С 9 по 23 января 2011 года в Светлановском зале Московского международного дома музыки проходит I Московский Рождественский фестиваль духовной музыки. О Рождественском фестивале, исторических судьбах и перспективах духовной музыки корреспондент сайта Православие.ru беседует с одним из организаторов форума, заслуженным артистом России, руководителем Московского Синодального хора Алексеем Пузаковым.

— Алексей, расскажите, немного о себе. Какой храм для Вас был первым?

— Первый храм, в который я пришел сознательно, был храм иконы Всех скорбящих Радость, что на Большой Ордынке. Это был 1982 год. Меня привел туда отец — на службу двенадцати Страстных Евангелий, вечером, в Великий четверг. Мне было 16 лет, до этого в церковь я заходил случайно и совсем ненадолго. Например, когда мы иногда с родителями ездили в какие-то путешествия: на экскурсии в Суздаль, в Троице-Сергиеву лавру. Но это был своего рода туризм, имевший целью общее культурное развитие. Крещен я тогда не был, мои родители тоже еще не приблизились к живому участию в жизни Русской Православной Церкви. Но вот как раз к 1982 году мой отец начал читать Евангелие и духовную литературу. И стал потихоньку приобщать и меня к их красоте, а главное — к совершенно новой для меня жизни. Та служба двенадцати Страстных Евангелий явилась своеобразным, очень ярким введением в эту новую жизнь, в незнакомый, таинственный мир — мир духовного пения, необыкновенной полноты и красоты христианской веры.

Надо сказать, что тогда в храме «Всех скорбящих Радость» пел знаменитый хор под управлением Николая Васильевича Матвеева, о котором я позже еще скажу. Удивительный строй богослужения, приглушенный свет и мерное, внятное чтение Евангелия о Страстях Господних… Это произвело на меня такое огромное впечатление, что на следующий день я уже сам, без отца, пошел в храм Воскресения Словущего на улице Неждановой (ей сейчас возращено историческое название — Брюсов переулок). Эта церковь была недалеко от моего дома — я туда мог дойти пешком. Там тогда служил митрополит Питирим (Нечаев). Я пришел и отстоял всю службу, на которой выносилась Плащаница Спасителя. Потом была Пасха… И постепенно у меня сформировалось желание, которое переросло в убежденное понимание необходимости принять Таинство Крещения, чтобы полноценно участвовать в жизни Церкви. 4 сентября я крестился. На 26 сентября, как известно, приходится праздник Воскресения Словущего, который предваряет празднование Воздвижения Креста Господня. Понятно, что я пошел на всенощную в храм, где этот праздник был престольным. Тогда во многих церквях пели правый и левый хоры. Правый хор состоял из профессиональных певчих, труд которых неплохо оплачивался. Левый же был любительский. В храме Воскресения Словущего правый клирос располагался, разумеется, справа от иконостаса, а левый — стоял в углу центрального придела, около западной стены, как бы на каменной приступочке. Народа в тот день в церкви было очень много, и меня буквально вытолкнуло к певчим. Они сразу же показались мне людьми добрыми, открытыми, душевными. И вот они и говорят: «Что же ты стоишь? Давай подпевай с нами». А я с детства занимался музыкой, да и родители мои, сколько их помню, всегда дома пели. И я на слух стал подпевать: «Господи, помилуй»; а так как это была служба под Воскресение Словущее, то и «Христос воскресе из мертвых», и какие-то другие простые песнопения. В общем, все то, что мог поймать на слух и воспроизвести. В конце службы певчие сказали мне: «Приходи к нам и давай учись». И я стал учиться в этом храме церковному пению и одновременно ходил в Скорбященскую церковь на Большой Ордынке, где Господь сподобил меня найти духовного отца. Итак, прошло какое-то время, и в 17-18 лет я уже неплохо знал обиход, мог в храме читать и петь, помогать как алтарник. И мне предложили работу вначале певчим в храме на улице Неждановой, а потом через некоторое время освободилось место чтеца и алтарника в церкви «Всех скорбящих Радость». И архиепископ Киприан (Зернов), который был там настоятелем и меня тогда уже знал в лицо, благословил на служение в Скорбященской. Чтецов и алтарников тогда было несколько, а потому у меня было время молиться и петь на клиросе. Иногда случалось так, что регент путал что-то в расписании или складывались иные непредвиденные обстоятельства, и он отсутствовал на службе. И я подхватывал его послушание. Вскоре духовенство решило, что у меня есть способности к регентованию. Тогда владыка Киприан попросил Николая Васильевича Матвеева, управлявшего правым хором, со мной заниматься. И через какое-то время назначил меня регентом левого хора Скорбященского храма. Те незабываемые, плодотворные годы соработничества с Николаем Васильевичем навсегда отложились в моем сознании и стали основой, краеугольным камнем, на котором до сих пор я строю свое церковное служение и творчество.

