О том, как ведется подготовка современных иконописцев в старейшем профильном учебном заведении Русской Православной Церкви, корреспонденту портала Седмица.ru Ольге Кирьяновой рассказал заведующий Иконописной школой при Московской духовной академии архимандрит Лука (Головков).

— Отец Лука, Вы возглавляете Иконописную школу при МДА уже почти пятнадцать лет, фактически на Ваших глазах происходило ее становление. Расскажите, пожалуйста, что собой представляет Иконописная школа сегодня? Сколько учащихся, какого возраста эти люди?

— В Иконописной школе сейчас обучается около девяноста человек. Поступают к нам обычно с семнадцати-восемнадцати лет и до двадцати пяти. Иногда, но крайне редко приходят люди более зрелого возраста — тридцати-тридцати пяти лет. Поступают обычно абитуриенты с художественным образованием, по крайней мере, с хорошей художественной подготовкой, потому что при поступлении проходит конкурс, довольно большой по сравнению с духовной семинарией и регентской школой — от четырех до десяти человек на место. Это во многом зависит от группы, поскольку в мужскую и женскую группы набор идет отдельно, в зависимости от того, сколько человек мы можем принять.

— Абитуриенты преимущественно из центральной России или география более широка?

— К нам приезжают учиться из всех регионов России и из-за рубежа — стран СНГ и Балтии. У нас обучаются также представители Поместных Церквей, по договоренности между их Предстоятелями и нашим священноначалием. Есть студенты из Болгарии, Сербии, Польши, Китая...

— Китайцы уже постигают технику православной иконописи?

— Это албазинцы — потомки русских казаков, некогда уведенных в плен китайцами из приграничного острога. Конечно, внешне нам они кажутся китайцами, хотя русские корни, пусть и очень древние, прослеживаются. Но, разумеется, эти ребята выросли уже в китайской культурной среде и для приобщения к русской православной культуре им нужен еще период «акклиматизации», вхождения в жизнь Русской Церкви, а это не всегда легко и просто получается.

У нас также обучается один учащийся из Германии. Он — из русских немцев, в детстве с родителями уехал из нашей страны. Учился в Джорданвилле в семинарии Русской Православной Зарубежной Церкви, а затем был отправлен на учебу к нам. Сейчас заканчивает второй курс.

Контингент учащихся, как видите, очень разный. И предпочтения в иконописных стилях у учащихся тоже разные. Если для русского из центральной части России близка икона традицонная русская, мягкая, лиричная, то для людей, приехавших с юга России, например, с Кавказа, из Грузии, Абхазии или Осетии, ближе икона грузинская и греческая.

— Какие предметы изучают будущие иконописцы?

— У нас обучаются не только иконописи, но и фресковой живописи и реставрации икон. Иконописец должен обладать хотя бы минимальными навыками в этих областях. Некоторые из наших выпускников впоследствии выбирают в большей степени занятия именно реставрацией, другие больше работают над созданием фресок. Наряду с иконописным в школе существует небольшое отделение лицевого шитья.

Срок обучения у нас три года на первой ступени и два года для остающихся на вторую ступень. На младших курсах учащиеся осваивают большой объем теоретических знаний, необходимых для последующей работы. Изучают литургику, катехизис, историю Церкви и церковного искусства, церковно-славянский язык, иконоведение, иконографию, нравственное и основное богословие... Старшие курсы, в основном, занимаются практической работой в мастерских.

— В процессе обучения отдается предпочтение какой-либо иконописной школе, например московской или ярославской?

— У нас нет жестких рамок и ограничений в изучении иконописной традиции. Важно, в принципе, изучить язык иконы, ее особенности, а стиль является собственным выбором иконописца. Икона должна настраивать на особый духовный лад и главное, чтобы иконописец это ощутил и смог отражать в своих работах.

С другой стороны, раз уж мы живем здесь в Лавре, рядом с Москвой, то, конечно ориентируемся именно на московскую иконописную школу периода ее расцвета — XV столетия. В то же время, повторю, не существует каких-то жестких рамок. Наши учащиеся стараются больше изучать икону непосредственно на местах, в музеях, в т. ч. достаточно далеких — в Пскове, Карелии, Архангельске. Естественно, что эти иконы имеют местный колорит, и их красота тоже вдохновляет современных иконописцев.

