В этом году Марфо-Мариинской обители милосердия исполняется 112 лет. С настоятельницей игуменией Елисаветой (Поздняковой) мы поговорили о современной жизни обители, о том, как сегодня соседствуют молитва и помощь ближнему, и кто теперь продолжает служение сестер, которые трудились в обители в начале прошлого века.
Марфо-Мариинская обитель милосердия сегодня
— Матушка, по книгам, по свидетельствам современников, можно сложить представление о том, какой Марфо-Мариинская обитель милосердия была в начале прошлого века. Расскажите, пожалуйста, чем сейчас живет обитель, что сегодня главное и определяющее в ее деятельности?
— Получив в наследие такую святыню, как Марфо-Мариинская обитель, мы, конечно, несем большую ответственность за все, что здесь происходит. Сегодняшняя жизнь обители тесно связана с теми идеями, которые были заложены при ее создании святой преподобномученицей Елисаветой.
И, делая сегодня здесь какие-то дела, занимаясь социальным служением, мы считаем, что главная наша цель — стать настоящими христианами. Потому что великая княгиня Елизавета Феодоровна хотела служить Богу, стремилась к святой жизни. Так и наше служение должно нас привести в первую очередь к святости, оно должно помочь нам стать Христовыми. В этом цель нашего служения.
— Вы пришли в обитель десять лет назад, какой Вы ее тогда увидели?
— Когда меня сюда назначили, обитель переживала переломный этап: только закончилась масштабнейшая реставрация, практически восстановившая ее из руин и предавшая обители ее нынешний вид.
Моя предшественница Наталья Анатольевна Молибога вложила в это восстановление очень много сил, сердца и души. А та жизнь, ради которой Марфо-Мариинская обитель создавалась, только начинала зарождаться. И так получилось, что возрождение этой жизни по большей части выпало на нашу долю.
В 2011 году передо мной стояла задача осмыслить, что такое Марфо-Мариинская обитель милосердия в современных реалиях. К тому моменту прошло 100 лет с ее основания, и мы понимали, что воссоздать обитель такой, какой она была при великой княгине Елизавете Феодоровне, невозможно. Да это было бы и неправильно, потому что в таком виде она будет сегодня уже неактуальной, похожей на исторический артефакт.
Нам нужно было через осмысление прежнего опыта понять, что необходимо делать в современных условиях. Проекты, которые сейчас работают, появились естественным образом, исходя из актуальных потребностей общества, всего того, что происходило рядом с нами. Где была нужна наша помощь — там мы и начинали ее оказывать.
За эти десять лет мы достигли некоего рубежа и пытаемся сейчас осмыслить этот опыт, понять, куда двигаться дальше.
— Как Вы видите дальнейшую деятельность обители?
— Мы пришли к пониманию, что сегодня, как и во времена великой княгини Елизаветы Феодоровны, мы должны идти к тем, кому хуже всего и кому в данный момент некому помочь: есть люди, которые не охвачены заботой государства или общественных организаций.
Но если мы видим, что направления помощи, которые есть в обители, успешно развиваются за ее пределами без нашего участия, значит, мы можем больше не работать в этом направлении, а заниматься уже чем-то другим.
— Что Вы считаете главным итогом этого десятилетнего периода?
— Наверное, не нам оценивать то, что мы делаем. Но для меня главный результат этих десяти лет — люди, которые здесь собрались. Я вижу, насколько уникален каждый человек, насколько неслучайно он сюда попал, и это особенно было видно на протяжении десяти лет, в течение которых собиралась большая обительская семья.
Один наш очень хороший знакомый спросил меня, почему я все время хвалю своих сотрудников. А я их не хвалю, просто мое сердце переполнено благодарностью за этих людей. Причем не только за сестер, сотрудников и добровольцев, но и за тех, кто сюда приходят за помощью.
У нас сейчас крепкая монашеская община, в которой сестры очень дорожат друг другом и своим пребыванием в обители. Они стараются жить монашеской жизнью, с благоговением относятся к памяти своей святой основательницы.
Монашеская жизнь
— Матушка, что главное, на Ваш взгляд, в монашеской жизни? Казалось бы, монашество одно и то же сотни лет, но ответы на этот вопрос можно услышать разные.
— Если коротко — духовное руководство. А в его основе — любовь послушника к своему наставнику и наставника к послушнику и уважение наставника к свободной воле своего послушника. Это важно. А в каких именно условиях и где это реализуется — уже вторично.
