Русская Православная Церковь

Официальный сайт Московского Патриархата

Русская версияУкраинская версияМолдавская версияГреческая версияАнглийская версия
Патриархия

Епископ Красногорский Иринарх: «Наша задача — подготовить тюремных священников»

Епископ Красногорский Иринарх: «Наша задача — подготовить тюремных священников»
Версия для печати
21 июля 2010 г. 13:20

Председатель Синодального отдела по тюремному служению епископ Красногорский Иринарх ответил на вопросы корреспондента газеты «Мир всем» диакона Петра Пахомова. Владыка рассказал о роли Церкви в духовном окормлении заключенных и задачах новосозданного Синодального отдела.

— Сегодня много говорится о необходимости реформы пенитенциарной системы. Какую роль в реформировании будет играть Церковь?

— Конечно, преобразования в системе тюремных учреждений и мест лишения свободы необходимы, и Федеральная служба исполнения наказаний России (ФСИН) готовит эти реформы. Бесспорно, учреждение Синодального отдела тюремного служения Русской Православной Церкви также имеет определенную связь с процессом реформирования системы ФСИН. Ранее тюремное служение осуществлялось в рамках Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, который возглавляет протоиерей Димитрий Смирнов. Сейчас этот отдел загружен работой по подготовке военного духовенства — военных капелланов Вооруженных сил России, и у сотрудников просто не хватает времени и сил на тюремное служение, которое в настоящее время требует особого внимания. Назначение нового отдела состоит прежде всего в том, чтобы обеспечить духовно-просветительскую деятельность в местах лишения (ограничения) свободы и духовно-пастырское окормление не только самих заключенных, но и сотрудников различных учреждений ФСИН, исповедующих Православие.

Сегодня идет процесс усовершенствования положения тюремного духовенства в системе федеральной службы исполнения наказаний, который именуется со стороны ФСИН экспериментом. Однако для нас это не эксперимент, потому что Русская Православная Церковь и ее священнослужители давно уже осуществляют духовно-пастырское окормление в колониях и других местах лишения свободы на добровольной основе и накопили богатый опыт служения среди заключенных. Новизна сегодняшнего процесса состоит в том, что для Церкви появляется не только возможность служить в тюрьмах приходским священнослужителям, несущим послушание на приходах, расположенных вблизи колоний, но и создать самостоятельный институт тюремных священников — тюремных капелланов, главной задачей которых должно стать служение только в местах лишения (ограничения) свободы.

И я полагаю, что основная задача, которая сегодня стоит перед нами — это использование дореволюционного опыта тюремного служения Русской Православной Церкви, который, будучи приспособлен к современным условиям, поможет нашим священнослужителям правильно ориентироваться и правильно организовывать свою деятельность в условиях реформирования системы ФСИН. Самое сложное сейчас заключается в том, что мы находимся в состоянии реформирования системы Федеральной службы исполнения наказаний, и в этом очень непростом процессе нам необходимо найти свою нишу для служения священнослужителей и духовно-нравственного воздействия на заключенных в местах лишения свободы.

— Ранее отдел, занимавшийся в том числе и тюремным служением, назывался Отделом по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными организациями. Создаваемый отдел будет иметь другое название…

— Так наименовал его Священный Синод нашей Церкви в своем постановлении: Синодальный отдел Московского Патриархата по тюремному служению.

— Тогда получается, что делается акцент именно на окормлении заключенных?

— Нет, тюремное служение охватывает собой не только заключенных, но и весь комплекс духовно-пастырского окормления в местах лишения свободы, ибо если есть заключенные, то есть и сотрудники, которые несут обязанности исполнения системы наказаний. Конечно, среди сотрудников есть не только православные, но и мусульмане, а также и представители других вероисповеданий. Но для нас прежде всего необходимо обеспечить духовно-пастырское попечение о тех, которые осознают себя принадлежащими к Православной Церкви.

— То есть создание нового отдела не означает разделения служения: тюремный отдел будет окормлять людей по обе стороны колючей проволоки?

— Да, это так. Православное тюремное служение, которое присутствует практически во всех епархиях нашей Церкви, в России будет координироваться Синодальным отделом Московского Патриархата по тюремному служению.

При этом перед нами возникнет еще одна проблема: во всех православных регионах, где будут нести служение наши священнослужители, среди осужденных есть представители других вероисповеданий. Полагаю, что мы будем следовать практике, сложившейся на Западе: если к священнослужителю будут обращаться, к примеру, мусульмане или представители других вероисповеданий, то православный священник должен будет способствовать тому, чтобы такие осужденные могли встретиться со своими религиозными руководителями — с имамом, с католическим священником или другим религиозным руководителем. В православных регионах, где представителей таких вероисповеданий мало, это может оказаться совсем не простой проблемой для попавших в заключение.