— Какими еще церковными хорами Вы управляли?

— Первый профессиональный хор, которым я управлял, был архиерейский праздничный хор Свято-Духова монастыря в Вильнюсе. Как-то раз я приехал туда навестить иеромонаха Илариона (Алфеева) — ныне митрополита Волоколамского, председателя Отдела внешних церковных связей. Мы с ним познакомились, еще будучи прихожанами храма Воскресения Словущего. Жили мы в Москве неподалеку друг от друга и с 1982 года общаемся и дружим. Владыка в Церковь пришел раньше, чем я. И он всегда делился со мной духовными книгами, богословскими знаниями, опытом жизни во Христе. И до сих пор он является для меня очень близким наставником, которого я высоко ценю и искренне почитаю.

В тот мой приезд в Свято-Духов монастырь там произошел серьезный конфликт с регентом правого хора — литовцем. Надо помнить, что это были годы, предшествовавшие развалу Советского Союза и, к сожалению, отмеченные всплеском национализма. В сложившейся ситуации, очень непростой, наместник обители архимандрит Никита благословил меня управлять архиерейским праздничным хором. Что и говорить, это стало для меня очень важным событием, связанным с колоссальной ответственностью. У хора, сложившегося за долгие годы существования, был сформированный репертуар. С певчими ничего не надо было с нуля учить — нужно было просто практиковаться и тем самым в хорошем смысле набивать руку. То есть развивать бесценную практику работы с певцами. Ранее я, как уже говорилось, в Москве проводил репетиции, занимался подбором произведений.

После Вильнюса я вернулся в столицу и регентовал правым хором храма Воскресения Словущего на Ваганьковском кладбище. Мы познакомились с отцом Николаем Соколовым, который позже пригласил меня работать в храме при Третьяковской галерее. Еще я около четырех лет управлял хором в храме святителя Николая в Кузнецах, трудясь под пастырским началом протоиерея Владимира Рожкова — заслуженно известного и почитаемого московского священника.

— Сейчас Вы являетесь руководителем Синодального хора. Расскажите, как возрождался хор.

— Мне думается, необходимость возрождения Синодального хора понимали все. Но при этом не могли не возникать и сомнения. Например, понятно, что возрождение Синодального хора в том виде и составе, в котором он был до 1917 года, невозможно, потому что у нас сейчас образование отделено от Церкви. А система обучения в Синодальном хоре заключалась в духовно-музыкальном образовании параллельно с обучением письму, чтению и каким-то светским дисциплинам. И Синодальное училище было, следовательно, тем местом, где мальчики, а точнее, юноши, получали всесторонние, глубокие знания в разных научных и искусствоведческих областях. К тому же они могли ежедневно практиковаться в богослужебном пении в Успенском соборе Московского Кремля. В настоящее время осуществить весь этот процесс в полном объеме нельзя. Можно, конечно, собрать хор способных мальчиков — и такие коллективы, надо сказать, замечательные, существуют. Они могут выучить Литургию, блестяще петь Херувимскую песнь, «Милость мира». А вот освоить во всех деталях обиход — вряд ли, поскольку этому нужно посвящать все время, без остатка, но ведь дети должны учиться сейчас в общеобразовательных школах.

Но даже тогда, когда Синодальный хор был упразднен, а училище закрыто, оставались певчие, преподаватели, ученики, которые с риском для жизни продолжали трудиться в Церкви. Но и эта традиция в какой-то момент, казалось бы, совершенно оборвалась. Потому что храмы закрывались, священники, регенты, певчие были репрессированы, расстреляны… Профессиональных хоров практически не осталось — за редким исключением. Но все равно, вопреки всем сложностям и даже опасностям, люди собирались и пытались что-то исполнять из репертуара Синодального хора.

