Московскому Зачатьевскому ставропигиальному женскому монастырю исполнилось 650 лет. 25 ноября 2010 года Святейший Патриарх Кирилл освятит вновь построенный собор Рождества Пресвятой Богородицы. О восстановлении обители, археологических раскопках и новом соборе ответственному редактору «Журнала Московской Патриархии» Сергею Чапнину рассказывает настоятельница монастыря игумения Иулиания (Каледа). Полная версия интервью будет опубликована в «Журнале Московской Патриархии» (№ 12, 2010).
— Мать Иулиания, давайте начнем издалека: в начале 90-х годов здесь было захолустье — вокруг старые неопрятные дома с коммунальными квартирами и пустыри. Сегодня этот район называют «золотой милей». Пройдешься по переулкам вокруг монастыря и не понимаешь, в Москве ты или где-то в Европе. Когда Вы начали возрождать монастырь, можно ли было представить, что это место так преобразится?
— Было такое ощущение, но не вполне определенное. Когда мы начинали восстановление обители, Господь, вероятно, покрывал нас Своей благодатью, и все казалось нам просто, мы не думали и не предполагали, с какими трудностями придется нам столкнуться. Мы ходили по территории будущего монастыря восторженные, радостные и говорили: «Здесь у нас будет собор...»
В этом году на Введение во храм Пресвятой Богородицы будет 20 лет, как в первый раз я вступила на территорию обители. Мы пришли сюда с нашим старшим священником, тогда еще протодиаконом, Николаем Важновым и со старостой храма Ильи Пророка, что в Обыденском переулке, Виктором Ивановичем Горячевым договариваться о проведении первой Рождественской елки для детей из Обыденского храма. На месте собора стояло типовое здание школы, сохранился монастырский надвратный храм, а все остальное, что осталось, мало напоминало монастырь. С того дня все и началось.
— Вы сразу решили восстанавливать обитель?
— Конечно, желание восстановить здесь монастырь было, но я боялась об этом говорить вслух, настолько эта мысль была сокровенной. Потому стали поначалу хлопотать о надвратном храме, чтобы приписать его к Обыденской церкви. По благословению Святейшего Патриарха Алексия II было создано Сестринство во имя Милостивой иконы Божией Матери, которое и стало ступенькой к будущему устроению монастырского жительства. Милостью Божией получили часть северного сестринского корпуса, обустроились, сначала вдвоем, потом втроем, через неделю взяли одинокую лежачую бабушку, стали за ней ухаживать. Скажу честно, мы тогда думали, что только походим по конторам, освободим помещение и будем просить Патриарха, чтобы нам прислали игумению вместе с сестрами, которые и будут возрождать здесь монашескую жизнь. Ведь это так непросто — монастырь возродить и храм построить. У нас не было ни благодетелей, ни средств; бывало, не хватало на хлеб, картошку и очень часто мы не знали, что будем есть завтра и будем ли есть вообще. Но ни одного такого дня не было, чтобы Господь нас оставил. Всегда появлялись какие-то добрые люди, которые что-то приносили. А потом постепенно, корпус за корпусом, монастырские здания стали освобождаться от арендаторов. В 2002 году нам передали здание школы, хотя многим это казалось невозможным. А как только вывели школу и разобрали здание, начали археологические раскопки.
— Как же вы решились на раскопки? Дело это, как известно, дорогое и хлопотное.
— Ну как же! Это ведь древнейшая женская обитель первопрестольного града. Когда разобрали школьное здание, встал вопрос о том, что хорошо бы произвести археологические изыскания. Многие люди мне говорили, что это бессмысленное дело, стоит огромных денег, придут археологи, начнут кисточками по сантиметрику снимать, будут все изучать, и все растянется на несколько лет, потом начнутся проблемы, и в результате никто не разрешит строить на этом месте. Говорили, что лучше было бы, если бы мы тихонечко, пока никто не пришел, пригнали экскаваторы, быстренько вырыли котлован и построили собор. Но я решила, что не могу так поступить.
Раскопки у нас производила Московская археологическая экспедиция Института археологии под руководством Андрея Леонидовича Беляева. Действительно, работы велись в течение нескольких лет. И я совсем не жалею, что мы взялись за это! Сколько интересного мы нашли! Все время было такое чувство, будто я сама опустилась вглубь веков. Были найдены фрагменты пола самого первого храма, по которому ступал еще святитель Алексий Московский со своими сестрами, преподобной игуменией Иулианией и монахиней Евпраксией. Обнаружили улицу келий конца XIV — начала XV веков. Сами кельи сгорели, а погребочки остались. Во время пожара бревна попадали, завалили погребочки и поэтому керамическая посуда, которая там была, сохранилась. Огромные кувшины, разные крынки. Все это собрано, склеено и будет выставлено у нас в музее при монастыре.