— А как это будет осуществляться?

— Я полагаю, что мы можем обратиться к местному священнику или духовному руководителю данного вероисповедания и сообщить, что такой-то заключенный хотел бы с ним встретиться и решить свои духовно-нравственные проблемы. Конечно, делать все это мы должны без нарушения закона и с учетом внутреннего режима в местах лишения свободы.

— Сегодня многие считают себя православными, но почти не знают основ веры, не ходят в храмы, не участвуют в Таинствах или делают это безо всякого понимания. В тюрьме дело обстоит не лучше, а наверно, даже хуже. Как должен действовать священник в таких непростых условиях? Ведь до революции каждый знал, что он православный, имел какие-то представления о вере, не колебался в основах…

— Церковь должна пронизывать всю жизнь христианина и если заключенные признают себя не вполне церковными людьми, но хотя бы по культуре и традиции относят себя к Православию, — то священники обязаны заниматься такими людьми и учить их христианской вере и нравственности. Церковь сейчас столкнулась с таким процессом, что практически до 80% населения считают себя принадлежащими к Православию, хотя, может быть, они в церкви почти не бывают. Поэтому можно считать, что мы имеем в наших тюрьмах, колониях и других местах лишения свободы преимущественно православных заключенных. Их нужно как-то наставлять, необходимо думать и о том, чтобы предоставить им духовно-пастырское окормление. Процесс исправления человека долгий и не ограничивается только отбыванием наказания. Нужно думать и о том, чтобы заключенные, выходя на свободу, имели возможность реабилитации и возвращения в гражданское общество. Когда человек совершает первые шаги, ему надо помочь найти свое место в гражданском обществе. Ему нужно освободиться от того негативного груза, который поневоле человек приобретает в местах лишения свободы, и помочь ему не попасть снова в руки криминальных структур.

— Значит, Церкви надо как-то «подхватывать» освободившихся людей? Вести их дальше?

— Для отбывшего наказание и вышедшего на свободу человека необходима система реабилитации. Сейчас этим занимаются многие правозащитные организации, которые давно уже работают в данном направлении. Но создание центров реабилитации, кроме всего прочего, требует немалых материальных средств. Мы должны также помнить о том, что и для общества, и для Церкви есть насущная необходимость в таких реабилитационных центрах.

— Сейчас ведь уже действует и система дистанционного обучения, которая пытается продолжать работу с заключенными и после освобождения?

— Да, это дистанционное обучение сейчас подхвачено многими религиозными объединениями и конфессиями. И часто мы наблюдаем это у сектантов. Они обучают катехизаторов из числа заключенных и потом выдают им документы — своеобразные дипломы катехизаторов. Я полагаю, что здесь должна быть определенная осторожность. Мы должны предоставить заключенным возможность духовного образования, чтобы они лучше узнали основы христианской веры и то, каким необходимо быть человеку, чтобы достойно носить имя христианина. Но я не думаю, что мы должны выдавать сразу же удостоверения катехизаторов. Прежде всего нужно посмотреть, что станет с человеком после освобождения, убедиться, что он действительно осознал свою вину и желает искупить покаянием все то, что натворил. И только после этого возможно решать, способен ли данный человек нести какое-либо послушание в Церкви и каким должно быть это послушание.

В Пермской епархии был такой случай. Один молодой человек изъявил желание стать священником и вдруг выяснилось, что он отбывал наказание в местах лишения свободы — правда, недолгое время. Все это случилось по молодости и трудно было судить, насколько он был действительно виноват. Но я почувствовал, что он не может освободиться от чувства обиды на жизнь и на людей в погонах. Понимая, что этот молодой человек не может быть священником, я все-таки предложил ему повременить еще год, чтобы разобраться в себе. А через год он сам пришел и сказал, что решил все свои внутренние проблемы и у него исчезло желание принимать священный сан. Учитывая высоту и важность пастырского служения, такая осторожность необходима.

Нам необходимо построить дистанционное обучение для заключенных так, чтобы оно не стало поводом для использования религиозности человека в криминальных интересах.