Для нас, преподавателей, совершенно не принципиально, что именно будет ближе иконописцу. Главное, чтобы это было действительно серьезно, чтобы он изучил варианты композионных и цветовых решений, оттенков настроения, передаваемых в рисунке, цвете и даже в фактуре красок. Если иконописец это почувствует, то он легче освоит иконопись в любом ключе.

— Много ли приходит к вам учиться людей, никогда ранее не занимавшихся иконописью?

— Потомственных иконописцев, равно как и выходцев из священнических семей, у нас очень немного. Среди них по большей части дети священников, принявших сан, уже будучи художниками-иконописцами. Свою любовь к искусству они привили детям, которые выбрали тот же путь. Есть те, кто за несколько лет до поступления принял Крещение, т.е. пришел к вере относительно недавно и сейчас одновременно идет по пути воцерковления и творческого роста.

Для учащихся-иконописцев великое благо, что мы находимся в Лавре, в действующем монастыре. Чрезвычайно важно, что здесь они могут прикоснуться к жизни настоящего русского монастыря, потому, что икона — это воплощенная молитва и необходимо, чтобы она была неформальной, осознанной, прочувствованной, молитвой сердца. Если иконописец в процессе работы будет молиться, то и созданная им икона поможет обрести подлинно молитвенный настрой другим. Смысл нашей работы именно в этом, а не просто в создании изображения канонически и художественно безупречного, но не затрагивающая глубин сердца других людей.

Большая часть тех, кто к нам поступает, делают только первые шаги в иконе, хотя, порой в изобразительном искусстве уже не новички. Более того, когда к нам приходит учиться уже зрелый иконописец, мы очень серьезно думаем над тем, сможем ли помочь ему, потому, что человек, возможно, уже приобрел какие-то ремесленные навыки, которые он не сможет преодолеть. Надо понять — есть ли у него не просто творческий потенциал, но и желание отказаться от каких-то своих наработок, где-то преодолеть свое «я»? Это ведь очень непросто. Человек, имеющий серьезное художественное образование и практический опыт не всегда может принять какие-то другие изобразительные принципы и подходы. У нас был один случай, когда человек не смог преодолеть себя, и он просто ушел из школы, не смог заниматься. Конечно, профессиональные навыки могут помочь в работе над композицией и над цветом, но в тоже время нужно как бы и отказаться от них. Это, в общем-то, шаг, требующий духовной зрелости.

— Как складывается творческий путь выпускников Иконописной школы? Вы как-то отслеживаете их судьбу?

— О судьбе многих наших выпускников-иконописцев мы знаем. Кто-то преподает иконописание и у нас в школе, и в Свято-Тихоновском университете, и в иконописных школах при семинариях и духовных училищах в разных епархиях. Кто-то работает в иконописных мастерских — епархиальных, монастырских. Но, не всегда наш выпускник может влиться в организованные мастерские, в силу разных причин. Иконописец может работать и самостоятельно. Больших проблем с работой у выпускников мы пока не видим, хотя конечно есть в каких-то епархиях ситуации, когда человек не сразу может встать на ноги и найти работу. Но чаще всего хорошие иконописцы очень востребованы. Когда к нам в школу обращаются заказчики в поиске мастеров, способных выполнить роспись храма или иконостас, то мы нередко, перебирая наших выпускников, понимаем, что все они заняты работой даже затрудняемся кого-либо посоветовать.
Конечно, в регионах ситуация может быть сложнее, в первую очередь по причине нехватки финансов, но в целом ситуация вполне благополучная.

— Обращаются ли в школу с заказами представители Русской Православной Зарубежной Церкви?

— Два года назад встал вопрос о создании иконостаса для кафедрального Успенского собора РПЦЗ в Лондоне. Архиепископ Берлинско-Германский и Великобританский Марк, который является правящим архиереем в Англии, вместе с благотворителем храма, выбирали исполнителей и остановились на Иконописной школе. Год ушел на создание проекта иконостаса и его утверждение. С лета до начала осени прошлого года иконостас был написан. Осенью 2009 года Первоиерарх РПЦЗ митрополит Иларион в сослужении владыки Марка, архиепископа Сурожского Елисея и его викария архиепископа Керченского Анатолия освятили иконостас. На освящении присутствовали и представители нашей иконописной школы. Особенность этого иконостаса в том, что в местном ряду находятся иконы святых, наиболее почитаемых в Русском Зарубежье — Царственных страстотерпцев, преподобного Серафима Саровского, праведного Иоанна Кронштадтского. Кроме того, у нас была специально написана икона святых, прославленных уже Русской Зарубежной Церковью — святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского и святителя Ионы Ханькоуского, который у нас пока известен очень немного. Этот подвижник скончался в молодые годы в эмиграции в Китае.

