Декан Свято-Владимирской православной духовной семинарии протоиерей Иоанн Бэр, участник II Международной патристической конференции «Преподобный Симеон Новый Богослов и его духовное наследие», рассказал в интервью сайту Общецерковной аспирантуры и докторантуры о русской духовной традиции в Америке, о совместных проектах с духовными школами России и посоветовал, как надо читать святых отцов.
О Свято-Владимирской православной семинарии
— Недавно Свято-Владимирская семинария праздновала 75-летний юбилей со дня основания. Следуя своему девизу, семинария на протяжении всех этих лет служила делу сближения внешнего мира с православным христианством. Как идея, заложенная в этих словах, влияет на современный облик семинарии?
— Я думаю, что четыре фактора сыграли значимую роль в формировании идентичности Свято-Владимирской семинарии как учебного заведения. Первый фактор — это непосредственное продолжение в ее стенах академической, интеллектуальной и богословской традиций дореволюционной России. В качестве второго фактора я бы назвал саму русскую иммиграцию. Протоиерей Георгий Флоровский и многие другие выдающиеся православные мыслители покинули Россию во время революции и, в конце концов, нашли свой дом в разных частях западного мира, например, в Париже или Нью-Йорке. В их лице интеллектуальная и богословская жизнь России была сохранена и продолжена, но теперь уже на чужбине, что само по себе делало необходимым для них вести диалог с новым окружением. В некотором смысле им повезло, что они оказались на Западе именно в первой половине XX века, поскольку в то время там происходили процессы, близкие настроениям русской иммиграции. Я имею в виду, в первую очередь, попытки «возвращения к Отцам» и возрождения патристики, предпринимавшиеся Жаном Даниелу, Анри де Любаком и Гансом Урсом фон Бальтазаром.
В силу этих двух факторов Свято-Владимирская семинария смогла сохранить лучшие академические, интеллектуальные и богословские традиции дореволюционной России в новом контексте западного мира, светского общества и академических исканий Запада первой половины XX века. О нас многие знают именно потому, что на протяжении 75 лет мы находились в авангарде всех этих процессов. Каждый, кто обращается к изучению православного богословия, наследию святых отцов или истории ранней Церкви, знает о Свято-Владимирской семинарии и видит в ней путеводный маяк на этом пути.
В качестве третьего фактора я должен назвать дискуссию вокруг идеи литургического возрождения, понимаемого как совершение богослужения ясным и понятным образом и предполагающего частое причащение мирян. Эта дискуссия опять же началась в России и была принесена на Запад протоиереем Николаем Афанасьевым и протоиереем Александром Шмеманом. Наконец, последний фактор — это видение церковной жизни, основанное на идеях Поместного собора 1917-18 годов, в особенности же, на идеях соборности, участия и вовлеченности всех верующих и, в первую очередь, мирян в церковную жизнь. Эти четыре фактора определяли специфику Свято-Владимирской семинарии на протяжении 75 лет и, по-прежнему, позволяют нам сохранять свою уникальность.
О чтении святых отцов и методе в богословии
— Как, на Ваш взгляд, проблематика православного богословия изменилась за последние десятилетия? Обоснованно ли говорить, что сегодня мы имеем дело с вопросами, которые не были известны богословам предыдущего поколения?
— Я думаю, что XXI век отмечен на Западе рядом особенностей, которые хотя и новы для церковных людей предыдущего поколения, но вряд ли могут считаться таковыми в масштабах всего исторического опыта Церкви. Одна из особенностей — это радикальная дехристианизация. Когда в 1970-е годы я был школьником, каждый день в государственных школах Англии начинался с общей молитвы под руководством директора школа. Он читал отрывки из Писания, а ученики пели различные гимны. Это считалось само собой разумеющимся. Сегодня, однако, этого больше не увидеть ни в Англии, ни в Америке, из чего следует очень важный вывод: теперь нам приходится иметь дело с людьми, которым не знакомы основные библейские сюжеты, будь то история Адама и Евы, Ноя или пророка Даниила. Что уж говорить о Новом Завете, о котором они просто никогда не слышали.
