Епископ Нарьян-Марский и Мезенский Иаков в интервью, опубликованном в первом номере «Журнала Московской Патриархии» за 2019 год, рассказал о жизни самой северной епархии Русской Православной Церкви.

Пустозерск — не только протопоп Аввакум

— Ваше Преосвященство, на Нарьян-Марскую кафедру Священным Синодом вы избраны семь лет назад, а во иеромонахи рукоположены осенью 2008 года. Быстро ли удалось привыкнуть к новому статусу?

— Епископы — это монахи. Наше служение определяет сугубо монашеское понятие — по­слушание. В определенном смысле, когда прини­маешь послушание, отвечаешь на вопрос «быть или не быть». Ответ прост: если можешь — зна­чит, должен. Вообще, в истории Церкви Христо­вой случаи избрания на кафедру просто монахов (и даже мирян) отнюдь не единичны. Епископ­ское, архиерейское служение — образно говоря, командное послушание. Правильно относиться к подчиненным меня научила служба в армии. В Вооруженные силы я был призван после Мо­сковского университета в звании лейтенанта. Служил в полноценном, то есть некадрированном, полку прикрытия советско-китайской границы. Служба взводным — это понимание сути приказа; это устав жизни и служения, дол­га и ответственности для тебя и подчиненных; это разумная инициатива и всеобъемлющая ответственность. Это большая жизненная школа. Самое главное, чтобы подчиненные видели в действиях и словах командира не воплощение непреложного «надо», а смысл, за которым абсо­лютная необходимость.

— Ваше служение в течение нескольких лет проходило в Патриаршей резиденции. В этом го­ду исполнилось 10 лет со дня кончины Патриарха Алексия II. Каким вам запомнился Предстоятель Русской Церкви?

— Это послушание было для нас, монахов Лавры, продолжением иноческой, монастырской жизни. Да оно, собственно, таким и являлось — только протекало в Чистом переулке в самом центре Москвы. Для меня время этого послу­шания стало еще и творческим. Там, в кабинете дежурного референта, я написал свою кандидат­скую работу, а потом еще труды «Толкование на книгу Иова» и «О началах Премудрости». То было поистине счастливое время! Молитвы Патриар­ха, послушание в самом точном смысле этого слова Святейшему вдохновляли и обязывали всех нас ценить каждый дарованный Господом день.

— В Пустозерске сегодня вы произнесли проникновенную проповедь, обращенную, ка­залось, ко многим поколениям живших здесь людей...

— В этом году мы будем отмечать 520-летие этого форпоста Русской державы и русского Православия на Крайнем Севере. В Пустозерске первоначально жило немногим более трех сотен человек, которые возвели для себя три право­славных храма. Это не случайно: устроение Пустозерска — явление духовное, его нельзя рассма­тривать, игнорируя Православие как духовный стержень развития нашего народа. Прибыв сюда, я поразился: во всех аспектах — культурном, ис­торическом, образовательном, научном — Пустозерск ассоциировался исключительно с именем протопопа Аввакума. Да, это трагическая страни­ца в нашей истории. Но сводить всю пятивековую «биографию» первого заполярного русского горо­да к принципу отчуждения от Церкви, от держав­ной власти как минимум неверно.

Пустозерск разделил незавидную участь «бес­перспективных» населенных пунктов: в 1970-х го­дах последних его жителей переселили в ближай­шую по течению Печоры деревню Устье. До сих пор, несмотря на охранный статус федерального значения, в Преображенском соборе с советских времен располагается коровник. Очень опасная линия — рассказывать туристам о Пустозерске, полностью игнорируя его как символ и началь­ный град Русской Арктики. Фактически это по­вторение политики минувшей эпохи. Искажая настоящую память о Пустозерске с его многове­ковой и славной историей, развивая его только лишь как «светско-старообрядческий» объект, людей как бы обрекают строить свою северную будущность на песке. Естественно, Церковь ни­когда на это не пойдет, и народ никогда с этим не смирится. Сегодня Пустозерский музей трепетно и самоотверженно ратует за неприкосновенность городища. Но это почему-то никак не отражается на судьбе бывшего собора. Под музейным надзо­ром он так и пребывает в мерзости запустения.

