Временный управляющий Будапештской и Венгерской епархией, секретарь Московской Патриархии по зарубежным учреждениям архиепископ Егорьевский Марк дал интервью корреспонденту венгерской газеты «Российский курьер» Екатерине Варади.
― Владыка, расскажите, пожалуйста, немного о своей семье. Насколько мне известно, Вы родились в церковной семье. Значит, для Вас Церковь, молитва ― все это было знакомо с детства?
― Да, мой отец, ныне покойный, был глубоко верующим человеком. Он закончил духовную семинарию в Саратове, был иподиаконом у владыки Павла (Голышева), потом всю жизнь пел в церковном хоре. Вся его жизнь была связана с Церковью. Он был казначеем в кафедральном соборе, посещал монастыри, храмы, помогал всем, чем мог ― вплоть до того, что мастерил что-то, поэтому, конечно, с самого рождения я воспитывался в атмосфере церковности.
Он был человеком, любящим книги, духовную литературу, и у нас была неплохая библиотека. В то время духовных книг было очень мало, они были совсем не у каждого. Он собирал книги, и у нас в советское время были и творения Феофана Затворника, и богословские журналы, и издания Киевской, Петербургской, Казанской духовных академий, поэтому даже в советское время можно было читать ― словом, была пища для ума. Конечно, я с детства ходил в храм, сначала с родителями, а потом уже и самостоятельно, вместе с братьями и сестрами. Поэтому церковность была присуща мне с самого детства.
― Сколько в Вашей семье детей?
― Нас трое братьев и три сестры.
― Скажите, все Ваши братья и сестры сохранили веру?
― Да, конечно. Оба моих брата ― священники, один из них монах ― игумен Лука, заведующий иконописной школой при духовной академии в Сергиевом Посаде. Это, пожалуй, лучшая иконописная школа в мире. А мой младший брат ― протоиерей, он служит, у него пятеро детей. Так что Церковь для нас никогда не была чем-то внешним.
― Достаточно часто бывают случаи, когда даже у священников неверующие дети, как это ни парадоксально. Подавляющее большинство наших современников росло в ситуации, когда о Церкви речь вообще не шла. Поэтому вопрос воспитания детей в вере ― это очень важный вопрос, и он стоит сейчас остро перед всеми, кто воспитывался вне веры, но пришел в Церковь и хочет передать веру своим детям. В связи с этим хотелось бы спросить Вас, как Вашим родителям удалось воспитать Вас верующими, ведь Вы росли в светской, абсолютно нецерковной среде. Наверняка встречались трудности, всякие искушения, события, которые противоречили церковному образу жизни. К примеру, моя мама рассказывала, что, когда она училась в школе, на Страстную седмицу устраивались дискотеки, всякие праздники, на которые обязательно нужно было ходить. Если кто-то этого не делал, начинались воспитательные мероприятия. О подобных вещах можно прочитать и в книгах. О чем нужно думать и помнить родителям, которые хотят воспитать верующих детей?
― Вопрос действительно важный. Я помню, мы ходили в храм, и вместе с нами ходили дети священников. Потом они прекращали ходить в храм. Причины были понятны, потому что среда была агрессивная, она засасывала. Ходить в храм было не то что небезопасно, это было стыдно. Атмосфера была такая, что вера высмеивалась. Поэтому детям священников было даже немножко тяжелее, чем нам, потому что мой отец все же не был священнослужителем. В школе знали, что мы из религиозной семьи, что наши родители верующие, что мы и сами ходим в храм, но об этом не говорили. А многих детей священников дразнили, поэтому давление на них оказывалось более сильное.
Что же касается моих родителей, то вспоминаю, как мама однажды приехала в Троице-Сергиеву лавру к старшему брату и потом рассказывала, что ее обступили ученики иконописной школы и спрашивали: «Как Вы воспитывали своих детей?» ― точно такой же вопрос задавали.
Мне кажется, здесь есть несколько факторов. Прежде всего, пример единомыслия родителей. И мама, и отец были глубоко верующими. Это очень важно, потому что когда мама верующая, а отец неверующий, то кто-то из детей идет по пути одного родителя, а кто-то ― по пути другого. Часто бывает, когда отец неверующий, сыновья идут по его пути и отходят от веры. Единомыслие супругов принципиально важно, оно имеет большое значение.
Мои родители являли собой разный тип людей. Отец был человеком строгим, суровым, любящим порядок. Он считал первостепенно важным вопрос веры в жизни человека. И это выражалось не просто на словах. Он считал необходимым посещать богослужения и иногда мог не то чтобы заставить, но убедить пойти в храм. Когда мы были ребятишками, мы его даже боялись из-за его строгости. Но вместе с тем это не было внешним диктатом, потому что он сам создавал и интеллектуальные предпосылки для того, чтобы мы могли читать, он много беседовал с нами, говорил, рассказывал.