Например, раскрывая замысел неопатристического синтеза в первой половине XX века, протоиерей Георгий Флоровский и В.Н. Лосский обращались к миру, знакомому с Писанием, ключевыми евангельскими сюжетами и основными положениями христианства, и уже поэтому работали внутри совершенно определенного контекста. Тот контекст остался в прошлом. И весь вопрос в том, имеет ли смысл неопатристический синтез вне своего изначального контекста?
Поражает также и то, что в их работах не чувствуется связи с Писанием. В.Н. Лосский, на первый взгляд, цитирует Писание повсеместно («Бог есть любовь», «Я и Отец — одно», «Слово стало плотью» и прочие общеизвестные цитаты из Писания), однако на деле он не находится в постоянном диалоге с Писанием, а только использует небольшую выборку из библейских цитат для доказательства того или иного тезиса. Такой подход вызывает у меня сомнения. В.Н. Лосский поступал так, потому что знал Писание и жил в мире, знавшем Писание. По этой причине в своих работах я уделяю больше внимания тому факту, что Священное Писание пронизывало все размышления святых отцов, сознательно обращавшихся к его толкованию в своих трудах.
Я убежден, что идея неопатристического синтеза в основе своей ошибочна. У меня есть серьезные претензии к ней как к методологической программе, поскольку в силу самого значения термина «синтез» неопатристический синтез предполагает, что для достижения его вы комбинируете разные высказывания святых отцов. У вас всегда есть под рукой дюжина «популярных» и общеизвестных цитат, которые вы собираете воедино, чтобы достичь синтеза. Но, поступая так, вы строите систему, основанную на ваших собственных представлениях, а не внимаете голосу свв. отцов.
Я считаю, что нам необходимо отказаться от идеи синтеза и вместо этого обратиться к идее симфонии, предполагающей, что мы слушаем голос каждого из свв. отцов в тот момент, когда он звучит. Послушайте св. Иринея. Пусть он говорит сам. Постарайтесь услышать его «партию» в единой симфонии, написанной свв. отцами, и затем двигайтесь дальше.
Между таким подходом к изучению свв. отцов и слушанием симфонии есть много общего. Вы слышите симфонию, только если каждый из музыкантов исполняет свою партию. В каждый отдельно взятый момент звучит много голосов, равно как и в целом она составлена из многих партий, и поэтому каждая симфония характеризуется одновременно и синхронной, и диахронной полифонией, в которой каждый исполняет свою собственную мелодию. В этом смысле цель патристики не отличается от цели, стоящей перед музыкантом, желающим стать дирижером. Вначале он прочитывает партитуру, начиная с первых тактов, и, постепенно продвигаясь вперед, вновь и вновь повторяет все произведение. Каждый такт готовит его к восприятию следующей части, которая не будет простым повторением или синтезом предыдущей части симфонии. Нет, это могут быть другие ноты, но они будут симфоническим продолжением предыдущей части. То же и с чтением свв. отцов: мы должны позволить говорить им самим, мы должны внимать симфонии, которую они написали.
— Сказанное выше ведет нас к ключевому герменевтическому вопросу: как правильно читать свв. отцов?
— Для начала нужно начать их читать. В этом нет ничего сложного! Не спрашивайте у меня, как читать св. Иринея Лионского до тех пор, пока вы не прочитали его. Если вы считаете, что вам встретятся незнакомые слова, запаситесь словарем, а затем прочитайте все с первой страницы и до последней. Что бы вы ни читали: Евангелие от Иоанна, послания Павла или труды св. Иринея, — в каждом случае перед вами находится текст — слова, написанные на бумаге. Вот когда вы прочитаете интересующий вас текст десять раз, тогда вы можете прийти ко мне и сказать: «Как нужно читать и понимать это?». По крайней мере, вы будете иметь представление о том, что говорите.
Как только текст становится для вас знакомым, вы начинаете понимать, как он работает. Свв. отцы не были глупыми и необразованными людьми, и мы прославляем их за то, что они были исполнены мудрости и боговедения. Им не было свойственно разбрасываться словами в случайном порядке. Наоборот, они тщательно взвешивали каждое слово, поэтому, внимательно читая их труды, вы будете замечать, что они нередко помогают читать их, например, говоря в начале своих сочинений о том, что собираются делать. Через 10-20 страниц они могут добавить: «Мы сделали это. Теперь давайте перейдем к следующему вопросу». Трудно обойти вниманием подобные замечания. На данном этапе вопрос о том, как читать свв. отцов не стоит: нужно просто читать. Как только вы начинаете это делать и понимать свв. отцов через многократное перечитывание, вы начинаете слышать и их симфонию. Но до тех пор, пока вы не начали читать, нет смысла говорить о понимании, поскольку в этом случае вы даже не удосужились включить радио или вставить диск с записью симфонии в проигрыватель.