Мы нашли дофарфоровую посуду, так называемый китайский селадон. Эти предметы попадали на Русь чаще всего через Орду, и ею могли пользоваться только великокняжеские особы, просто так в обиходе ее не бывало. Аналогичные фрагменты ранее были обретены на территории Кремля и еще несколько фрагментов в Китай-городе. А у нас здесь почти целая чаша сложилась. Такую чашу мог привезти и сам святитель Алексий, когда ездил в Орду. При раскопках было найдено много нательных крестиков самых разных периодов, образочков, монет, причем даже XIV века. Обрели слезницу (елейницу) XIV века — сосуд, который наполняли соборным маслом и клали при погребении в гроб. Причем у нас нашли елейницу, очень похожую на обретенную в захоронении сына Дмитрия Донского, то есть того же времени. Нашли кожаные тапочки, скорее всего, тоже XIV-XV веков, — подобная обувь была обнаружена в захоронении преподобного Сергия Радонежского. Примечателен керамический рукомойник XV века в виде барана. Была раньше такая пословица: встану рано, пойду до барана. Не подумайте, что это значит, рано поутру пойду пасти домашнюю скотинку, барана — это, оказывается, значит пойти умыться. Нашли предметы быта: гребешки, зубные щетки, уже более поздние, XIX века, из костей домашних животных.
Много захоронений было обретено среди останков фундаментов соборных храмов, даже в кладке школы. Если пользоваться афонской традицией определения богоугодной жизни по цвету костей, то у нас здесь было очень много праведниц и святых. Я читала раньше про это, но никогда не видела и даже не очень представляла, как это может быть: медового цвета косточки. А у нас, когда открыли останки одной из монахинь, кто-то из сестер произнес: «Золотенькая монахиня». Действительно, золотого цвета косточки, янтарные, медовые. Множество праведниц здесь подвизалось, молитвами, слезами, потом которых стоял монастырь многие века, и сейчас восстанавливается. В настоящее время, по благословению почившего Патриарха Алексия и ныне здравствующего Патриарха Кирилла, в подклете собора устраивается храм во имя Всех преподобных отцев и матерей, в подвиге поста и молитвы просиявших. Ведь так хочется почтить память всех, кто здесь когда-то подвизался, а имен их мы в основном не знаем.
— Заканчивается строительство собора Рождества Пресвятой Богородицы. И это новый, очень интересный проект. Кто здесь автор идеи и как долго вы работали над этим проектом?
— Я всегда верила, что собор будет восстановлен. У меня ни на минуту не было сомнений. Несмотря на то, что кто-то нас, видимо, по старой памяти «врагами народа» называл, окурки бросали в окна, камнями угрожали побить...
За всю историю монастыря на территории обители было четыре собора разной архитектуры. Первым был деревянный храм, построенный при святителе Алексии. Первый каменный храм Зачатия св. Анны был построен в 1514 году усердием великого князя Василия III по проекту известного итальянского архитектора Алевиза Фрязина, который возводил Архангельский собор в Кремле. Этот монастырский храм сгорел во время большого московского пожара в 1547 году, в царствование царя Иоанна Грозного. В конце XVI века царем Федором Иоанновичем был выстроен третий собор, который просуществовал до конца XVIII — начала XIX века. К тому времени он пришел в обветшалое состояние, был разобран и вместо него воздвигли новый, уже в другом стиле — собор Рождества Богородицы. Его авторство приписывают выдающемуся архитектору Матвею Федоровичу Казакову. Этот храм просуществовал до 1933 года, а затем его взорвали. Во время проведения археологических работ были обнаружены фрагменты фундаментов всех соборов.
Последний собор был построен в неоготическом стиле, потому многие думали, что мы будем восстанавливать такой же. Но, честно говоря, мне всегда хотелось построить храм именно в древнерусском стиле, чтобы он органично вписался в облик монастыря. Древнейшая девичья обитель в Москве, собор в честь Рождества Пресвятой Богородицы... Хотелось, чтобы он действительно был такой легкий, стремящийся ввысь, светлый, отражающий девственную чистоту Матери Божией. Но очень многие тогда говорили, что никто не разрешит возводить новый храм в другом стиле. В какой-то момент я даже подумала: «Ну, хотя бы такой, хотя бы готический. Лишь бы только собор был». И вот, когда разобрали школу, однажды поздно вечером я прогуливалась по территории монастыря, остановилась около трапезного корпуса и огляделась. У обители уже был совершенно другой вид, пространство переменилось, монастырь как будто расправил плечи. А я смотрела в сторону надвратного храма и настоятельского корпуса (это самые древние строения монастыря), и вдруг увидела кусочек старой Москвы, и ощутила однозначно, что здесь надо строить в традиционном древне-московском стиле. Когда я на следующий день кому-то об этом сказала, то никто не поверил, что это возможно. Но я поняла: если Царица Небесная благословит, все устроится. Призвав на помощь Пресвятую Владычицу, я пошла за благословением к Патриарху, взяв фотографию последнего собора и миниатюрную гравюру предыдущего, того, что конца XVI века, и представила все Первосвятителю. Его Святейшество очень внимательно рассматривал фотографии последнего собора, а потом вдруг посмотрел на меня и задал такой вопрос: «Матушка, а где мы с вами живем?» Я говорю: «В Москве». В ответ слышу: «Матушка, значит, надо в древнерусском стиле строить, что же нам с вами строить еще?»