Мама ― удивительно добрый человек, и эта доброта являла пример истинно христианской доброты. Она ― настоящая мать-христианка, очень добросовестная, открытая, постоянно показывающая пример христианской любви.
Еще очень важно было то, что семья была большая. Когда семья большая, то возникает поддержка внутри семьи, дети поддерживают друг друга.
Я помню, мы с братом были часто вместе, разница в возрасте между нами небольшая. Однажды, когда я был в классе восьмом или девятом, мы встретились во дворе с нашими сверстниками. Они стали пить вино и предлагали и нам тоже. Мы отказались ― и он, и я. Одно дело ― один человек, совсем другое ― если нас двое, тогда появляется опора, один опирается на другого и наоборот. И вот такая круговая порука ― в хорошем смысле ― и круговая поддержка, когда дети слушают и воспринимают заветы и наставления родителей и, с другой стороны, уже и сами поддерживают друг друга в этих стремлениях. Все это, я считаю, очень важно.
И молитвы родительские играли очень важную роль. Ведь нельзя все чисто рационально объяснять и говорить, что мы были такими сильными вследствие определенных обстоятельств.
Особую роль сыграло и то, что все в семье ― люди, склонные к творчеству, нас не засасывали танцы, дискотеки, спиртное. Нас интересовало другое. Старшая сестра филолог, закончила университет. Брат занимается иконописью и, как я уже сказал, руководит замечательной иконописной школой. Другая сестра окончила регентскую школу. Третья сестра ― художник. Младший брат ― также священник. А когда люди склонны к творчеству, тогда духовные ценности как-то ближе, о них легче говорить.
― Владыка, а Вы в семье молились вместе?
― Да, конечно, у нас была такая практика, мы всегда вместе читали вечерние молитвы. Утренние читали по отдельности, потому что всем нужно было в разное время выходить из дома, кому-то хотелось поспать подольше, так что собраться не получалось. А вот вечерние молитвы всегда читались вместе.
― Скажите, в этом был момент внешнего принуждения или Вам самим это нравилось? И еще один вопрос ― ведь в Вашей семье было много детей, и, значит, между некоторыми детьми была достаточно большая разница в возрасте. А малыши, как правило, хулиганят ― бегают, лезут к старшим… У Вас в семье такое было?
― Нет, все спокойно было, я не помню, чтобы кто-то хулиганил. В отношении молитв я сказал бы, что вначале для меня все шло как раз не на принуждении, наоборот, мне это было интересно. Я даже маму просил дать мне почитать молитвы. Сначала сам читал молитвы, и меня это очень интересовало. А потом постепенно стали читать и все вместе. Конечно, было и такое, что кому-то хотелось пораньше прочитать молитвы и лечь спать. Но молитва все равно оставалась делом общим, совместным ― и при этом она вносила в нашу жизнь элемент порядка. И интерес все же преобладал над принуждением. Я вспоминаю, как начал читать Псалтирь. Бывало, некоторые люди просили почитать за кого-то, и я читал ― каждый день, в течение сорока дней после кончины какого-то человека. И это тоже было интересно и увлекательно. Душа детская тянулась к молитве, и я вспоминаю эти эпизоды как очень светлые эпизоды в моей жизни.
― Скажите, Владыка, в Вашей жизни бывали примеры того, как в каких-то экстремальных ситуациях Вы ощущали поддержку, помощь Божию?
― Конечно, таких ситуаций было очень много…
― Причина вопроса следующая: когда невоцерковленные люди приходят в Церковь, им сложно понять, что вера не просто совокупность неких обрядов, а молитва не принуждение, это нужно нам самим. Мы молимся ― и ощущаем результат. Мы молимся за усопших ― и чем больше мы молимся, тем больше чувствуем связь с ними. Это как преемственность поколений. И это не погоня за чудом, а опыт веры, приобретение которого очень важен для каждого из нас.
― У меня в жизни очень часто возникает впечатление, что Бог ведет за руку. Даже в самых простых бытовых вопросах. Вот, к примеру, ― в Москве сейчас очень трудно передвигаться. Садишься в машину и не знаешь, вовремя приедешь или нет. И очень часто бывало ― выезжаешь, страшная пробка, а приезжаешь минута в минуту. Или все же опаздываешь, но приезжаешь ровно тогда, когда нужно ― если бы приехал раньше, то это было бы бессмысленно. Я вспоминаю, как выехал однажды из Данилова монастыря, у меня была назначена встреча в храме. Я говорю водителю: «У меня через 20 минут встреча». А он отвечает: «Владыка, это невозможно!» Но через 25 минут мы уже доехали до храма. Вот такие вещи бывают.
А водитель у меня ― творческий человек. Он или снимает на камеру, или фотографирует. Он художник по образованию, много читает, любит поэзию, философию. И в таких случаях он говорит: «Владыка, все снято! Не нужно ни о чем беспокоиться!» ― но не в смысле сухого детерминизма, а в том смысле, что Бог настолько о нас заботится, что Он все уже предусмотрел. Вот, в частности, в ситуации на дорогах постоянно виден перст Божий, ― когда что-то планируешь, а получается все гораздо лучше, чем предполагаешь. И это настолько часто происходит, что просто удивительно.