Слушая симфонию в первый раз, вы не знаете, как ее части соотносятся друг с другом, а потому вы дослушиваете ее до конца и затем слушаете вновь и вновь. Только тогда вы начинаете ценить музыку симфонии и можете сказать, что в одном фрагменте слышится тема другого. Безусловно, это предполагает огромные усилия и труды с вашей стороны, но я не намерен говорить о правильном чтении Отцов с тем, кто никогда не читал их.
Полагаю, вы читали Евангелие и, по крайней мере, часть Ветхого Завета. Необходимо читать и перечитывать каждый день основные книги Ветхого Завета (Бытие, Псалмы, книги пророков Исаии и Иеремии) и весь Новый Завет. Эти тексты составляют необходимую основу для дальнейшего чтения свв. отцов. Отцы читали труды своих предшественников и отвечали на вопросы, которые ставило перед ними их время, тем самым внося свой вклад в многовековую богословскую дискуссию.
— Давайте поговорим о патристике как академической дисциплине. Что отличает патристику как дисциплину от христианской литературы? Достаточно ли изучать свв. отцов так же, как можно изучать В. Шекспира, Ч. Диккенса или В. Скотта?
— С одной стороны, между изучением наследия свв. отцов и великих классиков нет разницы, поскольку в обоих случаях речь идет о чтении текста. Вы берете книгу с библиотечной полки и начинаете читать с первой страницы. С этой точки зрения, патристика — это одна из гуманитарных дисциплин. Особенности патристики выходят на первый план при обсуждении темы симфонии свв. отцов.
Каждый из жанров литературы имеет свою динамику и функциональные особенности, будь то сочинения античных врачей, например, Галена, или исторические труды, в которых автор ссылается на своих предшественников. В приведенных примерах перед нами развиваются особые дискурсы: в первом случае — это дискурс медицинской мудрости, во втором — истории. Сказанное в равной мере относится к математикам, стоикам, платоникам и т.д.
В случае со свв. отцами мы имеем дело с очень специфичным дискурсом, который называется «богословие». Я бы даже сказал, что вопрос о границах и содержании богословского дискурса является сегодня важнейшим вопросом, на который мы должны дать ответ. Без чтения свв. отцов сделать это невозможно. Немало людей с легкостью могут сегодня сказать, что термин «богословие» значит «наука о Боге» в том же смысле, что и «биология» значит «наука о жизни», «зоология» — «наука о животных» и т.д. Но богословие не может быть «наукой о Боге», поскольку мы не можем поместить Бога под микроскоп или направить на Него телескоп. Бог не может быть объектом нашего исследования в том же смысле, что и объекты прочих наук, так как богословие отличает своя собственная динамика, модальность и функциональность.
Недостаточно просто сказать, что «богослов тот, кто истинно молится, и истинно молится тот, кто богослов» (авва Евагрий Понтийский), так как само понятие «молитва» требует дальнейших пояснений. Платоники молились. Индуисты молятся. Что понимается под молитвой в каждом конкретном случае? Безусловно, в христианском контексте молитва приобретает определенное значение. Интересно отметить, что ко времени Евагрия Понтийского слово «молитва» уже имело сформировавшееся значение, и это заставило Евагрия не просто искать определение для «молитвы», но, скорее, искать новое определение, с учетом уже существующего значения.
Я считаю, что нам следует как можно глубже вникать в отеческую литературу и из нее узнавать, что такое богословие. Внимательное чтение требует всего спектра навыков использования исторических дисциплин, поэтому нельзя просто сказать: «Сейчас я собираюсь прочитать это сочинение как святоотеческий текст о богословии». Нет, так не пойдет, поскольку перед вами текст, которому сотни и тысячи лет, написанный в категориях иной культуры и в другом контексте, с использованием других жанров и языковых средств, неизвестных вам. Необходимо учиться читать текст. Нужно начинать с чтения, а затем в процессе чтения вы начнете понимать, где проходят границы богословского дискурса. Вместо того, чтобы приступать к чтению святоотеческого текста с мыслью, что вы уже знаете, что такое богословие, и собираетесь читать его как богословский текст, лучше искать в самом тексте ответ на вопрос о границах и содержании богословского дискурса.