После Великой Отечественной войны, как многие знают, наступили определенные послабления для Церкви — прежде всего, были открыты храмы. Среди них была и церковь «Всех скорбящих Радость», что на Большой Ордынке. Ее настоятель протоиерей Михаил Зернов, будущий архиепископ Киприан, пригласил регентом Николая Васильевича Матвеева. А он хотя и не учился в Синодальном училище, но общался с его выпускниками и бережно сохранил, продолжил и преумножил уникальную исполнительскую линию и традиции русской духовной музыки, которые на протяжении нескольких веков представлял Московский Синодальный хор. Сам репертуар хора Николая Васильевича свидетельствовал о продолжении московской школы духовной музыки. Матвеевский коллектив исполнял произведения А.Д. Кастальского, А.Т. Гречанинова, П.Г. Чеснокова, С.В. Рахманинова, П.И. Чайковского — композиторов, которые сформировали московскую школу церковного пения и необычайно обогатили ее традиции. Николай Васильевич Матвеев, возглавляемый им коллектив и, с вашего позволения, я со своими певчими стали преемниками Синодального хора. Именно по стилистике и подходу — не только по репертуару, но и по исполнительской манере. И еще: Синодальный хор во времена своего расцвета насчитывал около 80 певцов. У Николая Васильевича такие составы набирались на записях, которые, слава Богу, сохранились и сейчас широко известны. Обычно же в храме пело 36 человек. В настоящее время у нас появилась возможность объединить усилия нескольких церковных коллективов, таких как хор храма святителя Николая в Толмачах, который я когда-то организовал и которым регентовал около пятнадцати лет; созданный в новых условиях хор в храме «Всех скорбящих Радость», хор храма святителя Николая на Трех горах, который мы формируем по благословению протоиерея Всеволода Чаплина. И вот когда мы все соединились, то получилось 80 человек, что позволяет нам, среди прочего, исполнять сложные, многоголосные партитуры, а главное — приблизить наше исполнение к тому стилю, в русле которого работал знаменитый Московский Синодальный хор.

Еще один важный момент. В послереволюционные годы целый ряд партий стали профессионально исполнять женщины, что было совершенно немыслимо прежде. Роль женщины в нашей Церкви никто не умаляет. Все понимают, что без них многие послушания не могли быть исполнены с присущим только им необыкновенным вниманием, мастерским искусством, трепетной любовью. Поэтому в нашем хоре сегодня трудятся и мужчины, и женщины, исполняющие партии, которые до революции пели дискантами и альтами мальчики.

— Известно, что в России до революции были ограничения на исполнение тех или иных произведений при богослужении. Как Вы считаете, стоит ли сегодня возродить цензурный комитет, на базе которого проводилась бы апробация новых сочинений?

— Вопрос непростой. Я полагаю, что сейчас все приводить к какому-то единообразию в церковной культуре совершенно неправильно. У нас есть все условия для того, чтобы возрождать какие-то старые традиции. И одновременно вести поиски, учиться составлять новые композиции. Церковное искусство должно развиваться в разных направлениях, об этом нам красноречиво свидетельствует наша история, которая запечатлена в храмах, иконах, принадлежащих самым разным школам, но не утрачивающих от этого своего значения. Считаю, что церковным музыкантам не хватает общения, диалога — все мы существуем разрозненно. Важно и полезно организовывать съезды, конференции, семинары, где бы проходил обмен мнениями об истории и путях развития русской духовной музыки. Мне представляется, что все должно развиваться эволюционным путем, правильность которого проверяется искренностью, глубокой верой и непрекращающейся молитвой.

— Что Вы предпринимаете сегодня для сохранения наследия матвеевского хора? Все ли произведения, которые были записаны в свое время этим коллективом на пластинки, исполнялись за богослужением? Используете ли Вы их сейчас?

— Мы исполняем практически все — за редким исключением. Издали мы и несколько дисков с произведениями, которые исполнял этот коллектив. Что касается богослужебного и внебогослужебного исполнения… У Матвеева есть легендарное «Благослови» для трех солистов за всенощной — на службе оно не пелось, так же как и малое славословие для четырех солистов Павла Чеснокова «Слава в вышних Богу и на земле мир». Еще, насколько мне известно, хор Николая Васильевича целиком не пел концерт Александра Гречанинова «Внуши, Боже, молитву мою» — исполнялась только заключительная часть «Жив Господь». Но записано это грандиозное произведение полностью.

