с другой же — то, о чем он станет говорить, не будет соответствовать его жизни. Возникнет разрыв, и это будет и внутренняя катастрофа для самого человека, и серьезное испытание для окружающих, потому что паства, над которой будет поставлен такой священник, может в лучшем случае не получить ничего, в худшем же — и вовсе отвернуться от Церкви.
Поэтому само по себе стремление к определенной сумме знаний не является самоцелью, и задача наша — наполнить эти знания внутренним содержанием. Полученные знания должны найти отражение в личной жизни священника. Я бы сказал, что он должен быть человеком спасающимся, потому что он ведет пасту ко спасению, и лучший вариант — свидетельствовать о Христе и Церкви самой своей жизнью, а не манипулировать словами.
В семинарии дается много знаний о Боге. Но знать о Боге это не то же самое, что знать Бога. Атеисты очень много знали о Боге, особенно те, которые целенаправленно занимались борьбой против Церкви. Помню, когда я учился, в городской книжный магазин привезли книги «Словарь атеиста» и «Настольную книгу атеиста». И мы все побежали их покупать, потому что там было много информации о Церкви, истории, структуре, были приведены новейшие статистические данные. Так что атеисты много знали о Церкви и о Боге, но они не знали Бога. И духовная школа как раз должна научить человека знать Бога.
И в этом плане то, что Московские духовные школы находятся в Троице-Сергиевой лавре, это очень хорошо. Конечно, участие студентов в богослужениях — это обязательное условие существования духовной школы. Но одно дело это домовой храм и совсем другое, когда рядом есть Лавра и происходит постоянное общение с лаврскими духовниками. Есть неправильное мнение о том, что всех наших студентов тянут в монахи. Ничего подобного! У нас в академии не монастырский устав, и богослужение приближено к приходским реалиям, потому что большинство выпускников будут проходить служение на приходах. Но то, что у студентов есть возможность общения с лаврскими насельниками, духовниками, возможность перенять их духовный опыт — это огромный плюс.
Беседовала Ольга Богданова
см. также: Архиепископ Верейский Евгений: «Монах пишет прошение только один раз» (часть 1)
