О различных аспектах духовной, семейной и монашеской жизни рассказал председатель Синодальной комиссии по канонизации святых, наместник Валаамского монастыря епископ Троицкий Панкратий.

— Владыка Панкратий, для чего нужен пост и как его провели на Валааме?

— Церковь призывает в это время к покаянию. Главная цель поста — не пища и питие, не жесткие гастрономические рамки, важно очиститься духовно и приблизиться к Богу, чтобы мы больше о нем думали. Для того и более длительные, чем обычно, службы. В монастыре пост более строгий, но я не думаю, что мирянам полезно проводить пост в такой же строгости и столько же времени быть в храме, как это делают монахи. Для мирянина нужны прежде всего совет духовника и благоразумие.

— Как нужно поститься, чтобы почувствовать себя монахом?

— Это странное желание. Есть категория людей — «околомонашествующие» — кто живет при монастыре, но не становится монахом. Если хочешь почувствовать себя монахом, возьми отпуск и приезжай в обитель: посмотри, как тут постятся, побывай на всех службах, которые тебе по силам после послушаний. Но это нужно, чтобы когда-то встать на монашеский путь. В других случаях я в этом смысла не вижу.

— Монастырь — это идеал жизни для христианина?

— Некоторые думают, что спасение возможно только в монашестве. Если бы это было так, Господь бы прямо сказал: «Всем в монастырь». Есть и монашествующие, далекие от спасения, и миряне, которые живут свято. Поэтому не стоит противопоставлять монахов и мирян. Человек может быть кем угодно — монахом, мирянином, священником, епископом — главное, чтобы он был в Церкви, чтобы его душа стремилась к Богу, чтобы ее наполняла доброта и любовь к Богу и ближнему.

— Говорят, люди всю жизнь учатся любить. Достаточно ли намерения полюбить, чтобы стать монахом или создать семью?

— Без намерения любить нельзя ни в монастырь прийти, ни жениться. Но и какая-то начальная любовь должна быть. У монашествующих это выражается в любви к богослужению, чтении Священного писания, духовной литературы. Их больше интересуют вопросы духовной жизни и меньше — житейские, если вообще интересуют.

У тех, кто хочет создать семью, любовь к избраннику или избраннице должна быть, но это только начало христианского брака. Брак, как и монашество, направлен к одной цели — спасению, просто пути разные.

Считаю, что брак для спасения сложнее, чем монашество. Но и там, и там есть свои трудности и духовные опасности. В браке человек больше поглощен своими заботами, бытом, финансами. И часто эта сторона жизни вытесняет духовную. Но и у монаха такое бывает. Есть период «начальной любви» — первой благодати, когда Господь дает ее даром. Причастился — и чувствуешь себя почти как апостол Павел. Но это временное, а потом приходят искушения, испытания, скорби, которые нужно нести, — и человек может не справиться, ведь нужно уже своим трудом и подвигом вернуть благодать. Быт тоже есть в монастыре, есть и такие увлекательные работы, что можно забыть о молитве. Но еще хуже состояние монашеского мещанства, когда духовная жизнь монаха уже не интересует и он живет только внешними интересами.

Поэтому и там, и там можно уклониться от пути ко спасению.

— Бывает ли, что монах длительное время деградирует?

— Это самая тяжелая история, личная и общая для братства катастрофа. «В семье не без урода», а монастырь и тем более Церковь — большая семья. Поэтому относимся к нему как к больному родственнику. И в семье, и в монастыре редко, но бывают, например, алкоголики. Выгнать — в миру они опустятся и погибнут. Но иногда приходится выгонять: для общего блага, потому что лучше пусть один погибнет, чем многие.

— Что делать, если «уклонился от пути ко спасению»?

— Всегда есть покаяние. Человек, который желает жить духовной жизнью, всегда должен жить внимательно, понимать, что делает в каждый момент жизни — это называется трезвение. Если вовремя заметил, что согрешил, уклонился от пути ко спасению, кайся, исправляйся. Покаяние это не только когда порвал на себе рубаху, пролил несколько слез и снова делаешь то же самое. Надо исправлять свою жизнь путем покаяния. И тут я тоже вижу схожесть брака и монашества.

— Как выбрать — семья или монастырь?

— Когда человек приходит в монастырь, мы смотрим, что определяет его жизнь. В среднем это занимает два-три года. За это время человек осознает, не поторопился ли, и мы вместе с ним делаем вывод. Бывает, он сомневается: и девушки есть хорошие, и семейная жизнь привлекает, и работа интересная, полезная для общества. Тогда он остается в миру, женится, трудится и спасается на своем месте.

— Как выстроить отношения с родными, если человек решил стать монахом?

— С любовью к Богу и своим родителям. Родительское благословение очень многое значит, но не оно определяющее. Мы знаем из житий, что некоторых родители не благословляли, а они ушли из мира и стали святыми.