— А руководимый Вами коллектив поет этот концерт?

— Нет. Но надеемся, что когда-нибудь исполним его, ведь концерт, повторю еще раз, очень интересный. Вообще музыка Гречанинова — это отдельная и малоизученная тема. Его произведения были технически недоступны для церковных хоров, а светским коллективам запрещалось их брать в свой репертуар. Не так давно мы исполнили «Литургию» Гречанинова вместе с Большим симфоническим оркестром под управлением Владимира Ивановича Федосеева. И впредь намерены обращаться к творчеству этого композитора.

— Кто являлся инициатором возрождения Синодального хора?

— Конечно, инициатором столь важного события, его вдохновителем является митрополит Иларион. Но сама идея (подчеркну еще раз, очевидная идея) родилась в наших с ним беседах о судьбах русской духовной музыки.

— Почему возрождение Московского Синодального хора произошло именно на основе певческого коллектива московского храма «Всех скорбящих Радость»?

— Это благословение Святейшего Патриарха Кирилла, который, назначив тогда еще епископа Илариона настоятелем Скорбященского храма, сподвигнул нас к возрождению некогда знаменитого певческого коллектива. Руководителем хора назначили меня. А далее были богослужения в Успенском соборе, которые возглавлял Святейший. И все чаще и чаще стали звучать разговоры о необходимости возрождения профессионального церковного хора, который может, не уступая ни одному из светских коллективов, исполнять самые сложные духовно-музыкальные партитуры. Мы сейчас стоим только в начале пути, нам предстоит реализовать немало целей и решить целый ряд задач, но ведь любое творчество — это путь, который имеет начало, но не имеет конца.

— Вы уже рассуждали о том, что время вносит свои непременные коррективы. Что еще нового можно сказать о Синодальном хоре начала XXI столетия?

— Разумеется, после закрытия Синодального хора и училища, несмотря на сложное положение Церкви и запрет на ее искусство, в советское время было создано немало замечательной духовной музыки, которая, однако, не исполнялась. И мы сейчас занимаемся ее открытием и популяризацией. Так, в последнее время в нашу программу включены произведения Николая Семеновича Голованова — прославленного музыканта советского времени, дирижера Большого театра, основателя Большого симфонического оркестра, который сегодня носит имя П.И. Чайковского. Николай Семенович был воспитанником, а позднее регентом Московского Синодального хора. Он являлся помощником Николая Михайловича Данилина — последнего дирижера синодально-певческого коллектива. После того как хор и училище упразднили, Николай Семенович стал очень успешно работать в светском искусстве. Но даже в самые суровые годы гонений на Церковь он тайно сочинял духовные песнопения и тем самым сохранил верность тем традициям и идеалам, которые были заложены в него еще со времен Синодального училища. Я считаю, что это было настоящим исповедничеством. Да, он не говорил открыто о своей православной вере, но он писал талантливейшую церковную музыку, понимая, что она вряд ли когда-нибудь будет исполнена. Так он исповедовал Православие и верность традициям русского духовного искусства. Музыка Голованова удивительная. Написана она для большого состава, отличается известной сложностью, а потому ее, без преувеличения, можно считать новой ступенью в развитии московской духовно-певческой школы. Сейчас мы с хором эту музыку осваиваем. Многие песнопения невозможно исполнять во время богослужения, поскольку Николай Семенович писал ее все же не для конкретных случаев, предусмотренных церковным Уставом. Произведения Голованова — это монументальные, многослойные картины, которые, надеюсь, займут достойное место в репертуаре нашего хора.

— Понятно, что основное послушание любого церковного хора — это богослужение. Вы со своими певчими бываете на Патриарших, архиерейских службах, в том числе в Успенском соборе Кремля, в Скорбященской церкви. Как вы подбираете произведения для этих богослужений? Чему отдаете предпочтение? Используете ли сочинения современных авторов?