Когда откроется небо

— В здешних краях не было сталинских лагерей?

— Практически нет — за исключением отно­сившегося к СЛОНу участка добычи фосфоритов на острове Вайгач. Однажды зимой заключен­ных Вайгача отправили этапом в Воркуту — и та­ким образом заморозили в пути (в годы Боль­шого террора практиковалась подобная форма уничтожения заключенных, ставших ненужны­ми). Сейчас в нашем Заполярье даже исправи­тельных колоний нет.

Нарьян-Мар возник в 1930-е годы как поселок геологоразведчиков и нефтедобытчиков, доре­волюционной предыстории у него нет. Прежде этот край был самодостаточным, сельское хозяй­ство прекрасно кормило и ненцев, и русских из северных поморских деревень. Говоря объектив­но, масштабная разработка нефтегазовых место­рождений была использована разработчиками стратегии упразднения «бесперспективных деревень» в собственных узковедомственных интересах. Десятки деревень были объявлены бесперспективными и исчезли с лица земли, но что теперь о том говорить?! Нам надо жить в ны­нешних условиях. А они диктуются гигантски­ми расстояниями и малолюдными деревнями, крошечными приходами, в которых постоянная полноценная работа храма, да просто бытие свя­щеннослужителя, материально невозможны. Возьмем для примера село Куя — до революции богатейшее, со своим каменным храмом. И что же? От храма остались лишь следы фундамента, их покрыла трава. Камни святых алтарей ушли в землю. Сейчас поставили там с Божией по­мощью часовенку, в которой по временам слу­жит священник-миссионер. Прихожан у него от силы 30 человек, и то летом, — в основном дачники из Нарьян-Мара.

— Священнослужителей из числа этнических ненцев пока подготовить нереально?

— Почему же, реально, но очень трудно. Это небыстрый процесс. Во-первых, их просто стати­стически мало: всего 7 тысяч человек. Во-вторых, представители этого народа искренни и добро­душны, но десятилетия советского периода ото­звались понятными последствиями. Собствен­но, все это далеко не новость, и сугубая наша задача — просвещение и миссионерство.

— На доске объявлений епархиального управ­ления висит информация о наборе детей в шко­лу юнг. Зачем это вашей епархии?

— Как зачем?! Здесь же Печора! Земли наше­го округа омываются водами трех морей. Школа юнг в Нарьян-Маре в виде яхт-клуба долгое вре­мя благополучно существовала, но не пережи­ла перестроечных времен. Возродить морское воспитание детей — наш долг. Будем обучать ребят морскому делу и практическим навыкам мореплавания, рассказывать об истории Россий­ского флота.

— Помимо Ненецкого автономного округа к вашей епархии относятся два северных рай­она Архангельской области: Мезенский и Лешуконский. Оправдало ли себя на практике такое решение?

— Решение митрополита Архангельского и Холмогорского Даниила о таком делении мит­рополии очень разумно и исторически верно. В конце XIX — начале XX века именно подобный вариант готовился священноначалием, а в ка­честве кафедры новой северной епархии тогда рассматривалась Мезень. Но сейчас в этом на­селенном пункте всего 3,5 тысяч жителей, то есть в 6,5 раза меньше, чем в Нарьян-Маре.

— На сколько церковных округов террито­риально разделена ваша епархия?

— Помимо Ненецкого автономного округа и двух районов Архангельской области в состав епархии входят арктические архипелаги Новая Земля и Земля Франса-Иосифа. Это закрытые территории, где дислоцируются исключитель­но войсковые части и гарнизон Центрального полигона Министерства обороны. Храмы там есть. До недавнего времени в них попеременно служил и окормлял личный состав благочинный церквей Арктического округа — иеромонах Гав­риил (Богданов). Но по состоянию его здоровья я был вынужден освободить его от этого послу­шания. Сейчас кандидатуру священнослужителя для самых высоких арктических широт подбира­ем вместе с Синодальным отделом по взаимодей­ствию с Вооруженными силами и правоохрани­тельными органами. Центральное благочиние включает в себя Нарьян-Мар и Заполярный рай­он. Всё здесь вращается вокруг Богоявленского кафедрального собора. Тут жизнь по арктиче­ским меркам кипит, служат пятеро клириков (не считая меня) — три священника и два диакона. Два архангельских района — тоже наши округа: Усть-Вашский и Мезенский. И там, и там — по одному священнику, они же — благочинные.