— А что самое важное в отношениях между сестрами?
— Отношения между сестрами также зависят от духовного руководства. Но, конечно, в монастыре должны быть любовь и тишина.
Жизнь монашеская — сложная. Человек приходит, чтобы работать над собой, в каком-то смысле даже ломать себя и приводить в соответствие с евангельскими идеалами. Это тяжелый труд. Если вдобавок к этому мы начинаем еще и сами как-то друг другу досаждать, то многократно тяжелее становится.
Но даже если в монастыре есть какие-то нестроения, важнее всего в монашеской жизни — духовное руководство. Именно духовник или игумения, если она осуществляет духовное руководство, определяют отношение монаха ко всему происходящему.
Наши святые предшественники, новомученики, среди которых было очень много монашествующих, оставались монахами во всех ситуациях — в лагерях, в ссылках, в самых тяжелых условиях. Конечно, хорошо, что сегодня наша Церковь переживает период расцвета, которого может и не было никогда ранее, но правильная монашеская жизнь не должна от этого зависеть. Когда были гонения на христиан, монахи всегда выживали просто потому, что внешняя часть жизни не была для них определяющей.
— Как Вы справлялись с трудностями в устроении монашеской жизни в обители десять лет назад, когда Вас только назначили игуменией?
— У меня был довольно большой опыт монашеской жизни, но опыта руководства не было. И, конечно, меня учили немного другому. Ни один монах не хочет быть игуменом, ему в голову не придет такая идея. Монаха учат послушанию, делать то, что нужно, и не обращать внимания на какие-то несовершенства ближних, на происходящее вокруг. Перестроиться было сложно. Я постепенно начала осознавать, что вопросы «почему тут образовалась яма?» или «почему сестра себя так ведет?» — теперь ко мне имеют непосредственное отношение. Теперь я должна все обо всех знать, обо всем заботиться. Сначала меня это пугало. И хотя сестер в то время было еще немного, но нужно было обустраивать их жизнь. Сама я не могла придумать, как это нужно делать, поэтому обращалась за помощью к авторитетным людям, имеющим опыт в духовной жизни. И до сих пор я пользуюсь их советами.
— А что самое сложное в устроении монашеской жизни?
— Здесь очень важна внимательность к себе: если ты чуть ослабеваешь в своем внимании, то диавол сразу овладевает тобою. Тем более, что наш монастырь расположен в центре Москвы, здесь очень много людей и разной информации вокруг. Важно охранять себя от всего внешнего, чтобы ум не рассеивался и его не заполняли ненужные вещи.
— Сколько сейчас сестер в обители, какие у них послушания?
— Монашествующих сестер у нас чуть больше сорока. Послушания классические для каждого монастыря — храм, трапеза, уборка и др. Сестер милосердия сейчас осталось всего трое, остальные сестры приняли монашеский постриг. Еще есть сестричество, в котором порядка десяти человек, это сестры которые не живут в монастыре, но регулярно помогают нам.
Еще нам помогают очень много добровольцев. Все они, как и наши сотрудники — по сути те сестры милосердия, которые служили здесь при Елизавете Феодоровне. Они также приходят сюда, желая послужить Христу. Монашествующие сестры социальной работой не занимаются.
— Почему осталось так мало сестер милосердия?
— Сейчас социальное служение — не тот стимул, ради которого люди оставляют мир.
Во времена Елизаветы Федоровны все было по-другому. Тогда для социального служения женщина должна была быть либо аристократкой и заниматься благотворительностью, либо вступить в какую-то организацию — сестричество милосердия или Марфо-Мариинскую обитель.
Сегодня церковная социальная деятельность — это прерогатива в основном мирян. И поэтому я считаю, что наши сотрудники и наши добровольцы как раз и являются теми сестрами милосердия, которых собирала вокруг себя великая княгиня Елизавета Феодоровна.
— А сестер, желающих монашеской жизни, Вы по-прежнему принимаете?
— Да. Сегодня нельзя сказать, что есть большой поток, желающих посвятить себя монашеству, но у нас всегда есть испытуемые сестры.
— Расскажите немного о добровольцах обители, как люди решаются начать безвозмездно помогать?