Вот еще пример. Мы однажды должны были лететь в Болгарию на переговоры с румынской делегацией. Я собирался выехать пораньше, но не получилось, один из батюшек, входивших в состав делегации, задержался. Сели в машину, выехали, и вдруг ― застряли в пробке, причем так, что вообще никуда не двигаемся. Развернулись, поехали другой дорогой, но и там абсолютно глухая пробка. Я думаю: что делать? Ведь в переговорах должны были участвовать делегации из многих стран ― приезжали архиереи с Украины, Молдовы. Все было организовано заранее, переговоры должны были проходить в монастыре. И получается, что нас, московской стороны, не будет. Конечно, меня охватил ужас: как же так, мы не приедем! Это же церковная миссия. Ситуация была совершенно немыслимая. Я уже не знал, что делать. Позвонил одному знакомому медику, прошу: «Дайте нам "Скорую помощь"». А он говорит: «Владыка, ну нет у меня машины в ваших краях, а если посылать, это будет очень долго». Но мы все-таки успели на рейс вопреки всему. Правда, регистрация уже закончилась, но нам удалось договориться, выдали посадочные талоны, благо багажа у нас не было, мы успели ― это было настоящее чудо.
Таких случаев очень много, и если внимательно к этому относиться, то можно увидеть, что Бог с нами все время. Даже в мелочах. И это можно назвать опытом веры.
― Владыка, Вы говорили, что у Вас дома было много духовной литературы. Но то, что Вы перечислили ― это довольно сложное чтение для подростка. Как Вы начали читать? Вам это было изначально интересно или Ваши родители читали Вам, объясняли?
― Я вспоминаю, как мама читала нам Киево-Печерский патерик. Это описание подвигов, чудес. Еще она читала нам жития других святых. Мы также любили читать жития подвижников благочестия. Поскольку это были люди, жившие близко к нашему времени, то было очень интересно. Еще я очень любил читать отца Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе». Хорошая книга, теплая, добрая, которая как раз показывает опыт веры, опыт жизни во Христе. Книги были разные, и самое важное было то, что ум не был на голодном пайке.
― Какие книги Вы порекомендовали бы для молодежи? Взрослые все же могут и сами разобраться, а молодых людей нужно направлять.
― Трудно сказать, ведь молодежь нашего времени отличается от той молодежи, которая есть сейчас. Многие молодые люди совершенно не знают многих персонажей, тех авторов, которых знали мы. Мне кажется, что это зависит не от возраста, а от того, какой путь прошел молодой человек. Ведь кому-то может быть интересна, например, философия ― Флоренский, Бердяев, Булгаков. В наше время это было модно и интересно, ведь это светила богословия, труды которых не публиковались, они были под запретом. Кого-то интересовала другая литература ― жизнеописания святых, аскетические опыты.
Мне кажется, принципиально важно не то, какие книги нужно читать, а то, в каком направлении идет человек, что он ищет для себя. Есть люди, которые хотят укрепить себя с помощью разумных аргументов, они хотят получить подкрепление для своего ума, чтобы ум помогал им обрести веру. Для этого есть масса очень интересных книг по русской религиозной философии ― Флоренский, Бердяев, Булгаков, Франк, Лосский, Хомяков. Есть масса замечательных творений на разные темы ― и богословие, и религиозная философия, и опыт веры, и поиск смысла жизни. Я думаю, что это может быть очень интересным для молодого человека. Во всяком случае, мне было интересно. Меня очень поразили некоторые труды Флоренского, читал их с огромным удовольствием. Еще нравилось творчество Владимира Сергеевича Соловьева.
Хотя мне кажется, что сегодня людей интересуют не столько рассуждения, сколько опыт жизни. Ведь многие вопросы философии являются отвлеченными, а сейчас люди заняты значительно более практическими вещами ― философия «бери от жизни все» очень влияет на людей. Темп жизни стал совсем другим.
Поэтому для многих сейчас важны другие труды, показывающие опыт духовной жизни человека. Как человек может найти Бога? Здесь есть много книг ― жития святых, современные патерики, жизнеописания духовных людей ― наших современников. Есть очень интересные писания старцев ― схиигумена Иоанна, игумена Никона (Воробьева). В их письмах говорится о многих важнейших духовных вопросах. Еще стоит читать письма и проповеди архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Это все очень простые и светлые книги. Я очень люблю письма преподобного Варсонофия Оптинского. Обо всех оптинских старцах читать очень интересно, я читал и жизнеописания святых Амвросия, Льва, но именно писания старца Варсонофия я люблю по-особенному ― они очень мне близки. Он был военным, у него очень интересные мысли и воспоминания. Я читал его труды в машинописном варианте, и они поразили меня особенно глубоко. Сейчас много интересного издается. Есть хорошие труды греческих старцев. Читать, конечно, можно много. Но главное, чтобы у человека появился опыт жизни в Боге.