— В свете сказанного выше, каким, по Вашему мнению, должен быть современный богослов? Не могли бы Вы дать несколько рекомендаций студентам, намеревающимся сделать «академическое богословие» своей профессией?
— В ответе на этот вопрос к нам на помощь приходит идея герменевтического круга. До сих пор мы говорили о чтении текста, отметив необходимость читать текст в его историческом контексте. Например, мир св. Иринея Лионского — галла, жившего во II веке в Малой Азии, — радикально отличается от мира, в котором мы живем, поэтому нам нужно обращаться к истории, чтобы понять его. Однако существуют и иные контексты, в которых мы работаем и которые мы должны учитывать, чтобы наша собственная работа приносила плоды.
Выше, отвечая на вопрос о том, как читать Отцов, я сделал акцент на необходимости чтения Писания. Меня всегда поражает, например, когда в ответ на мой вопрос, почему мы утверждаем, что Святой Дух исходит от Отца, выпускники-теологи ничего не могут мне ответить. Ответ простой: об этом говорит Христос в Евангелии от Иоанна. Важно, что этот ответ отнюдь не является результатом тщательного исследования Бога с помощью микроскопа или телескопа и всецело основывается на чтении Писания, без которого невозможно ответить правильно на этот вопрос. Можно много рассуждать о Боге, ипостасях, перихоресисе, но без чтения Писания вы не будете понимать, о чем говорите.
Заниматься богословием необходимо в контексте богослужения. С одной стороны, богослужение через проповеди, гимнографию, иконографию, обряды и т.д. предлагает поэтическое прочтение Писания. С другой стороны, в богослужении мы соединяем различные библейские образы, чтобы посредством их соприкоснуться с Таинством Христа. Мы должны помнить, что на пути в Эммаус ученики узнали Христа именно в литургическом контексте преломления хлеба и только после того, как они уразумели смысл слов Писания. Необходимо работать в этом контексте, поскольку в противном случае, как бы много и часто мы ни читали свв. отцов, мы никогда не сможем понять, о чем они говорят.
Следующий герменевтический круг относится к нашей собственной истории. Сочинения св. Иринея Лионского или прп. Максима Исповедника не появились из ниоткуда, они были переданы нам свв. отцами, которые читали и комментировали их. Итак, перед нами три различных уровня чтения свв. отцов: с одной стороны, мы основываемся одновременно на Писании и богослужении, а с другой стороны, мы воспринимаем традицию в том виде, в котором она была передана нам через посредников. При этом ни один из посредников не может считаться главным. Это означает, что мы, по-прежнему, читаем свт. Василия Великого, чтобы услышать, что он говорит. И если В.Н. Лосский неправильно понял его, мы в праве сказать: «Владимир Николаевич, Вы ошибаетесь». Данное замечание относится не только к таким православным ученым как протоиерей Георгий Флоровский или В.Н. Лосский, но и ко всем современным исследованиям творчества свт. Василия. Учитывая количество исследователей, посвятивших всю свою жизнь изучению наследия свт. Василия, переводам и редактированию его текстов, изданию рукописей его сочинений, было бы крайне заносчивым с моей стороны считать, что мне не нужно знать, к каким выводам они пришли в своих работах и насколько они сумели его понять. Заносчивость — не самое лучшее качество для богослова. Я могу не соглашаться с какими-то выводами своих предшественников, но я должен читать их труды, вести с ними диалог и слушать их.
Наконец, необходимо учитывать в своей работе еще один контекст — тех людей, к которым мы обращаем свое слово. Нам должен быть хорошо известен и понятен мир нашей аудитории, язык, на котором она разговаривает, интересующие ее темы. Безусловно, одному человеку невозможно быть специалистом во всех областях, а потому ученые выбирают ту область, в которой их труд был бы наиболее плодотворным. Для меня особый интерес представляет современная философия, и мне хочется понять, что я могу сделать в этой области человеческого знания для проповеди Христа.