— Некоторые православные христиане, трудящиеся на ниве духовного дистанционного обучения, отмечают, что бывают случаи, когда человек начинает думать, что он все изучил и теперь может учить других. Более того, впадает в гордость и даже начинает осуждать священнослужителей. Вероятно, это происходит оттого, что на сегодняшний день обучение оторвано от пастырской душепопечительной работы. То есть человек получает сумму знаний, но не имеет готовой почвы, где бы это зерно произросло и дало полноценный плод. А некоторые священники даже высказывают мнение, что лучше такому оступившемуся человеку пока образовываться лишь культурно: читать Пушкина, Достоевского, других классиков, а не стремиться к богословским познаниям. Правильно ли это?

— Полагаю, что это своеобразная «звездная болезнь» человека, впавшего в тщеславие. Однако я не думаю, что это является однозначным препятствием для всех без исключения на пути духовного просвещения. Ведь и на свободе мы сталкиваемся с подобной проблемой — например, среди неофитов. Но когда человек начинает жить реальной религиозной жизнью, то он получает возможность исправиться. И сложности, возникающие на пути становления тюремного обучения истинам веры, не должны нас останавливать. Любое знание может привести к гордыне: и на свободе, и в тюрьме, и среди заключенных, и среди свободных людей. Причина гордыни не в знании, а в сердце человеческом, как сказал об этом Христос: из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления (Мф. 15, 19). Причина этому — нераскаянное сердце человека-грешника, поэтому, какое знание ему ни дай, он все равно будет использовать его себе во вред. Но если человек борется с грехом в своем сердце, если он использует аскетический опыт Церкви для своего исправления, советуется со священником в вопросах веры и нравственности, чтобы правильно познавать христианское вероучение, то он сможет победить в себе гордыню и знания будут помогать ему в правильности избранного пути. Евангельское учение — это одновременно и знание, которое делает веру человека зрячей, и помогает ему бороться с грехом.

— Но ведь у священника есть еще одна задача: окормлять и духовно поддерживать сотрудников ФСИН? Каковы особенности его служения по отношению к этим людям?

— Зло, которое царит в местах лишения свободы, невольно воздействует не только на заключенных, но и на сотрудников этих учреждений. А ведь там, за решеткой, находятся не ангелы, а люди определенной категории. Да и тюрьма у нас не сахар: она еще и озлобляет человека и часто делает заключенного хуже, чем он был до лишения свободы. Бывает, что сотрудники тюрем при необходимости должны физически защищать себя, ведь не так уж и редки случаи, когда они гибнут от рук преступников, находящихся под стражей.

Церковь необходима всем, кто считает себя верующим человеком, а среди сотрудников в местах заключения много таких, кто не скрывает, что принадлежит к Русской Православной Церкви.

— А в чем видят правоохранительные органы основное направление реформ?

— Одна из целей предстоящей реформы состоит в том, чтобы отделить человека, совершившего первое преступление, от преступников, закореневших в уголовном мире. Отделить тех, которые еще не закостенели во зле, совершили преступление, может быть, по молодости, легкомыслию или другим каким-либо причинам и которых еще можно вернуть к нормальной гражданской жизни. Человек, оступившийся и совершивший преступление, заслуживает наказания, но после отбытия срока заключения он должен вернуться в мир не озлобленным на всех и на вся, а человеком, способным адаптироваться в гражданском обществе. Таким людям необходимо помогать в первую очередь, чтобы вновь вернуть их в семью, в мир, в общество.

— Тюремное служение должно быть как-то организовано? Будет ли создан единый орган управления?

— Разумеется должна быть какая-то вертикаль управления. И нам предстоит много работать в этом направлении. Сейчас Президент обратил внимание на армию: принято решение создать институт военных священников и уже началась работа по подготовке кандидатов к этому роду церковного послушания в вооруженных силах страны. Это нелегкий процесс, который в начале пути будет встречать и сопротивление, и непонимание многих, потому что становление военного духовенства может занять не одно десятилетие. До сегодняшнего дня военного духовенства в нашей стране не было и мы имеем только дореволюционный опыт служения в армии и на флоте. Одно дело, когда священник просто приходит, как приглашенный для духовно-пастырского окормления служащих в армии, и совсем другое, когда он находится внутри военной системы, как ее неотъемлемая составная часть.

То же самое касается и духовенства в местах лишения свободы. В данном случае тюремное духовенство, с одной стороны, становится постоянно присутствующей и составляющей единицей в местах заключения, а с другой стороны, Церковь — это самостоятельный организм, который призван духовно окормлять верующих и помогать им сохранить веру и христианскую нравственность в любых условиях жизни, не искушаясь соблазнами мира сего. Создание Синодального отдела тюремного служения — это первый шаг на пути объединения священников, которые уже давно трудятся в этом направлении, и это первые попытки объединить их в единую вертикаль, как это было в дореволюционной истории Русской Церкви.