— Конечно, в Успенском соборе хочется петь сочинения Кастальского, для которых характерна классическая строгость, иногда даже архаика. Но мы исполняем и произведения современных авторов, таких, например, как Юрий Костюк — на мой взгляд, очень интересный композитор, живущий в Германии. Митрополит Иларион (Алфеев) — член Союза композиторов, автор музыки к песнопениям Всенощного бдения и Божественной литургии. И с этими записями выпущены диски. Примечательны и сочинения архиепископа Ионафана (Елецких). Еще мне хотелось бы назвать имена Антона Вискова и Владимира Довганя — талантливых московских композиторов, которые пишут духовные произведения. Все песнопения, сочиненные и переложенные этими и другими современными авторами, есть в нашем репертуаре, и мы их с определенной периодичностью исполняем.

— Наверняка владыка Иларион принимает участие в подборе хорового репертуара…

— Конечно. Владыка вообще очень требователен и внимателен к строю богослужения. И если он поддерживается музыкой, то митрополит ее приветствует и всегда обращает на нее свое внимание. Существуют песнопения, которые являются традиционными для Москвы, но, надо признать, они не всегда сочетаются с молитвенным ритмом богослужения. Такие произведения владыка-настоятель благословляет исполнять как запричастный концерт. Считаю это абсолютно справедливым и уместным. К сожалению, бывает так, что церковное пение, стремясь к профессиональным вершинам и увлекаясь сложностью каких-то гармонических, полифонических оборотов, уводит человека в исключительно эстетические переживания, и из пения уходит молитвенность. Это недопустимо. Мастерское исполнение не должно отвлекать от сосредоточенной молитвы. Однако этот бесспорный тезис весьма непросто реализовать на практике. Нельзя опускаться до примитивизма. Мы, люди, созданы по образу и подобию Божию, Который является Творцом, а значит, мы тоже призваны к творчеству. И если мы на этом пути будем открытыми, добросердечными, то Господь примет наше творчество. Да, иногда могут быть какие-то ошибки, погрешности, но главное, чтобы у певчих неизменным оставалось искреннее, живое стремление к Богу и трепетное чувство предстояния перед Ним. Ведь пение, помимо олицетворения общей храмовой молитвы, является своего рода приношением, как фимиам и свечи, — так же, как и церковная архитектура, иконопись. То есть это приношение Богу самого высокого творчества, на которое мы только способны. Поэтому церковное пение должно быть в полной мере искусством, а не монотонным, малопонятным, невыразительным псалмодическим пропеванием церковных текстов.

— Чем в последнее время пополнилась дискография руководимого Вами хора?

— Назову «Всенощное бдение» Рахманинова — это студийная запись, а вот его же «Литургия» записана на концерте в консерватории. Эти достойные произведения сейчас широко известны, так как исполняются многими коллективами.

— Над чем хористы работают в данный момент?

— Мы всегда должны находиться в хорошей творческой форме и совершенствовать даже те песнопения, что исполняются раз в год, — их исполнение мы обязаны улучшать, а значит, и открывать в них что-то новое. Что касается наших планов, то в ближайшее время мне очень хочется сделать хорошую студийную запись произведений Николая Семеновича Голованова — это чрезвычайно масштабный проект.

— Как Вы полагаете, можно ли сегодня говорить о том, что Синодальный хор занимает свое место не только в церковной жизни — что безусловно, но и стал частью общего музыкального, хорового пространства современной России?

— Я думаю, что так и должно быть. Ведь Синодальный хор, как я уже говорил, состоит из профессионалов, и мы участвуем во многих светских мероприятиях, в том числе и в тех, что устраивает Министерство культуры. Недавно у нас была большая поездка по странам бывшей Югославии с программой русской духовной музыки. Планируется выступление в рамках года Испании в России и России в Испании в Барселоне, в недавно освященном католическом соборе Саграда Фамилия — вместе с хором из монастыря Монсеррат (это очень известный на Западе певческий коллектив). Подобные проекты, без сомнения, направлены на свидетельство о православной культуре в мире. Кроме того, у нас довольно много совместных концертов с Большим симфоническим оркестром имени П.И. Чайковского. В них мы поем не только духовный репертуар, но и такие кантаты, как «Александр Невский» Прокофьева, оперные произведения Рахманинова. Уверен, что роль и место Церкви в общекультурном пространстве России должны неуклонно возрастать, потому что нам есть что сказать нашим соотечественникам. За Православием стоит тысячелетняя духовная культура, богатейший опыт поколений русских людей, беззаветно верующих в Бога. Эта особая красота, это высокое призвание к правде и жизни по заповедям Господа могут быть выражены через великую церковную музыку.