За этот месяц наши клирики завершают третью командировку по отдаленным приходам Заполярья. В зависимости от конкретных усло­вий и задач выезжают, имея с собой всё необхо­димое для совершения треб. Крестят, венчают, отпевают, служат, исповедают, благословляют.

— Храмы в отдаленных селах есть? 

— Не везде. Причем если по западному маршруту, в сторону Шойны, располагается целый ряд деревень (Ома, Несь, Чижа, Шоя, Нижняя Пеша), то, к примеру, Амдерма — тупиковое направле­ние, куда миссионеру приходится лететь только «туда и обратно». Если повезет с погодой — воз­вращается по расписанию, а нет — так неделю-другую ждет, пока «откроется небо». Доступные для Нарьян-Мара речные пути коротки — не больше 60 км. Наконец, совершаем еще зимние экспедиции на снегоходах по территории Арк­тического района. Это поистине экстремальное мероприятие обычно приходится на март, когда уже закончилась полярная ночь, но тундра вся еще под снегом: ночью морозы, днем солнце. Весьма полезны и нужны, кроме того, общие — вместе с чиновниками Заполярного района — странствия в отдаленные селения округа.

 «Два капитана»: продолжение следует

— В прошлом году, знаменуя 100-летие восстановления русского Патриаршества, один из островов Новой Земли стал Патриаршим. Расскажите, как это удалось сделать.

— С 2012 года осуществляется патриарший проект «Русская Арктика», в ходе которого я по патриаршему благословению освятил самый се­верный храм в мире (на погранзаставе Наурское на Земле Франца-Иосифа), Северный Полюс и Се­верный морской путь. Этому (еще до моей архие­рейской хиротонии), в свою очередь, предшест­вовал другой патриарший проект — «Самый Дальний Восток России». Он включил в себя пять миссионерских экспедиций на Сахалин, на Курилы, на Камчатку. Дальневосточный проект начался, когда нынешнего главу нашей митро­полии — митрополита Архангельского и Хол­могорского Даниила (тогда еще архимандрита и моего бывшего соседа по лаврской келье) — мы провожали на его первую архиерейскую кафедру на Сахалин. В тот момент я возглавлял киносту­дию Троице-Сергиевой лавры и предло­жил владыке в один из первых его при­ездов в родные пе­наты снять фильм о возрождении Православия на Дальнем Восто­ке. Владыка дал «добро». Так осуще­ствилась моя первая экспедиция на Сахалин и Курилы — и появился фильм, за которым последовали еще четыре.

Когда впервые в 2010 году на корабле по­граничной береговой охраны я шел Северным морским путем, заметил: Крестовых губ и Крестовых мысов во всех российских арктических акваториях множество. Понятно почему: перво­открыватели, наши российские первопроходцы, шли и называли открытые ими новые земли, воздвигая на дотоле неизвестных берегах право­славные кресты. Но эпоха великих географиче­ских свершений России пришлась на Синодаль­ный период. Потому и «патриарших» топонимов на карте до недавнего времени не было. Восста­новление канонического единоначалия Русской Церкви в 1917 году стало явным знамением того, что Господь Свою Церковь не оставляет — и не оставит никогда. Ныне время «собирания кам­ней» — и на карте Русской Арктики появились остров Патриарший и одноименная сопка, где высятся Патриаршие поклонные кресты.

С предложением о переименовании я обра­тился к руководству 12-го главка Министерства обороны России, в сфере ответственности кото­рого находится ядерный оружейный комплекс. Командование отнеслось к идее весьма позитив­но, и безымянный остров на траверзе Белушьей Губы стал Патриаршим. Это стратегическое ме­сто: все корабли, идя Северным морским путем и с востока, и с запада, теперь берут пеленг на восьмиметровый поклонный крест.

Двумя сотнями километров севернее, на той же Новой Земле, при содействии Первой горнорудной компании Государственной кор­порации «Росатом», ведущей разработку 4 свинцово-цинково­го месторождения, поставили Патри­арший поклонный крест. Это тоже символ освоения Русского Севера. Ведь только теперь, почти через три века, удается осуществить то, ради чего в Заполярье царскими указами, собствен­но, и посылались первопроходцы.

