В 2011 году исполняется 20 лет со дня возрождения Новоспасского ставропигиального мужского монастыря г. Москвы. 21 августа настоятель обители Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершит здесь торжественное богослужение. О жизни обители в интервью главному редактору портала «Православие и мир» Анне Даниловой рассказавает наместник Новоспасского монастыря епископ Воскресенский Савва.
— Владыка, объясните название монастыря: Новоспасский…
— Изначально монастырь был Спасским. Сейчас в Кремле есть Спасская башня — свидетельство того, что там находился когда-то монастырь. А потом перенесли монастырь — и люди стали говорить «Спас на новом месте». И получился — Новоспасский.
— А как в Вашей жизни появился Новоспасский монастырь?
— Совершенно случайно: до того как Святейший Патриарх назначил меня наместником монастыря, я ни разу здесь не был, хотя слышал и читал о Новоспасском довольно много. О том, что я назначаюсь наместником, я прочитал в журналах Священного Синода 20 марта 2011 года, хотя и были предварительные согласования.
— Как состоялось Ваше первое знакомство с монастырем, каким Вы его увидели?
— Весна, пасмурный день, дождь, таял снег, с крыш капает. Дорогая братия меня встретила радостно — всего лишь 22 человека у нас, но было приятно ощущать семейную обстановку в монастыре, мое назначение приняли с чистой и распростертой душой.
Впечатлил меня в первую очередь Спасо-Преображенский собор нашей обители и его фрески. Заканчивалась их реставрация при моем предшественнике, ныне архиепископе Костромском и Галичском Алексии. Здесь находится усыпальница бояр Романовых, захоронения от первых бояр Захарьиных до Сергея Александровича Романова, бывшего губернатора Москвы.
Утешительным для меня стало и то, что здесь исторически находились два престола: в честь Димитрия Ростовского (а я прибыл сюда из Спасо-Яковлевского Димитрова монастыря Ростова), а также престол в честь преподобного Саввы Освященного, имя которого я удостоен носить.
— Самые яркие моменты, имена для Вас?
— Новоспасский монастырь — это первый монастырь Москвы. Он кочевал из разных точек Москвы — сначала находился на Даниловском валу (где сейчас Даниловский монастырь), потом перешел в Кремль, а потом сюда, на Крутицкий холм. Жизнь монастыря была всегда нераздельно связана с родом Романовых, здесь была их родовая усыпальница.
В советские годы здесь находились концентрационные лагеря НКВД, на территории расстреливали людей. У нас есть итальянский дворик, где при реставрации находили пули в стенах… По описаниям говорится о том, что стоны здесь настолько слышны, что они распространялись за стены, и власть поставила здесь колонки, которые в течение всех суток играли какую-то музыку, чтобы заглушить стон пленных людей.
Греет мое сердце имя инокини Досифеи, которая здесь похоронена в часовне — урожденная княжна Тараканова.
Наш собор — один из больших храмов, после Успенского Патриаршего собора в Кремле. И колокольня наша является почти самой высокой после Ивана Великого. Ей не хватает одного яруса, потому что нельзя было строить выше колокольни Ивана Великого.
— Вы, наверное, сегодня самый молодой из всех наместников московских монастырей, и даже Московской епархии…
— Да, я являюсь самым молодым архиереем Русской Церкви, 222-м по счету.
— Это ведь редко, когда архиерею так мало лет…
— Конечно, в связи с моим возрастом есть определенное недоумение, но я нахожусь 10 лет в священном сане. Сейчас назначается более молодая администрация. Связано это с потребностью времени: требуется быстрота решений, быстрота исполнений решений. И наша основная задача — быть скорыми помощниками Патриарха. Я стараюсь компенсировать отсутствие архипастырского опыта тем, что советуюсь с более старшими по возрасту и по сану моими собратьями-архиереями.
— Помогают?
— Да, они рады по отечески, по-братски помочь мне.
— И все же ответственность немалая…
— Судьбоносные для обители моменты решаются через Святейшего Патриарха Кирилла — настоятеля монастыря. Поэтому принять необдуманное решение мне просто не дадут — и слава Богу (смеется).
— В монастыре давно уже действует одна из самых больших молодежных организаций: «Молодая Русь». Принимаете участие в ее работе?