— Монах молится о всех людях. Любить всех абстрактно легче, чем конкретного человека рядом?

— Абсолютно верно.

— Как монах «тренируется» в любви?

— По-разному. Для монаха главное — духовное содержание жизни: любовь к Богу и ближним, в первую очередь к братьям, с которыми мы живем всю жизнь. Когда 30 лет назад я возглавил монастырь, первым делом мы восстановили устав: богослужение и литургическая жизнь — основа монастырской. А после начали строить братство. Мы потому и называемся братией: это одна монашеская семья вне зависимости от места, которое человек занимает в монастырской иерархии. И этого не дает никакой устав, но только правильное духовное устроение, молитва друг за друга, забота друг о друге.

В этом деле есть духовно преуспевшие, а есть не очень. Первых мы знаем — их часто называют старцами. Есть средние, а есть и такие, кто недалеко продвинулся по пути духовного совершенства. У мирян то же самое. Есть пары — образец христианского брака, а есть те, кто по имени христиане, а живут очень плохо, ругаются. Я не могу понять, как можно в семье ругаться друг на друга, а тем более поднимать руку.

Знаю одну пару, им обоим далеко за 80, вместе прожили 50 лет. Муж не церковный человек, а супруга верующая. И они уважают друг друга, любят, заботятся друг о друге и, по словам жены, никогда не повышали друг на друга голос.

Такая жизнь — райская, христианская, наполненная любовью и уважением, пониманием того, что в своих взаимоотношениях нужно чем-то жертвовать ради ближнего.

Он не хочет по каким-то причинам идти в церковь — она уважает его выбор. И в другую сторону — то же самое.

— Христианская любовь — только жертвенная, ведь ее высшее проявление, по Евангелию, это отдать жизнь за другого человека?

— Это то, что сделал Господь. Перед исходом на Голгофу он сказал ученикам, что нет выше такой жертвенной любви. И он показал, какая эта любовь — самопожертвование. Это идеал, он нам доступен, но начинать надо с малого, например, перестать ненавидеть, потому что это противоположность любви. Когда я высказывался эмоционально о ком-то, почти осуждая, мой друг говорил мне: «Ничего, он исправится». Грешный человек — может исправится, покаяться. Может, перед очами Божиими он даже милее будет, чем тот, кто его осуждает.

— Получается, только жертвуя, отдавая, человек возрастает в любви?

— Отдавать, это и есть счастье: когда человек расстается с чем — то дорогим ради ближнего.

Когда человек берет, он может какое-то время радоваться. А потом радость уходит — до следующего приобретения. 

А человек, который дает — если он отдает ради Христа — получает взамен благодать. А когда человек с благодатью, он счастлив, рад, ему больше ничего не надо. Он хочет только быть с Богом там, где находится физически: чаще всего в своей келье. Именно в таком состоянии возможен подвиг затворничества.

— Если человек помогает без усилий или по привычке, от избытка — это уже не любовь?

— Мы помним притчу про две лепты вдовицы. Перед Господом дорого то, что она последнее отдала Богу. Такой человек получит воздаяние — и в этой жизни, и в будущей. Речь про преодоление своего эго: переступить через себя, пожертвовать своим — интересами, временем, деньгами. Надо оторвать что-то от себя любимого. Первоначально это может вызывать дискомфорт. Потом Господь дает человеку благодать — в том числе в педагогических целях, чтобы понять, что отдавать лучше, чем брать.

Я часто общаюсь с благотворителями, которые могли направить средства на себя, семью. Но когда видят, что сделали доброе дело — построили храм, помогли больным людям, детям — они счастливы. Некоторые делятся доходами организаций, а кто-то отдает личные сбережения. И это гораздо дороже. Недавно один блокадник, пожилой небогатый человек, принес пожертвование на храм — свои накопления. Я испросил, не ущемит ли он себя этим, а он даже немного обиделся: «Это моя жертва, говорит, пожалуйста, примите». Если человек так поступает, значит, есть на то вдохновение и благословение свыше.

— Если для духовного роста лучше пострадать побольше, почему люди выбирают жену или работу, которые больше нравятся?

— Любой человек ищет то, что ему по силам, и каждому дается по силам. Вспомним Филарета Милостивого: он даже семьей жертвовал, чтобы помогать посторонним, но более нуждающимся.

— Монастырь выбирают, где тяжелее жить или комфортнее?

— Я думаю, что главное тут не комфорт, а возможность жить по-монашески, по-христиански, чтобы человек мог идти по пути духовного совершенствования. Бытовые удобства тоже важны, но это вопросы другого порядка. Если человек ради комфорта приходит в монастырь, то невысока мера его духовной жизни. Мы стараемся создать для братии все условия: и бытовые, и для духовной жизни, например, чтобы они могли часто исповедоваться и причащаться. А уж как человек подвизается, зависит от него и духовника.