Безусловно, эта работа будет проводиться во взаимодействии и согласии с правящими архиереями, в границах епархий которых находятся места лишения свободы. Мы будем работать с епархиальными отделами тюремного служения, которые существуют во всех епархиях.

Нам предстоит совместно решать общие проблемы подготовки и образования для тюремных священников, необходимо создать для начала хотя бы какие-то курсы церковного тюремного служения. Священнослужителей, которые уже несут послушание в тюрьмах, следует периодически вызывать в Синодальный отдел или организовывать для них встречи в епархиях в рамках федеральных округов, чтобы познакомить с опытом соседних епархий и дать возможность заглянуть за границы своих регионов, а также получить рекомендации для дальнейшей работы среди заключенных. Помимо этого и Синодальный отдел сможет знать о работе в регионах не только по годовым отчетам, но и в реальной жизни, а также насколько тюремные священнослужители соответствуют своему основному предназначению. Ведь не каждый священник может служить на постоянной основе в тюрьмах, как и не каждый может служить в Вооруженных силах или, к примеру, быть больничным священником, потому что кто-то не выносит вида крови или слишком эмоционально воспринимает болезни и страдания людей. У одного священника присутствует научный склад ума, а у другого — практический. Кто-то владеет даром духовничества, прекрасно служит и проповедует, а кто-то имеет склонность к хозяйствованию или строительству. Поэтому одной из основных наших задач является содействие епархиям в подборе и подготовке тюремных священников к тюремному послушанию, которое им придется нести в местах лишения свободы не временно, а на постоянной основе. Для этого необходимо создать дополнительное к семинарскому специальное образование.

— До революции ведь действовала армейская семинария?

— Российская система духовного образования была построена на очень широком охвате преподаваемых дисциплин, которая позволяла направлять человека куда угодно. В современном мире образование все более и более становится конкретной направленности. Поэтому нам необходимо сейчас создавать какие-то дополнительные курсы, которые временно могут быть учреждены на базе одной из семинарий или совместно с одним из научно-исследовательских институтов системы ФСИН России. Эти курсы нужно создавать с участием не только преподавателей духовных дисциплин, но и специалистов — научных работников системы исполнения наказаний, которые могли бы ознакомить тюремное духовенство с проблемами и структурой системы, в которой им предстоит трудиться. Полагаю, что совместно нам удастся найти понимание в этом вопросе.

— Многие говорят сейчас, что нужна и законодательная база для введения тюремного духовенства.

— Законодательство не может предусмотреть всего раз и навсегда. Законодательная база должна постоянно развиваться и совершенствоваться. Закон что-то предусматривает, а что-то и нет. Я полагаю, что к этому процессу надо относиться по принципу: «то, что не запрещено — разрешено». События часто вызывают к жизни многие новые не запрещенные законом институты, которые позднее становятся полезной практикой и вызывают закрепление своего бытия принятием новых законодательных актов. Так было с институтом уполномоченного по правам человека, который сначала возник как жизненная необходимость, а позднее был узаконен. Сейчас нет закона, побуждающего строить храмы в колониях, тюрьмах, больницах, воинских частях, но также нет и закона, запрещающего это делать, поэтому и храмоздательство потихоньку возникает там, где это возможно. Однако придет и то время, когда государственные мужи, осознавая полезность существующего для возрождения духовности и нравственности в обществе, закрепят это явление в нашей жизни законодательно.

— А из чего должно складываться материальное обеспечение тюремного священника? Ведь тюрьма станет для него основным местом служения?

— Государственные организации на сегодняшний день не имеют практики выплаты заработной платы священнослужителям. Поэтому и в колониях, которые в регионах чаще всего находятся в удаленных и малонаселенных местах, несут послушание в основном местные священнослужители на благотворительной основе. А им, проживающим в глуши, порой практически не на что содержать свою семью — мне это хорошо известно по моей бывшей епархии, где я нес церковное послушание до назначения в Синодальный отдел тюремного служения. Многие такие священники просто подвижники. Мы посылаем такого сельского священника в колонию, ехать необходимо на своей машине, а иначе добраться невозможно, нужно платить за бензин, а обеспечить наличие автомашины сельские храмы зачастую не в состоянии. При таких условиях священник может съездить один-два раза. С другой стороны, колонии нуждаются в священнослужителях и просят направлять их в места лишения свободы для духовно-пастырского окормления заключенных. Тут не требуются какие-то большие деньги: необходимо минимальное обеспечение, чтобы как-то поддержать священника, который готов нести послушание среди заключенных в местах лишения свободы. В больших городах священники могут получать содержание от приходских храмов, чтобы нести тюремное служение. Но как быть священнослужителям, служащим в вымирающих селах, расположенных в глухих местах, но рядом с тюрьмами или колониями для заключенных? Если государство в лице ФСИН найдет возможность оплаты трудов данных священнослужителей, которые в качестве приходских священников состоят в юрисдикции Московской Патриархии, разве это плохо?