— Алексей, Вы являетесь одним из организаторов Рождественского фестиваля духовной музыки. Кто еще стоит у истоков этого форума?

— Идея проведения этого фестиваля принадлежит митрополиту Илариону и Владимиру Теодоровичу Спивакову. Они являются художественными руководителями данного форума. Опять-таки идея его проведения, что называется, витала в воздухе. В святочные дни, когда небо становится ближе к земле и когда все призваны к тому, чтобы радоваться и славить родившегося в мир Христа, мы ходим в храм, поем колядки, но всегда чувствовалось, что этого явно недостаточно. Тем более сейчас, в современной России, когда наш народ все больше и больше старается следовать своим национальным и религиозным традициям. И просто необходимо добавить к этой многовековой традиции прославления Христа концерты духовной музыки, в которых участвуют замечательные хоры, причем не только из России, но и из других стран мира: Армении, Сербии, Англии. И поэтому для нас, всех музыкантов и хоровиков, большая радость, что теперь такой фестиваль есть. И я очень надеюсь, что он будет продолжаться и развиваться.

— Каковы цели и задачи фестиваля? Можно ли считать их миссионерскими?

— Безусловно, потому что праздник Рождества из православных храмов выходит на концертные площадки. Они открыты для людей, многие из которых еще не пришли к вере или в силу своего воспитания, жизненных обстоятельств не имеют возможности посещать церковные службы. Хочется думать, что благодаря Рождественскому фестивалю больше людей будет соприкасаться с христианской культурой, которая свидетельствует о Спасителе Иисусе Христе. Подчеркну еще раз: важно, чтобы горячей молитвой, высокой духовностью мы были наполнены не только за богослужением, но и в нашей повседневной жизни, в том числе и тогда, когда снимаются ограничения поста — на святках, например. Замечательные концерты, во время которых слушатели знакомятся с самобытной христианской культурой разных стран, на мой взгляд, чрезвычайно удачная и эффективная форма миссионерства.

Программа фестиваля такова, что Синодальному хору выпала честь открыть первый Рождественский фестиваль. Свое выступление мы условно разделили на две части — классическую и современную. В первом отделении — произведения моих любимых авторов московской школы: Кастальского, Рахманинова, Голованова. Вторая же часть — сочинения близких мне по духу современных авторов, с которыми я хорошо знаком и с которыми у нас уже было несколько совместных творческих проектов. Это митрополит Иларион, Антон Висков и Алексей Рыбников, который многим известен своей музыкой к кинофильмам и спектаклям. Однако у Алексея Львовича есть духовные сочинения, и его концерт для хора и органа «Вечен Божий свет» закрыл первый день московского Рождественского фестиваля. Нам было важно показать преемственность в развитии духовной музыки — от Александра Кастальского до Алексея Рыбникова.

— В Рождественском фестивале примут участие зарубежные коллективы. К примеру, хор Вестминстерского аббатства. Почему выбор пал на них?

— Я даже скажу Вам больше: в следующем году планируется участие хора Сикстинской капеллы из Ватикана. Язык искусства является языком универсального общения, тем более, когда общаются современные христиане. С помощью музыки мы можем лучше понимать друг друга и свидетельствовать миру о непреложных христианских ценностях и истинах. Если хотите, участие хора Вестминстерского аббатства — уникального коллектива, состоящего из 30 мальчиков и 12 взрослых профессионалов, — являет собой пример нашего общего служения в деле отстаивания и сохранения религиозных традиций.

Программа фестиваля насыщенная, многогранная. Завершится фестиваль фрагментами «Рождественской оратории» владыки Илариона. За пульт встанет маэстро Владимир Спиваков, с которым будет петь коллектив Российской хоровой академии имени Виктора Сергеевича Попова. И прозвучит вечно торжествующая ангельская песнь, соединяющая небо и землю: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человецех благоволение».

— По поводу роли церковных хоров существуют, по крайней мере, две точки зрения. Согласно первой, все они, независимо от статуса (синодального, монастырского, приходского), должны не только участвовать в богослужениях, но и гастролировать, исполнять светские произведения. Приверженцы второй точки зрения отводят место приходскому хору исключительно в храме, считая, что для широкого миссионерства достаточно двух-трех коллективов. А каково Ваше мнение?