— На мой субъективный взгляд, современная молодежь во многом лучше нас. Это молодые люди, которые выросли на иных общественных ценностях. Если для нас возможность благотворительности или какой-то социальной работы была чем-то новым и сродни подвигу, то для большинства современной молодежи — это обычное дело, естественная потребность души.
Мы видим большое число волонтеров не только в церковной социальной работе. Они сейчас исчисляются десятками тысяч, что очень радостно. И у нас в обители есть такая добровольческая организация, она состоит из людей, которые хотят помогать нашим проектам. В обители у них сложился круг единомышленников, они общаются, даже создают семьи, вместе приобщаются к церковной жизни. И это очень здорово, это правильный путь. Сложно представить, где сегодня людям знакомиться. Раньше знакомились на балах, потом в совместных поездках в колхозы на картошку. Но для того чтобы создать семью, наверное, нужны площадки, которые человека раскрывают, где он становится настоящим. Говорят же, что когда мы устаем, мы становимся сами собой. И добровольческая служба — это место, где люди себя проявляют, особенно в общих трудах.
Социальное служение
— Социальные проекты — это большое число сотрудников. Получается, что Вы не только настоятельница, но и руководитель для нескольких сотен человек. В чем секрет, что такой огромный организм работает без сбоев?
— Конечно, меня вряд ли можно считать классическим руководителем. Вокруг меня, как я уже говорила, очень много замечательных людей, и все что здесь делается, делается их усилиями, их горящими сердцами. Я все время благодарю Бога за то, что здесь нет людей равнодушных и никого не нужно подгонять. Каждый человек и так горит своим делом.
Конечно, не все у нас получается и не все идет так, как должно бы. Но наша общая задача не в том, чтобы делать как можно больше дел. Наша общая цель — прийти ко Христу.
И когда появляется желание придать ускорение процессу, то тысячу раз приходится думать, а нужно ли это сейчас, и к чему это приведет. Ведь зачастую жесткое руководство не созидает, а разрушает. Я это воспринимаю как свое послушание. Сестры ежедневно выходят на свои послушания: например, накрыть стол, а я выхожу на свое — общаться с людьми. Я же ничего сама сделать не могу, могу только как-то вдохновлять, поддерживать, направлять.
— Не мешает монашеской жизни социальное служение?
— В монашеской жизни вообще не важно, чем ты занимаешься, ей мало что может помешать. Главное, чтобы эта монашеская жизнь была, и ее главный ориентир никуда не смещался.
— Как Вы видите будущее социальных проектов, какие направления планируете развивать?
— У нас есть видение дальнейшего развития практически для всех наших восьми проектов. Сегодня у нас есть цель — создать профессиональную патронажную службу. Пока она в большей степени работает на добровольных началах. Сегодня уход за тяжелобольными людьми — огромная проблема для нуждающихся семей. Это в основном пожилые люди, многодетные, неблагополучные семьи. Есть очень большая потребность в патронажных сестрах, которые могли бы выезжать к таким людям и оказывать им помощь на дому. В Москве сейчас много служб такого рода, но все они коммерческие, и людям, о которых мы говорим, не под силу оплачивать их услуги. Есть еще новые направления, которые мы хотели бы развить, но пока не будем их анонсировать
А наш респис (группа круглосуточного пребывания для тяжелобольных детей) прекратил свою работу, поскольку в Москве открылось довольно много детских хосписов и выездных бригад. Мы посчитали, что наш совсем малокомплектный респис перестал быть актуальным. Все остальные проекты работают.
— К Вам лично люди обращаются за помощью?
— Да, конечно, постоянно. Обитель — такое место, куда приходят все — и просители, и желающие помочь. Поэтому наши сотрудники и сестры всегда должны быть готовы к тому, что к ним могут подойти на территории и попросить помощи.
Наша задача — менять себя, и тогда изменится мир вокруг нас
— Каким образом и в каких ситуациях Вы обращаетесь к опыту преподобномученицы Елисаветы? Как он помогает, поддерживает?
— Преподобномученица Елисавета, конечно, — наш ориентир. Каждое утро сестры поют ей канон, просят помощи, и в наших делах мы ориентируемся на ее пример.
Главное не в том, чтобы здесь было больше социальных проектов, важно, чтобы все, что мы делаем, помогало людям приходить ко Христу. И не забывать об этом нам помогает образ святой преподобномученицы Елисаветы. Потому что всегда есть опасность — свернуть с первоначального пути и начать делать дела ради дел.