— Как вы себя чувствуете на новом церковном служении? Ведь ранее вы были правящим архиереем, а теперь назначены руководить таким специфическим направлением церковной деятельности…

— Восемь лет мне довелось управлять Пермской епархией, где имеется на сегодняшний день много мест лишения свободы (Пермский край занимает третье место в стране по числу колоний для заключенных), поэтому мне достаточно хорошо знакомы проблемы современного церковного тюремного служения. Десять лет тому назад в границах территории Пермской епархии находилось более 70-ти тысяч заключенных, сейчас их число сократилось наполовину. Из них, как правило, четвертая часть после освобождения остаются жить в пределах региона, где отбывали срок.

Выше речь шла о дистанционном обучении и подготовке из числа заключенных катехизаторов, ставших последователями различных сект. Конечно, незапрещенные законом секты легально существуют в стране и их последователи свободно исповедуют свою веру. Среди них много говорится о работе в колониях, однако в действительности не так уж и велики их успехи, если вообще можно говорить об этом. А пропагандируемая ими практика дистанционной подготовки катехизаторов из числа заключенных — это палка о двух концах. Были случаи, когда криминальные структуры в лице обученных в местах лишения свободы катехизаторов проникали в религиозные сообщества сект и начинали использовать их в своих целях, особенно в бизнесе и на региональных выборах в местные органы власти. Мне кажется, что слишком свободный допуск сектантов, практикуемый в некоторых колониях, часто ведет к непродуманной политике, мешающей действительному духовно-пастырскому окормлению заключенных. Нужно заботиться не о росте количества катехизаторов из числа заключенных, а о реальных воспитательных воздействиях Церкви на людей, совершивших преступление, чтобы они стали в первую очередь не катехизаторами, а лицами, способными осознать соделанное, раскаяться и попытаться вновь вернуться в гражданское общество, из которого были заключены в места лишения свободы. В противном случае последствия могут быть печальными, способными скомпрометировать все религиозное душепопечение о заключенных. Прежде всего, нужно помогать заключенному усвоить христианское учение о вере и нравственности, а право учить других дается только опытным духовным руководителям из числа священнослужителей и мирян, которые засвидетельствовали о себе добрым поведением и христианским благоустроением своей жизни. Полагаю при этом, что каждое вероисповедание должно окормлять своих последователей и не заниматься прозелитизмом среди заключенных в местах лишения свободы.

Таким образом, во всех регионах каждый епархиальный архиерей имеет достаточное представление о тюремном служении. Поэтому для меня не является секретом, что перед новым Синодальным отделом тюремного служения стоят непростые задачи его предстоящей деятельности.

«Мир всем» (№4/88, 2010 год)

Патриархия.ru

Все материалы с ключевыми словами

 

Другие интервью

Протоиерей Максим Козлов: Система высшего духовного образования в Русской Православной Церкви свидетельствует о своем развитии, стабильности и жизнеспособности

В.Р. Легойда: Важно, от кого произошел человек, но еще важнее, что с ним произойдет

Митрополит Екатеринбургский Евгений: Мы боремся за то, чтобы жить в евангельской системе координат

А.В. Щипков: Смоленск — особый город в истории России

«Ортодоксия» на марше: православные миссионеры в тылу и в зоне СВО

Митрополит Наро-Фоминский Никандр: У нас высокая миссия — создавать архитектурные проекты, которые не уступают древним шедеврам по своей красоте и разнообразию

Протоиерей Михаил Потокин: Нужны добровольцы для помощи людям на Донбассе

Епископ Каменский и Камышловский Мефодий: «Церковь — самый эффективный помощник в избавлении от всякой тяги, в том числе и к наркотикам»

Митрополит Калужский Климент: Лауреаты Патриаршей литературной премии и традиция семейного чтения

Протоиерей Максим Козлов: Постарайтесь прикоснуться к Пасхе в Светлую неделю