― Владыка, как Вы считаете, каким образом можно лучше всего донести до человека знание, информацию о Боге и Церкви?
― В последнее время Господь меня привел на ниву активного просветительского служения. Почти четыре года назад мы познакомились с тогдашним генеральным директором «Радио России» Алексеем Абакумовым и договорились о создании четырех программ: «Религиозная энциклопедия», «История христианской Церкви», «Паломник» и «Пастырские беседы». Меня это заинтересовало потому, что если даешь кому-то книгу, то совсем не факт, что он ее прочитает. Мало времени, нет большого интереса ― все-таки книга это труд, который надо проделать, и не всякий осилит этот труд. Другое дело ― слушать или смотреть. Ну и, так получилось, привел Божий промысел, ― мы встретились, договорились, и этот проект пошел. Он идет до сих пор.
Кроме этого мы раздаем диски «Религиозной энциклопедии» и «Истории христианской Церкви». За все время мы бесплатно раздали уже более двухсот тысяч штук каждого диска, и, кроме этого, все материалы есть на сайте mir-slovo.ru. Кроме перечисленных изданий там есть еще части «Пастырских бесед». Есть еще новая передача «Детская Библия», она тоже есть на сайте; мы ее выпустили недавно на дисках и уже раздали 45 тысяч штук месяца за три. Последние 16 тысяч дисков мы отдали в продуктовые магазины системы «Алые паруса».
Эти передачи идут под моей редакцией. Каждая передача построена как разговор мамы с детьми, а потом идет уже чтение Евангелия. Я стал слушать диск и заслушался, ведь работа актеров и режиссеров великолепная.
Слышал много хороших отзывов об этой передаче, но больше всего мне запомнились слова одного мальчика-пятиклассника, студента одного из кадетских корпусов в Москве. Мы раздали там диски, и потом мальчики пришли в храм на экскурсию. Этот мальчик сказал директору воскресной школы, проводившему экскурсию: «Раньше я в Бога не верил, а потом прослушал диск, который мне дали. Он мне очень, очень понравился. И теперь я верю!»
― Это самое главное. Ради этого стоило делать диски!
― Да, именно ради этого стоило заниматься этой деятельностью. Так получилось ― я не искал этого, но Господь так решил. Хотя это и не было прямо связано со спецификой моего послушания, тем не менее я стал это делать. Правда, творческую работу я всегда любил.
― И Господь знает об этом.
― Да, конечно. И мне очень приятно, что много удалось сделать. Это очень важная работа. Поэтому мы много дисков раздаем, и в Европе, и в Америке. И хорошо, что все материалы есть на сайте. Однажды мне позвонил молодой человек из Германии и сказал, что прослушал диски, они ему понравились, и он попросил разрешения копировать их и раздавать в храмах. Я разрешил, конечно. Тогда он спросил, можно ли их повесить в Интернете, не будет ли это нарушением авторских прав. Я сказал, что будет, но в суд на него никто за это не подаст. А до этого мы посылали диски «Истории христианской Церкви» и «Религиозной энциклопедии» в Америку, и там они звучали по радио. Затем идут такие радиопередачи и в Финляндии на русском радио. Я бы сказал, что продукт уникальный, такого нет нигде.
― Владыка, благословите и нас использовать эти материалы для уроков в церковной школе.
― Пожалуйста, конечно, используйте. Я считаю, что такие формы очень интересны, потому что это не просто знания, не просто информация. Это уже информация, соединенная с искусством, информация, которая влагается в сердце через искусство.
Но ведь так и нужно делать! Одно дело ― есть какое-то вещество, но для него нужен носитель. Вот есть полезные вещества, витамины ― но как их донести? Нужно, чтобы они проникли в каждую клеточку. Поэтому принципиально важно, через какие средства будут донесены знания. А голос хорошего артиста, музыка, специальные звуковые эффекты, шумы ― все это способствует тому, чтобы они воспринимались всей душой. Искусство помогает человеку познать Христа, и сейчас многие люди приходят к вере именно через искусство. Через книги тоже, но особенно через искусство.
― Фильм «Остров» тоже пример этому. Можно говорить, что не все изображено там достоверно, что излишний акцент делается на чудеса. Но в то же время это единственный фильм, который говорит о Церкви неназойливо, не назидательно, но и не уничижительно. И, может быть, то, что фильм выиграл все возможные премии, свидетельствует о том, что в России еще не все потеряно.
― Да, хотя многое в фильме неоднозначно, но именно то, что его посмотрело такое огромное количество самых разных людей ― верующих и неверующих, православных и мусульман, молодых и не очень, ― говорит о том, что интерес к вере очень велик в России.