— Стараюсь принимать участие. По пятницам в монастыре проходят беседы на разные темы. Некоторые молодые наши участники имеют уже семью, детей.
В будущем хотелось бы нам охватить вузы: организовать круглые столы, побеседовать, раскрыться перед нынешней молодежью. Любой молодой человек будет заинтересован в жизни Церкви, когда у него есть занятость. Вот скажите, чем привлекательны современные деструктивные культы, секты и религиозные движения?
— Вниманием? Стараются вовлечь в работу?
— Именно, они пытаются молодых людей занять какими-то видами деятельности. Я думаю, что у наших врагов нужно учиться, чтобы побеждать их же оружием.
— Хорошо, ну а с какой темой сегодня, Вы думаете, можно прийти в вуз, чтобы это было интересно студентам? Говорить достаточно очевидные, им теоретически известные вещи?
— Есть простая тема — образование. Смотрите, у нас многие люди получают образование, становятся учеными мужами, пишут ученые диссертации, но не имеют успеха в бизнесе. А те, кто имеют успех в бизнесе, вообще нередко ничего не заканчивали, но имеют денег много. Как же такая несправедливость получается и в связи с чем она возникает? Если ты такой умный, почему ты такой бедный — вот и тема для обсуждения.
— Монастырь в центре города, прямо у станции «Пролетарская»… А есть ли вообще смысл в городском монастыре?
— Не место красит человека, а человек — место. Можно за городом, в пустыне, ничего не приобрести в духовном плане. А можно, спасаясь среди города, заслужить венец от Бога и выполнить все, что нужно.
С другой стороны, современное общество — ведь это самая настоящая пустыня. Только в центре города Москвы — духовная пустыня, а в скиту — материально пусто.
Поэтому монастырь давно ведет социальную работу: пытаемся помочь людям, нуждающимся в помощи — одеждой, едой, ездим на объекты, где скопления бездомных. Но чтобы привлечь к себе людей — бездомных ли или университетскую молодежь — недостаточно семинаров и кормлений. Если мы, проповедуя Слово Божье, не будем подтверждать его своим личным примером, то это слово не будет иметь плодов.
Закрываться от мира мы не будем. Есть и издательская деятельность, и сайт у нас подзавял — хотим обновить. Планов много, а что получится — не знаю. Господь да поможет нам, или утвердит в наших благих начинаниях, или еще что-то предложит.
— Как Вы видите разницу между жизнью немосковской и московской?
— Столичная жизнь более суетна, а при этом люди здесь работают гораздо медленней, чем на периферии. Множество согласований, множество правил и столько бюрократии, что это тормозит процессы восстановления. Одну функцию могут выполнять три человека и не иметь никакого итога в конце рабочего дня по сделанной работе, в то время как на периферии может этой работой, и еще двумя видами работы заниматься один человек и иметь успех в конце рабочего дня.
Единственный, кто здесь работает очень быстро — Святейший Патриарх Кирилл. Он работает быстрее всех — и столичных, и нестоличных жителей. Мы стараемся ему подражать, но сами не успеваем иногда.
— Почему медленно проходит работа в городе?
— Люди перегружены людьми. Начальник на начальнике — каждому хочется управлять.
Москва — это постоянная пробка. Большая часть времени, которое мы могли бы посвятить работе, проходит в транспорте. Если человек приезжает на работу в 11, а рабочий день заканчивается в 5 — что можно сделать?
— А как Вы проводите время в пробке?
— Пытаюсь, если есть бумаги, то бумаги свои посмотреть: у меня всегда есть с собой чемодан на случай пробки. А если нет бумаг — то хотя бы монашеское правило почитать, это спасительно. Или книгу.
В молитве оптинских старцев в начале дня «Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет предстоящий день». С душевным спокойствием … Сложно, но стремиться к этому надо. Пробка — значит нужно выезжать заранее. Хотя времени заранее часто не бывает, но тем не менее…
— Как проходит повседневная жизнь монастыря?
— У нас начинается богослужебный день с 7 часов утра. Братский молебен, утренние молитвы, полунощница, Божественная литургия, молебен перед иконой Божьей матери «Неупиваемая чаша».