Необходимо учитывать каждый из упомянутых выше герменевтических аспектов научно-богословского делания. Без всякого сомнения, это требует от исследователя знания необходимого количества языков. В свое время, работая над докторской диссертацией о св. Иринее Лионском, я должен был специально выучить испанский язык, поскольку один исследователь написал на нем множество работ о священномученике Иринее общим объемом в несколько тысяч страниц, которые я должен был прочитать и учесть в моем собственном исследовании.
О контактах с русскими духовными школами
— В заключение нашей беседы хотелось бы поговорить о совместных проектах Свято-Владимирской семинарии с духовными школами Русской Православной Церкви, в частности, Общецерковной аспирантурой и докторантурой имени святых Кирилла и Мефодия.
Подписанное в октябре 2013 года соглашение между Свято-Владимирской семинарией и Общецерковной аспирантурой и докторантурой имени святых Кирилла и Мефодия положило начало процессу, который, надеюсь, мы сможем довести до конца. В первую очередь, необходимо создать условия для регулярного обмена студентами и преподавателями, для чего требуется финансирование. Мы подсчитали, что нужно найти около двух миллионов долларов, чтобы сформировать фонд, из которого будут финансироваться стажировки студентов и преподавателей, приезжающих в семинарию по программам обмена. Мы убеждены, что намного надежней и стабильней создать для этих целей специальный фонд, так как в этом случае стажировки студентов и преподавателей не зависят от того, располагает ли посылающая их сторона необходимыми финансовыми средствами или нет.
— Русский дом имени святителя Филарета Московского часть этого сотрудничества?
— Мы уже подробно обсуждали создание на базе Свято-Владимирской семинарии и в тесном сотрудничестве с Общецерковной аспирантурой и докторантурой Русского дома имени святителя Филарета Московского, предназначенного для студентов и преподавателей из России. В дальнейшем мы также хотели бы открыть Румынский дом имени Думитру Станилоэ в сотрудничестве с Бухарестом, Сербский дом в сотрудничестве с Белградом и Индийский дом в сотрудничестве с Коттаямом. Однако на данном этапе мы хотим понять, как будет развиваться деятельность Русского дома.
Мы бы также хотели, чтобы преподаватели из ОЦАД приезжали к нам на период своего творческого отпуска и жили у нас в течение года, работая над своими проектами и одновременно читая курсы по истории Русской Церкви и другим богословским дисциплинам.
Есть у нас и другие идеи. Так, мы получаем многочисленные пожертвования на создание центра литургического искусства, и в этом отношении мы высоко ценим сотрудничество с Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом, достигшим значительных успехов в этой области.
— Справедливо ли сказать, что одной из целей совместных проектов между Свято-Владимирской семинарией и русскими духовными школами является восстановление русского присутствия в семинарии? Ощущается ли сегодня связь семинарии с русской традицией, принесенной иммигрантами в первой половине ХХ века?
— С точки зрения человека, живущего в семинарии, я могу сказать, что ее деятельность во многом ориентирована на работу и развитие отношений со всеми Церквами по всему миру. У нас, например, обучаются студенты, принадлежащие к сирийской, коптской, маланкарской и другим традициям. Все хотели бы сотрудничать с нами потому, что нами многое сделано в этом направлении. В то же время студенты, изначально не имеющие отношения к русскому православию, рассматривают свое обучение в Свято-Владимирской семинарии как факт своей биографии, связывающий их с русской традицией. Если, например, вы спросите греческого священника или епископа в Америке о Свято-Владимирской семинарии, он ответит, что она является русской семинарией.
Вопрос восприятия Свято-Владимирской семинарии — это также и вопрос, с какого ракурса вы на нее смотрите. Хотя по сравнению с традициями богослужения в Москве или Джорданвилле мы очень вестернизированы, но грек или прихожанин греческого прихода в Северной Америке однозначно будет чувствовать, что в нашем храме мы служим очень по-русски в сравнении с греческим богослужением. Люди смотрят на меня, и, конечно, для них я — русский. Но когда я смотрю на семинарию как ее декан, я вижу все многообразие Церквей и представляющих их студентов, с которыми мы работаем. Мне сложно представить себе иную картину.
Беседовал исполнительный секретарь магистерских программ ОЦАД А.В. Гусев
Патриархия.ru