― Владыка, возвращаясь к Вашей жизни, ― Вы решили учиться в духовной семинарии, потом достаточно быстро приняли монашество. Монашество ― сложный путь, связанный с отречением от всего, что важно для мирского человека, ― от семьи, от детей, от своей воли, от собственного имени. Даже верующие родители не всегда рады такому выбору своих детей. Когда к Вам пришло это решение и как отнеслась к нему Ваша семья?
― Все получилось очень естественно. Я уже заканчивал духовную академию, и как-то все сложилось... Можно, конечно, говорить о рациональных вещах, но человек постепенно приходит к пониманию, что есть путь, по которому именно ему нужно идти. Родители меня поняли.
― После школы Вы служили в армии. Какие у Вас остались воспоминания? Ведь это было время, когда об армии ходили самые страшные слухи ― дедовщина, беспредел.
― Я не скажу, что у меня остались какие-то страшные воспоминания. Разные люди там были… Состояние армии отражало состояние нашей молодежи на то время. Были и очень неплохие люди, неплохие командиры. Я не скажу, что попал в ад. Ничего жуткого не было. Собственно, ребята, среди которых я служил, были такие же, с какими я учился в школе. Это был тот же подход к жизни, тот же стиль. Я не встретил какой-то особой жестокости.
― А они знали, что Вы верующий?
― Я это не особо афишировал. Все-таки атмосфера была безбожная в то время. Я не крестился, не молился демонстративно, на глазах. У меня был один инцидент, когда меня призывали в армию. Я проходил медицинскую комиссию и вижу, что врач смотрит мое личное дело, а там что-то подчеркнуто. Потом он отодвинул его от себя, и я увидел, что там была подчеркнута фраза «Воспитывался в религиозной семье». То есть мой классный руководитель меня «заложила»… А потом, уже после комиссии, я подошел к столу, где сидело несколько человек, среди них один полковник. И он на меня заорал: «Как ты, верующий человек, будешь служить в армии?!» Это, был, конечно, неприятный эпизод. Но я не растерялся и ответил, что так и буду служить, как все служат. Везде есть разные люди. Но, тем не менее, меня послали служить в нормальную часть, где я и служил. В целом все нормально было.
― Мы в церковной школе говорим о том, что не нужно агрессии, что надо стараться избегать насилия. И вот меня один мальчик спрашивает: «А что делать, если на меня нападает мой враг?» Я скажу Вам, как я ответила, а Вы подкорректируйте, пожалуйста, потому что это важный вопрос, который возникает во всех семьях, где есть дети, особенно мальчики. Я сказала: «Попробуй решить вопрос миром, потому что надо еще разобраться, почему и насколько он твой враг. Ну, а если уж совсем не получается уладить дело мирным путем, то надо в лоб дать». В книге Натальи Соколовой «Под кровом Всевышнего» есть интересный пример: один из ее сыновей, когда к нему начинали приставать, читал про себя девяностый псалом и думал при этом: «Вот если до конца псалма они не перестанут, тогда я им врежу». Но псалом этот довольно длинный, так что пока он читал, им надоедало его дразнить, и все решалось само собой ― они уходили. Это хороший вариант, но он не всегда срабатывает, к сожалению. Вот как Вы считаете, что нужно делать в таких ситуациях?
― Дать в лоб, если по-другому не получается.
― И еще один вопрос на ту же тему. Почти всем мальчикам хочется военных игр, а сейчас распространено такое убеждение, что военные игры развивают агрессию, и многие родители вообще запрещают игры и игрушки, связанные с войной. Правда, к компьютерным играм это часто не относится, стрелялки редко запрещают. Что Вы скажете по этому поводу?
― С одной стороны, христианство действительно учит миру, это совершенно верно. Потому что война это всегда тупик. Кстати, интересно, что именно военные, то есть люди, которые знают цену человеческой жизни, которые видели кровь, они-то как раз понимают, насколько ценен мир. Они знают, что худой мир лучше доброй войны. А люди, незнакомые с войной, которые сидят в белых рубашках где-то далеко от практических проблем, они-то как раз оказываются воинственными и агрессивными.
С другой стороны, Господь вложил в душу человека, особенно мальчика, функцию защиты ближних, защиты Отечества. От этого никуда не денешься ― это есть, это от природы, от Бога. И если попытаться всецело стерилизовать жизнь от военных игр и предметов, с ними связанных, этот инстинкт защиты будет проявляться в другом ― в компьютерных играх, в иных вещах, либо сейчас, либо потом. Но это уже может быть в извращенной форме, в виде агрессии.
Поэтому должен быть нормальный выход для этого чувства ― здоровые игры, желательно не компьютерные. Нужно, чтобы ребенок понимал, что жизнь человека, его здоровье ― бесценны. А когда человек играет в компьютерные стрелялки-убивалки, чувство реальности и ценности жизни притупляется, стирается грань между жизнью и игрой. Из компьютерных игр действительно вырастают монстры. А если дети играют в нормальные игры ― в войну, казаки-разбойники, занимаются единоборствами, борьбой, то больше шансов, что вырастет человек ответственный. Так что ничего страшного здесь нет.