— К сожалению, к 2018 году не уда­лось вернуть первоначальные именования островам Северной Земли, названным при их открытии в честь последнего российского им­ператора. Замечу, кстати, что именно вокруг открытия архипелага Северная Земля враща­ется основная сюжетная линия знаменитого романа Вениамина Каверина «Два капитана»...

— Я говорил об этом на конференции «Благословенный Север» в рамках Рождественских чтений-2018. Идея переименования имеет мно­го сторонников не только в Санкт-Петербурге, ее поддерживают и потомки первооткрывате­ля архипелага Бориса Вилькицкого, чья роль в освоении Арктики бесспорна. Кроме того, кто снарядил экспедицию, кто поддержал ее план? Российский император! Да и потом, нынешние наименования крупнейших островов архипе­лага — Пионер, Комсомольский, Большевик, Крупской, Октябрьской революции — с исторической точки зрения более чем абсурдны.

Вилькицкий полагал, что открытый им архи­пелаг представляет собой один-единственный остров, потому и назвал его в честь императора Николая II. В 2006 году Дума Таймырского (Дол­гано-Ненецкого) автономного округа постано­вила возвратить всему архипелагу дореволюци­онное наименование, а основным его островам присвоить имена остальных царственных муче­ников — государыни императрицы и пятерых августейших детей. Однако после объединения округа с Красноярским краем Законодательное Собрание последнего отказалось поддержать инициативу.

— В универмаге по главной улице Нарьян-Мара, носящей имя Ленина, для бесплатной раздачи лежит газета «Правда». Неподалеку развевается флаг партии, официальным рупо­ром которой выступает это издание. И даже будущий Арктический кафедральный собор заложен на площади, названной в честь осно­вателя советского государства, памятник которому красуется неподалеку...

— Новый собор нам нужен как воздух: по вос­кресным и праздничным дням Богоявленский храм переполнен. А где же располагаться кафе­дральному собору, как не в центре? Неужели на задворках?! Место для строительства нам не пре­поднесли на блюдечке с голубой каемочкой. На­стойчиво предлагалась площадка на отшибе — на острове, куда со временем «должны были» протя­нуть мост. Удалось добиться другого варианта — в центре, но под застройку выделили... всего 500 м2. И ответ нужно дать... следующим утром.

Отказаться? Это значит навсегда похоронить саму возможность сооружения как кафедраль­ного собора, так и духовно-просветительского центра. Ночь не спал, и под утро меня осенило: в предоставленную площадь надо вписать сти­лобат, где разместятся все помещения духовно­просветительского центра, а сверху собственно собор. Сплошные «плюсы»: начинаем не откла­дывая, строим и финансируем поэтапно — что особенно важно в наших условиях, когда все стройматериалы завозятся баржами по Печоре, а строительный сезон — всего четыре месяца. Но история на том не завершилась. В какой-то момент мне стали упорно предлагать ввести за­вершенную часть в эксплуатацию. Зачем? Ока­зывается, по современному законодательству введенную в эксплуатацию новостройку нельзя достраивать и надстраивать. Разумеется, епархия отказалась от такого «любезного предложения». Сейчас при содействии одной из крупных нефтя­ных компаний с Божией помощью приступаем к сооружению самого собора, проект которого подготовлен нашими соратниками из москов­ского архитектурного бюро «Архикум».

Наверное, всегда будут люди, которым Цер­ковь мешает жить. Но важно понимать, что в обосновании и в реализации государственной стра­тегии развития Русской Арктики Церковь, наша епархия занимают особое место. Иван III послал в Заполярье «великую рать» не случайно — на фундаменте, основанном учениками и последова­телями преподобного Сергия, он созидал Северную Фиваиду. И в первосвятительском слове по­сетившего в этом году нашу епархию Святейшего Патриарха Кирилла слышится отзвук именно той, идущей из глубины веков духовной доминанты русского присутствия здесь, на Севере. 

Беседовал Дмитрий Анохин

Архангельская епархия/Патриархия.ru