Освящение иконостаса стало заметным событием церковной жизни Православной Англии и Русской Зарубежной Церкви в целом. Обычно в этой стране приспосабливают для совершения православных богослужений пустующие англиканские храмы, а лондонский приход в честь Успения Пресвятой Богородицы находится в новом, специально выстроенном здании, архитектура которого напоминает древние церкви Псковщины, а теперь вдобавок в нем есть настоящий иконостас.

Работы мастеров иконописной школы украшают храмы за пределами Отечества не только по линии Зарубежной Церкви. Недавно у нас была закончена работа над иконостасом для храма святой великомученицы Екатерины в Риме. Проект выполнил наш преподаватель — Солдатов Александр Николаевич. Это каменный резной иконстас. Местный ряд выполнен фресковой живописью нашими мастерами-преподавателями. Иконы второго ряда, Царские и диаконские двери, храмовой образ святой великомученицы Екатерины с житием выполнены иконописцами мастерской при школе. Кроме того, специально для храма была создана и особенная икона — Собора всех Римских святых. Рим — город имеющий множество небесных покровителей, ради поклонения которым туда приезжает множество паломников из России, и этот образ для них очень значим.

— Сейчас Церкви возвращается много храмов, внутреннее убранство которых было полностью утрачено в советское время. Приходские общины по мере возможности начинают восстановительные работы, но порой, в итоге архитектура храма и его новый интерьер оказываются выполнены в совершенно различных стилях. Можно ли как-то исправить ситуацию?

— Конечно, определенная проблема здесь существует. Разумеется, необходима просветительская работа, повышение уровня грамотности в области истории церковного искусства. Не могу не вспомнить о приснопамятной монахине Иулиании (Соколовой) — подвижнице благочестия и известной иконописице ХХ века, которая имела также большой практический опыт преподавания иконописания. Именно она фактически стояла у истоков создания нашей школы. Матушка Иулиания не только сохранила и приумножила традиции русского иконописания, но сделала чрезвычайно много для приобщения к ним большой плеяды священнослужителей в XX столетии. Она проводила лекции по истории иконописания для духовенства, понимая, что Церкви нужны пастыри, любящие и понимающие древнюю каноническую икону. Несмотря на загруженность работой, матушка находила время для регулярных занятий со студентами московских духовных школ в иконописном кружке, через который прошли очень многие. Во многом благодаря этому кружку, воспитанники учившиеся очно в академии и семинарии, хотя бы немного познакомились с иконой, хотя бы чуть-чуть приблизились к ее пониманию. Даже те, кто не был с ней близко знаком, учитывали ее труды и вдохновлялись ими.

Продолжением этой работы было введение около десяти лет назад в Московской духовной семинарии предмета «История церковного искусства». В этом курсе идет изучение богословия иконы и церковного искусства во всем его многообразии.

— На Ваш взгляд, насколько важна при создании убранства храма стилистическая последовательность и историческая достоверность?

— Безусловно, нужно сохранять и реставрировать то, что сохранилось, потому что это исторически ценно. Даже росписи, написанные в XIX веке в живописном ключе, но с подлинным религиозным чувством, все-таки трогают нашу душу и зовут нас к Богу. С другой стороны, даже если известно какой была роспись в этом храме прежде, но она не сохранилась, целесообразно и оправданно выполнить новую в том стиле, который будет наиболее близок и понятен современным верующим. Сейчас слово часто обесценено и художественное произведение, если оно искреннее, может сказать гораздо больше, чем слова, также как жизнь человека может сказать гораздо больше, если мы видим его искренность.

При создании храмового ансамбля всегда учитывали его пропорции, размеры, освещенность. Например, когда монахиня Иулиания создавала иконы придела в Трапезном храме Лавры, то, конечно, учитывала существующее убранство. Храм — семнадцатого века, но в самой трапезной части лепнина и живопись еще более поздние. Естественно, что в этом окружении писать в цветовом строе образов преподобного Андрея Рублева или Дионисия было бы неправильно. Не было бы гармоничного сочетания с интерьером. В итоге матушка писала иконы в цветовом соотношении более близком к девятнадцатому столетию, чтобы они не выбивались из общего строя.