А что касается средств ― мальчик должен уметь защищать в первую очередь окружающих, а затем и себя. А если он не умеет даже себя защитить, как он сможет защищать других? Есть случаи, когда необходимо защищаться, поэтому существует понятие справедливой войны. Мы называем некоторые войны Отечественными ― это войны за Отечество; безусловно, они справедливые. Поэтому войне можно и нужно давать нравственную оценку. И драка может быть тоже справедливой ― за свое достоинство, за достоинство других. Это тоже может быть средством решения проблемы.
― У ребят особый интерес вызывают именно воинские символы Православия. К примеру, если мы говорим о Таинстве Крещения ― оно же все пронизано именно воинской символикой. Крещаемый объявляет войну дьяволу, присоединяется к воинству Христову. Он облекается в белые одежды ― это как парадная форма воина, а затем переодевается в повседневную одежду, потому что нужно воевать с грехом, а воевать в парадном мундире неудобно.
― Да, такой символики в христианстве очень много. Ею проникнуто и посвящение в монашество ― человек облекается в монашеские одежды как в доспехи, берет духовный меч. И облачения священника это по сути тоже доспехи, военная форма. В христианстве очень много всего, что связано с защитой человека от вражеского нашествия.
― Владыко, какие предметы Вам особенно нравились в духовной семинарии и академии?
― Мне больше всего нравились богословские дисциплины, иностранные языки.
― Какие языки Вы знаете?
― В третьем классе семинарии я начал изучать древнегреческий язык. Сначала нас было много в группе, потом почти никого не осталось, учиться было сложно. Но когда я добрался уже до греческого текста ― а первым я прочитал Евангелие от Иоанна, оно очень простое по языку, а потом поучения аввы Дорофея, ― меня такое вдохновение охватило! Я понял, что наши слова ― как стершиеся монеты. А древние языки ― это такое богатство и при этом ― предельная конкретика. Там нет вещей отвлеченных, там все предельно осязаемо. И меня каждый раз охватывало волнение, когда я читал этот труд на древнегреческом языке…
А потом я писал кандидатскую диссертацию, переводил труды блаженного Диадоха ― и это мне тоже дало очень многое.
― Когда Вас направили служить в Иерусалим, вы тоже очень быстро освоили язык. Нам о Вас рассказывал владыка Павел, бывший в свое время епископом Австрийским и Венгерским, когда мы Вас еще не знали. Вы ведь после него служили там, правда?
― Да, я приехал уже после его отъезда. Перед направлением в Иерусалим я начал учить иврит и новогреческий самостоятельно. А потом, когда уже приехал в Израиль, пошел на курсы иврита, и вскоре говорил и переводил. Практически все юридические официальные письма я переводил на русский язык сам. Я бы не сказал, что иврит это очень трудный язык. Там есть свои сложности, но нужно просто войти в стихию языка, в его структуру, и все станет проще. Мне очень нравилось. Я с удовольствием переводил, и теперь, когда нужно, с удовольствием говорю на нем ― правда, сейчас, конечно, редко.
Вообще, чем меньше народ, тем для него более важно, когда кто-то из другого народа говорит на его языке. Это воспринимается как дань уважения. Правда, в связи с этим вспоминаются и некоторые комические случаи. Однажды на встрече с тогдашним мэром Иерусалима Эхудом Ольмертом, будущим премьер-министром Израиля, обсуждался вопрос о нашем Горнем монастыре. В переговорах принимали участие начальник миссии и российский посол. Я переводил переговоры. И потом мне Ольмерт говорит: «Понимай, но не все!»
Когда работаешь с разными людьми, со многими из них завязываются хорошие отношения ― в том числе, и благодаря языку.
― В чем заключалась Ваша работа в Иерусалиме?
― Работы было очень много, мне приходилось заниматься и контактами с израильскими официальными лицами, с адвокатами по нашим имущественным вопросам, и хозяйственными вопросами ― ведь мы все делали сами. Вот, например, нужно было отдать машину в ремонт, мне нужно было или позвонить, договориться, что батюшка приедет с машиной, или самому ехать. Я был практически единственным «ивритоговорящим» в нашей миссии. Уже к тому времени, когда я уезжал, одна послушница, которую я послал на курсы, выучила язык и стала работать. Еще мне приходилось отвечать за контакты с христианскими Церквами, это тоже было связано с языками, например, с греческим. Я занимался также паломничеством, составлял программы, наставлял и обучал наших монахинь, принимающих паломников. Ну и практические вопросы приходилось решать. Вообще, работа за границей приучает к ответственности. Там работы очень много, а квалифицированных помощников мало, поэтому нужно совмещать в себе разные функции ― и руководителя, и церковного дипломата, и переводчика, и машинистки, и секретаря, и хозяйственника, и водителя.