У всех есть свое послушание — малое, большое или великое. Те, кто исповедуют, остаются исповедовать, кто читает — они читают. Те, кто несет послушание в трапезной — идут в трапезную, кто несет послушание в свечной — идут в свечную. Братии немного у нас, на все виды работ, которые у нас производятся, у нас мало из послушания. Большей частью братия уже преклонного возраста, некоторые болеют. Так что 40% братии у нас нетрудоспособные, но могущие служить, совершать богослужение и молиться. И слава Богу, что они могут.
А остальное, что у нас остается — сотрудники, рабочие. 160 рабочих — это получается восемь человек на одного монаха. Тем не менее, люди здесь собрались и на это воля Божья, для чего-то они есть. Сотрудники монастыря большей частью верующие люди, ходят в храм, причащаются и это отрадно.
— Что такое — послушание большое, малое и великое?
— Имеется в виду доля ответственности. У нас есть ответственное послушание — келарь. Тот, кто занимается обеспечением братьев едой, продуктами. Без келаря и еды не будет — это ответственное послушание. Еще ответственное послушание — благочинный. Он заботится о богослужебной деятельности, чтобы братья посещали службы. Докладывает обо всех возникших проблемах, кто заболел, не пришел. Эконом, который занимается строительными делами, на котором вся стройка, материальное обеспечение монастыря. Но не только на экономе…
Мы ожидаем визит Святейшего Патриарха 21 августа, хотелось бы привести монастырь в надлежащий вид. Хотелось бы просто, чтобы в этот день утешились все — все богомольцы, все гости.
— Какую подготовку должны пройти те, кто поступает в монастырь?
— Кандидаты для поступления в монастырь живут обычной монастырской жизнью вместе с братьями: послушание, богослужение, трапеза. Если самому человеку нравится стиль, уклад жизни, он остается. Если не нравится — уходит. Никакого давления на выбор, на свободу нет — живите и думайте, решайте сами.
Все наши насельники общаются с родителями, молятся за них. Сам преподобный Сергий заботился о своих родителях. Многие преподобные перед тем, как уйти на какой-то высший подвиг, сначала дожидались преклонного возраста родителей, помогали им, затем уже, когда те умирали, принимали монашество.
— Сколько примерно лет, Вы бы определили, оптимальный срок, чтобы понять, призвание это или нет?
— Я думаю, что определить возраст невозможно. У каждого человека своя внутренняя потребность, желание, внутренняя готовность. Есть те, кто могут в 21, или в 20, или в 18 осознавать и считать, что они хотят посвятить жизнь монастырю. А есть те, кто и в 50 лет не знают, чего они хотят.
— А у Вас как этот выбор был сделан?
— Я принимал решение в 21 год и был пострижен в монашество, рукоположен в дьяконы и священники митрополитом Симоном. Я исполнил его благословение, о чем не жалею и не пожалел никогда, да и, надеюсь, не пожалею никогда. На тот момент просто я уже закончил Московскую духовную семинарию, где я уже видел примеры монашеской жизни. Благословение митрополита я принял как волю Божию.
— В этом году было 10 лет Вашего выпуска из семинарии.
— Да, и из 90 выпускников монашествующих десять. Остальные женились, приняли священный сан, имеют хороших матушек и прекрасных детей. У некоторых по четыре-пять, у кого-то уже и восемь.
И стараемся поддерживать отношения с однокурсниками. Не со всеми. Но вот с моим другом по парте, священником Михаилом Вахрушевым, он преподает в МДС, с отцом Александром Курнасовым, с моим одноклассником протоиереем Алексеем Кирилловым — он в Ярославле.
— Смирение, послушание, искушение и благословение. Как Вы, применительно к реалиям сегодняшней жизни, могли бы объяснить эти слова? Что Вы вкладываете в их смысл?
— Я думаю, здесь основополагающим словом является «смирение». Для меня — это самое важное слово, самая важная добродетель. Смирение это не склонение головы пред сильными века сего, старшими по сану или в плане административном, или чисто физическом. Смирение это осознание своего недостоинства. Если есть смирение, то будет у тебя и послушание, и ты можешь выполнить любое благословение. Господь говорит в Евангелии, что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. То есть, если благодать у нас будет, то нам не страшны никакие послушания и никакие благословения.