— Мне кажется, миссионерство, сопряженное, в конце концов, с постоянным совершенствованием, — важная задача, которая стоит перед каждым приходом. В нашей современной жизни многие храмы становятся очагами культуры. И это очень насущно, потому что детям, подросткам, да и взрослым сейчас некуда пойти — система культурных, досуговых учреждений разрушена. И значит, данная миссия волей-неволей ложится на приходы по всей России. И если вокруг храмов собираются люди, профессионалы и любители, которые не только посещают богослужения, но и организуют кружки, факультативы, секции, то все эти начинания надо всемерно поддерживать. Занятия пением в хоре, сольфеджио, овладение музыкальными инструментами — что может быть лучше? Ведь они будут освящены светом Христовым, который просвещает всех. В таких занятиях наш церковный народ, особенно дети и подростки, сможет утолить творческую жажду, которая есть в каждом человеке. Ведь отчего так часты сейчас разлады в семьях, почему так много сломанных судеб? Да потому, что человек не может реализовать свой творческий потенциал — и безмерно мучается. Он впадает в уныние, склоняется к вредным привычкам, дающим иллюзию утоления внутреннего голода. Поэтому-то так важно постоянно расширять возможности для творческой реализации православных людей. Где бы они ни жили — в столице или в маленькой деревне, и какой бы хор ни организовали — высоких профессионалов или энтузиастов-любителей.

— Каковы, с Вашей точки зрения, перспективы развития церковно-певческого искусства?

— Развитие русской духовной музыки может идти по двум основным направлениям. Это богослужебное пение, где самое главное — кристальная ясность и присутствие молитвенного духа. И такие песнопения должны звучать не только в храмах, но и в духовных концертах. По-моему, такая форма по-настоящему у нас еще не оценена, а она должна стать вторым — важнейшим — вектором для духовно-музыкального искусства. Часто духовный концерт воспринимается как некое благочестиво-развлекательное мероприятие. Но нужно понимать: если слова молитвы звучат не в церкви, они не теряют своей силы и духа, не снимают той высокой ответственности, которая лежит на регенте и певчих.

Думаю, что сейчас как раз наступило время поисков и в области хоровой музыки, и в области соединения ее с симфоническим исполнением. Здесь весьма важно конструктивное взаимодействие с современными исполнителями, причем не только классическими. То есть должен приветствоваться эксперимент. Но не ради эксперимента и изыска, а как попытка отвечать на духовные вопросы, как стремление к свидетельству веры нашему обществу и особенно молодому поколению, которому, и это объективно, близок совсем иной музыкальный стиль, язык, нежели людям среднего и старшего возраста. Мне бы очень хотелось, чтобы Синодальный хор как можно активнее участвовал в подобных проектах. В качестве уже реализованных примеров могу привести исполнение «Страстей по Матфею» и «Рождественской оратории» на музыку митрополита Илариона. Не так давно мы выступали с ораторией памяти Николая Васильевича Гоголя. Ее автор — упоминавшийся уже Владимир Довгань, который, кстати, является учителем владыки Илариона еще по музыкальной школе имени Гнесиных. Совершенно замечательное произведение, где Гоголь представлен как глубокий христианский мыслитель, философ и практик, как человек, остро чувствовавший Бога, духовную жизнь, страдающий, ищущий вечный свет и правду. Все это очень актуально в наше время.

Свое место в этой миссии, уверен, займет и Рождественский фестиваль.

— В эти святочные дни хотелось бы услышать от Вас, Алексей, пожелания, адресованные тем, кто придет на концерты Рождественского фестиваля, и читателям нашего сайта.

— Хочется всех поздравить с Новым годом, с праздником Рождества Христова и пожелать, чтобы мы помнили: Господь, Который рождается и приходит с небес и Который пребывает с нами на земле, один и тот же всегда: и сейчас, и в первые века христианства. Бог везде и во всех. И то, что мы имеем возможность в каждый момент нашей жизни обратиться к Нему, быть услышанными и получить Его благодатную помощь, утешительную поддержку в любой ситуации, является большим счастьем и радостью. Радостью, о которой нужно помнить и наполнять ею каждую минуту своей жизни.

Беседовал Георгий Битбунов