― Что в Иерусалиме запомнилось Вам больше всего?
― Самое ценное ― богослужение у Гроба Господня, у других святынь. Еще я очень любил служить в Вифлееме и в Гефсимании. Это ближе всего к сердцу и запоминается навсегда.
― В 2000 году Вы стали настоятелем храма Святой Троицы в Хорошеве. Это ведь не слишком традиционно, когда монах становится настоятелем приходского храма. Расскажите, пожалуйста, об этом храме, о Вашем служении там.
― Раньше такой практики действительно не было, и монахи трудились в монастырях и жили там. Но до меня настоятелем этого храма был архимандрит Феофан, нынешний архиепископ Ставропольский. Кроме того, в этом храме проходили священническое служение те священники, которые трудились в Отделе внешних церковных связей. Заместитель председателя отдела был настоятелем. Я наследовал и место в отделе после него, и настоятельство в храме.
Это храм древний, он был построен Борисом Годуновым в конце XVI века, так что ему уже более четырехсот лет. Он носил статус царского храма, подобно храмам Московского Кремля. Там неоднократно молился Алексей Михайлович, поскольку он очень любил Звенигородский монастырь, а храм находится как раз на Звенигородском шоссе. Есть несколько упоминаний в летописях о том, что Алексей Михайлович молился в храме в Хорошеве. Там бывали и Елизавета, и Екатерина, а потом он стал просто храмом села Хорошево. Дворец царский, который там был, разобрали. С 1939 по 1989 года храм был закрыт. Вообще, храм удивительный, и место замечательное, очень живописное, на берегу реки Москвы, недалеко от Серебряного бора. Я живу на территории храма, там как небольшой скит.
Служение в таком храме дает большой опыт приходской жизни, ведь архиерей связан с разными аспектами жизни, поэтому он должен знать, что происходит на приходах, быть в курсе всех дел. Архиерей прежде всего занимается администрированием именно приходской деятельности, поэтому такое знакомство с приходом очень важно.
У нас там ведется разнообразная деятельность. Конечно, все складывалось постепенно, многому приходилось учиться. Нужно было заниматься и хозяйственными делами, и благоустройством территории, и строительством. Но главное ― пастырская работа. У нас там есть свои, хорошевские, традиции. При храме есть сестричество, которое занимается социальной работой.
― Такое же сестричество есть при 1-й Градской больнице. В его задачи входит уход за лежачими больными, посещение стариков, немощных. Вы занимаетесь такой же работой?
― Да, у них Дмитровское сестричество, а у нас ― святого великомученика и целителя Пантелеимона. У нас работает около 50 человек ― участников сестричества. Есть сестры, ухаживающие за больными в домах, есть, кто работает в больнице, которая расположена рядом. Открыты специальные обучающие курсы для людей, которые желают этим заниматься. Есть и творческая активность в рамках этой деятельности. Кстати, у сестричества есть сайт Сестричество.ru. Еще у нас действует группа милосердия, созданная года четыре назад. Мы ходим по больницам после воскресного вечернего богослужения, люди моют полы, убирают, выносят мусор ― занимаются всякой грязной работой, помогают служащим больницы. Потом возвращаемся в храм, пьем чай, смотрим православные фильмы… У нас есть уже сформировавшийся круг участников, в среднем 25-35 человек.
― А как относится к этой деятельности руководство больницы?
― Вначале был главный врач, с которым отношения как-то не складывались, а потом пришли другие люди, и все получилось. У нас в больнице есть комната для молитвы, где совершаются богослужения, молебны служатся каждый день. Там дежурит сестра милосердия, раздает бесплатно диски, проводит просветительские беседы. Когда приходит священник, она говорит ему, кого нужно исповедать, причастить, покрестить.
Затем у нас есть молодежный клуб, работающий по программе, утвержденной настоятелем, есть люди, отвечающие за эту работу. В клуб приходят ребята, интересующиеся вопросами веры, ведутся занятия, они вместе проводят досуг ― ходят на прогулки, на каток, ездят в паломнические поездки. То есть и молитва, и обучение, и отдых совмещены.
― В 2004 году начинается Ваш «карьерный взлет», именно так можно это назвать с точки зрения мирского человека. Сначала Вы были рукоположены в сан епископа, затем получили звание архиепископа. Для Вас, наверно, это не столько почет, сколько огромная ответственность? Как вообще можно успевать делать такой объем работы? Даже мы в Венгрии видим, что Вы отслеживаете все события, а ведь мы не единственная Ваша епархия.