А то, что ее жизнь и устремления были верными, она засвидетельствовала и своей мученической кончиной, до последнего она думала о тех, кто рядом с ней.
— Что Вас больше всего удивляет, поражает в ее личности?
— Меня больше всего в ее жизни привлекает верность Богу, цельность. Сначала она принимает Православие, потому что в нем видит истину. После гибели супруга она продолжает следовать тем же путем: только раньше она служила своему мужу, как написано в Евангелии, а затем она встает на следующую ступень и продолжает служить Богу, помогая ближним.
После событий 1917 года она могла уехать из России, но у нее было понимание, что надо пройти свой путь до конца с этой страной и с людьми, которые рядом. В этом она тоже чувствовал свое христианское предназначение. Из документов, писем мы видим, насколько она была тверда на этом пути. Кто-то был напуган, кто-то боролся, а она никак не пыталась противостоять, она спокойно взошла на эту Голгофу как по предназначенному Богом пути.
Мы очень счастливые люди, что перед нами такой пример, и, глядя на него, мы можем пытаться взрастить в себе прекрасные качества, которые были у великой княгини — цельность, душевный мир, доверие Богу.
— Почему она никак не пыталась противостоять происходящему, ведь ее неоднократно приходили арестовывать, и она понимала, к чему все идет?
— Она все принимала как из рук Божиих. И в обители она пыталась изменить жизнь вокруг себя, не лезла туда, куда ее не просят. Она делала то, что могла сделать сама. Собственно, это задача для каждого из нас. Не выходить на улицу с демонстрациями, а попытаться изменить себя и мир рядом с нами, тогда только и возможны какие-то перемены.
— Что изменилось в жизни обители в пандемию?
— Принципиально ничего не поменялось, кроме некоторых ограничений. Немного меньше стало людей в храме, люди, видимо, опасаются. Чуть потише стало, меньше мероприятий, внешней активности. А для сестер вообще ничего изменилось.
Очень трудно сегодня людям, у которых нет веры. Не представляю, как все это можно пережить без веры, если ты не надеешься на Бога, на вечную жизнь. Когда понимаешь, что у тебя есть единственная жизнь, ты в нее столько вложил всего, чтобы достичь чего-то, и вдруг вот так, из-за вируса, все рушится — это трагедия для людей.
Это урок всем нам — мы должны учиться доверять Богу. Много бывает разных трагедий — войны, эпидемии, и коронавирус — не самая страшная из них. Избежать таких вещей невозможно, поэтому наша задача — помогать друг другу в такие моменты, особенно заботиться друг о друге.
И я вижу, что люди стали как-то бережнее относиться друг к другу, сейчас реже звучат слова «успех» и «карьера». Если раньше ко мне приходили люди и говорили о своих делах, то сейчас они чаще начинают говорить от тех, кто рядом. Это очень трогательно, и это тоже один из результатов пандемии.
— Многие храмы, монастыри оказались в сложной финансовой ситуации. Как обитель пережила это время, отразилось ли это на тех, кому в обители традиционно помогали?
— У нас ситуация такая же, как и везде. Тяжело всем, в том числе и тем людям, которые помогали нам ранее. Мы тоже стараемся как-то быть рядом, поддерживать их. В чем-то пришлось затянуть поясок потуже. Но Господь Сам все управит.
При этом надо сказать, что люди, частные лица, стали больше жертвовать. У людей, особенно русских, так всегда бывает. В трудных ситуациях в душе воскресает все самое лучшее, они начинают помогать друг другу. Наверное, это тоже показатель воскресения человеческого духа. Трудности нас мобилизуют, и наши лучшие качества становятся более явными.
— Что Вас больше всего радует и что, напротив, огорчает в Вашей повседневной жизни?
— В обоих случаях — люди, которыми наполнена моя жизнь. Это и сестры, и сотрудники, и прихожане, и просители. Все мои радости и печали связаны с ними.
— Вы заглядываете в будущее обители? Какое оно?
— Мне вспоминаются слова из стихотворения архидиакона Романа (Тамберга): «Мы путники в вечном пути, и вечно должны мы стараться, идти лишь, идти и идти». Если Господь нас на этом пути застанет, я думаю, что тогда все будет хорошо.
Беседовала Юлия Семенова
Марфо-Мариинская обитель милосердия/Патриархия.ru