Этот пример показывает, что если можно приблизиться к древнему православному искусству, желательно это сделать. Но, даже в древности на абсолютное единство стиля не обращали такого уж пристального внимания. Икона не должна была мешать восприятию храма, не должна была казаться в нем инородным телом, но и не более того.

Сейчас наблюдается тенденция воссоздавать то, что было, а это все-таки несколько музейный подход. Я убежден, что уцелевшее надо сохранять, но в случаях, когда все уничтожено, даже если остались фотографии и другие материалы, не всегда стоит идти по этому пути. Другое дело, если есть утраты, то их желательно восполнить. Церковная реставрация, в отличие от антикварной, не предполагает переписывание подлинника, но дописи утрат необходимы. Если у святого выколоты глаза или отсутствуют части тела — для религиозного сознания это неприемлемо. Возможно, для назидания потомкам можно оставить определенный фрагмент в том виде, в котором он дошел до нас от богоборческого времени, но остальные росписи храма, при возможности лучше реставрировать. Конечно, дописи нужно делать очень аккуратно, чтобы изображение дошло до следующих поколений, по крайней мере не в худшем виде, чем сейчас. Реставрация XIX века порой губила памятники, когда не слишком квалифицированные мастера попросту записывали старинные фрески, и в XX веке приходилось их раскрывать. Сейчас накоплен огромный опыт по части реставрации и важно, чтобы он был востребован в Церкви.

— Некоторые работники музеев сейчас публично выражают опасения в способности Церкви сохранять собственное художественное наследие...

— Проблемы, конечно, есть, но нужно помнить, что все те церковные памятники, что дошли до нашего времени, в том числе и ныне находящееся в музейных хранилищах, изначально сохранились именно в Церкви. Как в древности Церковь сохраняла их, так и дальше будет беречь и хранить. У нас накоплен большой опыт в этой области. В Троице-Сергиевой лавре есть собственная реставрационная мастерская, в которой сейчас реставрируют иконы Троицкого собора. Часть работ уже завершена и оценена ведущими российскими специалистами, как чрезвычайно хорошая. Реставрация ведется не только Троицком соборе, но и в Трапезном храме, где находятся иконы письма мастеров Оружейной палаты, и в Успенском соборе. Иконы не просто реставрируются, а поддерживаются на существующем уровне сохранности. При этом удаляются записи и потемневший покрывной слой, расчищается подлинная живопись. Мы фактически вновь открываем эти памятники для людей.

— Последний вопрос: традиционно иконопись развивалась в монастырях, а сейчас многие мастера — выпускники возглавляемой Вами школы — работают в миру. Среди них довольно много женщин, есть люди семейные. Порой приходиться сталкиваться с предвзятым отношением к ним — заказчики считают, что в миру процветает ремесленничество, а подлинно одухотворенный иконописный образ можно создать только в монастырских стенах. Что бы Вы ответили на это?

— Наших выпускников, выбирающих монашеский путь, гораздо меньше, чем тех, кто остается в миру, но они, конечно есть. Именно ими организована иконописная мастерская Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Выпускники трудятся и в других монастырях, как мужских, так и женских.

Убежден, что существенно не место, а духовный настрой иконописца. Важно, чтобы художник рисовал, действительно вкладывая в работу сердце и душу, а не просто переводил лики и раскрашивал их. Конечно, можно с большим основанием надеяться на то, что в монастыре это достижимее, чем в миру, потому что там иконописцы должны молиться больше, чем мирские люди. Но сказать, что всегда это так, конечно нельзя. В иконописи чрезвычайно важна личность мастера. Не случайно в древности так ценили не только преподобного Андрея Рублева, но и Дионисия — семейного человека, который был великим художником. Он умел по-особому передать в изображении церковную поэзию, трепетное отношение к святыне и показать пасхальную радость Православия. Недаром Дионисия приглашали работать в монастыри Северной Фиваиды, а его труды почитали преподобные Пафнутий Боровский и Иосиф Волоцкий — чрезвычайно ревностные подвижники и аскеты. Повторюсь, создание подлинного глубокого иконописного образа зависит от личного подвига мастера и его способности к «богословию в красках», а это возможно в любых условиях.

Седмица.ru/Патриархия.ru