― Конечно, о каком-то взлете я бы не стал говорить. А работы, действительно, очень много. Многое удается сделать, даже есть время на творческий досуг: я имею в виду те программы на радио, о которых я уже говорил. А также где-то год назад меня привлекли к работе на телевидении в программе «Доброе слово», она идет по одному из московских каналов. Это тоже требует времени, так как готовиться к программам нужно очень серьезно. Времени никогда не достаточно, но интересно, что именно когда его не хватает, тогда и удается что-нибудь сделать. Ведь известно, что чем больше у человека свободного времени, тем меньше он успевает.
― Скажите, пожалуйста, какие у Вас планы в Венгерской епархии? Чего бы Вы хотели достичь в Вашем служении здесь, в Венгрии?
― Самое главное, обеспечивать возможности развития самого разного рода. Я рад, когда открываются возможности свидетельствовать о Православии. Я считаю очень важной работу с людьми, просветительскую деятельность. Сегодня я встречался с отцом Варнавой, который служит в Дебрецене; очень хорошо, что там появился постоянный священник. Он был недавно рукоположен, на Рождество. Его все прихожане знают, ведь раньше он был регентом русского хора в Успенском соборе. Он очень ревностный батюшка. Дебрецен ― большой университетский город, и там у него уже собралась община. Я рад, что в Венгрии появился новый очаг духовности. Хотелось бы больше делать на ниве просвещения. Недавно при моем активном участии был издан детский молитвослов на венгерском языке; это тоже важно, чтобы и на венгерском языке появлялись книги, свидетельствующие о Православии.
― В Венгрии уже появились три книги о Православии: романы Юлии Вознесенской «Мои посмертные приключения» и «Путь Кассандры или приключения с макаронами», а также произведение Нины Павловой «Пасха красная» о трех убиенных на Пасху оптинских монахах. Они были переведены Мариной Лепахиной, бывшим регентом русского хора в Успенском соборе. И еще к изданию готовятся новые книги, причем все эти издания переведены и напечатаны при поддержке Ордена кармелитов. Интересно, что в последнее время наблюдается тенденция обращения некоторых направлений в разных христианских конфессиях к Православию. Тот же Орден кармелитов устраивал в Русском культурном центре выставку своих икон и пригласил на открытие хор нашего прихода. И у меня есть интересный опыт: я давала своим знакомым-венграм все эти книги на венгерском, и они им очень понравились. А когда мы разговаривали о вере, о христианстве, они говорили мне: «Как вам, православным, хорошо, ведь у вас есть все, нужное для исцеления души и тела человека: и исповедь, и Причастие, и святая вода, и елей для помазания! А у нас ничего этого нет!»
― Это просто прекрасно, что такие вещи происходят, слава Богу, что это есть. Но пока, конечно, этого еще очень мало, это пока капля в море.
― В Венгрии много католиков, протестантов, просто неверующих, сектантов. Как Вы считаете, насколько необходима миссионерская деятельность, проповедь христианства вообще и Православия в частности? Или прежде всего важно заниматься нашими неверующими соотечественниками?
― Мне не очень нравится само это выражение. К сожалению, сейчас при слове «миссионер» на ум сразу приходят проповедники из всяких сект ― свидетелей Иеговы, Богородичного центра и других. Поэтому я предпочитаю выражение «просветительская деятельность». Она, безусловно, важна, мы должны использовать все возможности для свидетельства о нашей вере, для рассказа о Православии. Но прежде всего нам нужно говорить с нашими соотечественниками. Что же касается коренного населения Венгрии, то здесь это может привести к конфликтам с другими христианскими конфессиями, нас могут обвинить в том, что мы отбираем у них верующих. Но во время частных бесед, со знакомыми и друзьями, если речь пойдет о вере, о христианстве, тогда, конечно, можно и нужно говорить о Православии.
― Как Вы относитесь к экуменизму?
― Я за экуменизм, если понимать его как возможность свидетельствовать о Православии. Ведь когда люди собираются вместе для того, чтобы поговорить о своей вере, это очень хорошо! Мы можем и других послушать, и сами рассказать, и показать, что наша вера самая лучшая.
― А можно так говорить людям других вероисповеданий?
― А нам никуда от этого не деться. Ведь если мы соберемся с людьми другой веры, они будут говорить о том, что их вера правильна, и что же нам делать в такой ситуации? Если мы будем молчать, то это неверно, тем более что мы действительно верим и знаем, что наша вера истинная. Поэтому нужно говорить правду. Что же касается проведения совместных богослужений, то эта практика сейчас упразднена, поскольку она вызывала очень много нареканий, недоумений. А в Церкви все должно делаться мирно, по согласию. То, что теперь этих богослужений нет, это правильно. А в остальном ― нам не нужно бояться свидетельствовать о Христе, о Православии.
― Владыка, огромное Вам спасибо за то, что Вы уделили нам столько времени и сил. Мы хотели бы пожелать Вам сил, здоровья, терпения и, конечно, Божией помощи в Вашем служении. Мы надеемся, что Вы будете почаще приезжать к нам, участвовать в богослужениях, встречаться с прихожанами. Благословите!
― Бог благословит!
Патриархия.ru