Обрадованная и подбодренная благословением Святейшего, я взялась за дело. Вместе с экономом, монахиней Евпраксией стали обдумывать проект. Объездили огромное количество храмов в Москве и Московской области, каждый вечер у нас работало «архитектурное бюро». Наездимся, нафотографируем, насмотримся, потом начинам рисовать. Сколько было вариантов! Сестры-келейницы обычно в 2-3 часа ночи уже жаловались, говорили, что уже очень поздно, завтра рано вставать, может в другой раз и т.д. А мы с Евпраксией все рисовали, клеили, стирали, замазывали, вешали на стенку, смотрели, примеряли. Потом мы уже встречались с архитекторами и рассказывали, что хотим. Долго искали, кому можно такой проект доверить, многократно проходили бесконечные согласования. Сначала все в один голос говорили, что это невозможно построить.
В конце концов, «на семи акафистах» мы прошли один из главных советов, который принял решение, что все-таки можно строить здесь собор в древнерусском стиле. Почему на семи акафистах? Потому что я поехала на совет, а сестрам сказала, чтобы они читали акафисты один за другим, пока не позвоню. И вот на седьмом акафисте все решилось благополучно. Потом был еще градсовет, где от Патриархии присутствовал архиепископ Арсений, а Юрий Михайлович Лужков в заключение сказал, что раз Патриарх благословил, то мы не можем спорить, и, наконец, было принято положительное решение.
— Мы много говорили о внешнем, о строительстве. Что же такое монастырская жизнь в самом центре Москвы? Вы отгораживаетесь от мегаполиса?
— Внешнее главное событие — это, конечно, строительство, восстановление собора, монастыря. Хоть сейчас это и центр Москвы, но очень многие люди, даже далекие от Церкви, отмечают, что это особое место. Когда я первый раз вошла сюда в 1990-м году, когда здесь была мерзость запустения и мало что походило на монастырь, все равно очень чувствовалась намоленность. Мы с сестрами очень счастливые, несмотря на то, что, конечно, в центре Москвы трудно устраивать монашескую жизнь, трудно в центре такого мегаполиса воздвигать монастырь именно в глубоком внутреннем смысле. Но мы счастливы, что Господь привел нас на место, где подвизались наши матушки-основательницы, преподобные Иулиания и Евпраксия Московские и целый сонм преподобных жен. Это нас очень укрепляет и поддерживает.
Последняя игумения монастыря при закрытии обители в 1920-е годы передала всех сестер на милость Царицы Небесной, сказав, что отныне Сама Богородица — их игумения. Мы это очень чувствуем. Все основные события в обители происходят на празднование главной святыни монастыря — иконы «Милостивой» Божией Матери. Как бы мы ни планировали, как бы мы по-человечески ни хотели что-то сделать в другое время года, чтобы не холодно было, потому что 25 ноября уже почти зима, но, по не зависящим от нас причинам, главное выпадает на этот день. Это и освящение всех храмов, и закладка собора, и освящение колоколов, крестов, теперь вот подошло и освящение собора. Особенно вспоминается снос бензоколонки перед монастырем, возвращение Милостивой иконы из Обыденского храма. Бензоколонка стояла с 1937 года, за одну ночь Царица Небесная ее снесла перед тем, как вернуться в обитель. Все это свидетельство того, что мы только орудие в руках Божиих. Пречистая Владычица нам, таким немощным и грешным, слабым, помогает здесь подвизаться. Монашеская жизнь — это сокровенная жизнь, обновление ветхого нашего человека. И раз нас Господь привел сюда, значит, именно здесь мы должны проходить наше служение и здесь, в центре города, среди народа, уметь внутренне уединиться и быть всегда со Христом. Потому что никто и ничто не должно человеку-христианину и, тем более, монаху препятствовать быть со Христом.
«Татьянин день»/Патриархия.ru