Нельзя назвать смирением, когда мы говорим о том, что «ну и ладно, пришли враги на Отечество, склоним свою голову…» Это равнодушие, это духовный кризис человека. Александр Невский был смиренный человек по-христиански, но Отечество в обиду не дал. Смирение это шаг к другой добродетели, к любви: к Богу, к ближним своим. А любовь к ближним — это и есть защита своего Отечества от интервентов.
— А как понять «свое недостоинство»?
— Возьмите «Поучения» аввы Дорофея. С этой книги начинается любая монашеская жизнь в обители и каждому монаху рекомендуют ее. Бог — это своего рода Солнце, находящееся в центре Солнечной системы, а планеты — это люди. Они вокруг Солнца крутятся — одни ближе, а другие дальше. Как только человек становится неравнодушным к своему духовному строению и состоянию, и пытается как-то очистить свою душу — благочестивым поведением, участием в Таинствах церковных — он потихоньку начинает приближаться к Солнцу, к свету. И чем ближе он приближается, тем больше он видит, что одежда его грязна, на ней очень много грязных, черных пятен. А чем ближе человек приближается к Богу, тем больше он видит в себе испорченности и греха. Чем больше он удаляется от Бога, тем меньше видит.
Бывает, человек приходит в первый раз на исповедь и говорит: «А в чем мне каяться, я никаких грехов не вижу». Вот прямое свидетельство и пример того, что человек далек от света. А как начинает немного каяться и понимать, что грехи существуют, тем он больше осознает, что их больше и больше.
Почитайте «Жития святых» Димитрия Ростовского. Все святые были разные, но все они обладали осознанием своего недостоинства. И это не мешало им обличать сильных века сего, рассуждать, давать наставления. Смирение — это не затюканность.
—А есть ли еще слова с таким почти противоположным смыслом?
— Да. Смотрите, все мы говорим, что нужно возрождать духовность — а на самом деле никто не понимает, что такое духовность. Духовностью сейчас называют то, что мы приветливы, уступаем друг другу место, здороваемся, подаем милостыню. А ведь это — мораль! Духовность противоположна морали. Духовность — более сакраментальное, и оно непонятное совершенно. А вот святой Василий Блаженный кидался фекалиями в людей, которые в храме рассеянно молились. Он человек духовный? Да. Но можно его поступок назвать моральным? Нет. Вот и получается — духовность может быть аморальна.
— Что же такое духовность?
— Духовность — значит стяжание любви к Богу и людям. Если это будет, то будем мы духовными людьми. А если не будет, то все эти подвиги, посты, вериги — это все медь звенящая.
— Вы сказали, что святые, как раз Василий Московский, не боялись обличать сильных века сего. Как это сегодня происходит, и должно ли?
— Метод Василия Блаженного мы не можем повторить, потому что ведь нужно стать, как блаженный Василий. Но Церковь не молчит! Она говорит. Но задача не обличать, а спасать. Обличать — это не основная миссия. Обличение ведь для того, чтобы спасти, наставить людей. Если вы послушаете и прочитаете проповеди Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, то он обличает все пороки, которые есть в нашем обществе, дает оценку тем или иным действиям нашей власти, если она действительно не согласуется с нормами закона Божия и нравственных устоев нашего православного общества.
— Вы пришли в монастырь на новом этапе его истории: 20 лет монашеской жизни. Как Вы оцениваете итог жизни монастыря за 20 лет?
— Я был в архивах и там видел фотографии двадцатилетней давности. Большинство внешних реставрационных работ сделаны, внутренних работ пока мало. Но монастырь сформирован, братья хорошие, отзывчивые, молитвенные. Можно сказать, что за 20 лет монастырь состоялся. Главное не потерять нашего монашеского уклада жизни, остаться людьми и так же продолжать свой молитвенный монашеский подвиг.
— Каким Вы сами видите монастырь через 10, 15 лет?
— Мы предполагаем, а Господь располагает. Я не знаю, что будет с нами через 10 лет. Конечно, планы человеческие есть, но мне хотелось бы стяжать мирный дух самому и братии нашей. Чтобы благодаря этому мирному духу вокруг нас спаслись бы люди. Это то, что касается нашей внутренней, духовной жизни.
Но покраска стен это не самое главное. Самое главное — это люди, которые бы молились в этих стенах. А через 10 лет, я думаю, храм Божией милостью станет миссионерским центром Москвы, образовательным и социальным. Так, как благословил Патриарх.