— Монахи воспринимают болезни как возможность пострадать? Лечатся ли они?

— Как правило, обращаются к врачам. Я на этом настаиваю. Ищем хорошую квалифицированную медпомощь. Но бывает, что отказываются покидать обитель и на волю Бога себя предают. Но это удел немногих: у всех своя мера. Как сказал Господь, те, кто может вместить, да вместит. Мы ни в коем случае не призываем к сознательному вреду здоровью. И старцы лечились. Но, тем не менее, такой подвиг существует.

— Если человек пытается жить по воле Божией, то «руководитель» в монастыре — это «транслятор» божественной воли?

— У нас часто смешивают понятия: послушание как работа, труд, например, хлеб печь, и послушание как качество, как отсечение своей воли. В случае с работой, если не слушаешься начальника, тебя просто уберут с этого места — все как в миру. Иерархия и порядок должны быть в любом монастыре, но это про дисциплину, а не про послушание.

Если говорить про послушание как качество, то отсечение своей воли полезно только с рассуждением, а не когда она слепо вручается другому человеку. Даже великий святой преподобный Серафим Саровский — и то утверждал, что иногда говорил от себя и ошибался.

Но у кого бы человек ни спрашивал совета, ответственность в любом случае остается на нем. Кстати, одна из причин, почему люди приходят к духовнику или человеку, которого они считают старцем, нежелание самим что-то решать, брать на себя ответственность.

— Есть ли старцы на Валааме? К ним можно попасть?

— Смотря что подразумевать под старцем. На Афоне на каждом шагу слышишь «старец» — «геронда». Но там другое понимание слова — это «старший монах» монастыря или скита. На Руси старцем называют человека, который наделен не только духовным опытом и рассудительностью, но и духовными дарами, которые признают практически все, кто к нему обращается.

Люди, которых мы в русской православной церковной традиции привыкли называть старцами, были, но сейчас я бы не рискнул назвать старцем ни одного человека из ныне живущих, во всяком случае тех, кого я знаю. 

Все почили: отец Кирилл в Троице-Сергиевой лавре, отец Иоанн (Крестьянкин) в Печорах, старец Ефрем из Аризоны. На Афоне тоже все уже ушли, и на Валааме старцев нет.

Зато есть много негативных примеров младостарчества или лжестарчества, когда люди принимают на себя вид старцев и начинают говорить, что «это воля Божия — поступай только так». Еще они ссылаются на Богородицу или святых. От таких людей лучше держаться подальше.

Архимандрит Кирилл, который духовно окормлял меня многие годы, никогда не настаивал на своем, только советовал. И мне кажется, для нашего времени жизнь по совету более безопасна и правильна, чем вручение себя какому-то человеку, потому что ты не знаешь, что это за человек, хотя у него может быть седая борода и он, возможно, много лет прожил в монастыре.

— А можно ли вообще узнать волю Божию о себе?

— Меня часто спрашивают, какая воля Божия? Ответ в Евангелии. Насколько наша жизнь соответствует Евангелию — настолько она соответствует воле Божией. Молитесь, живите церковной жизнью, спрашивайте совета духовно опытных людей, кому вы доверяете — вот правильная линия поведения православного христианина в наше время.

— Как преодолеть нерешительность и идти за Богом?

— Вопрос непростой: о том, как преодолеть эгоизм и, по большому счету, грех. Легче его преодолеет тот, кто чаще обращается к Богу с молитвой, кто предстоит Богу. Человеку, далекому от этого, погруженному в заботы, будет труднее себя преодолеть, чтобы сделать что-то духовное.

Бывает, человек не может поступить по воле Божией, как в евангельской истории про юношу, который не смог отказаться от богатства. Господь его не осуждает: что ж, не смог человек понести. У нас часто не хватает духовных сил, веры, решимости делать так, как надо было бы поступить исходя из Евангелия.

— Ответственность за других помогает или мешает исполнять волю Божию, например, приходится ли идти на компромисс с совестью, чтобы накормить подчиненных?

— Безусловно, приходится. Начальствующим не позавидуешь: быть в послушании всегда легче. Святитель Игнатий писал: «Загляните в голову настоятеля храма, вы увидите там кровлю, бревна, кирпичи и благотворителей» — мы думаем о том, откуда на все это взять денег. А послушник пользуется тем, что есть: он выполняет свою работу, идет на службу — и голова свободна. Но для чего так устроено? Голова освобождается для того, чтобы заполнить ее Богом, а не болтовней за чашкой чая. Поэтому, если нет молитвенного склада души, лучше уж трудиться. Есть ведь такие люди — что ни поручи, все сделают идеально, — они очень ценятся в монастырях, а есть те, кто все провалит, зато молится от души. Это как Марфа и Мария: у каждого свое служение.

— Есть ли счастье в монастыре?

— Конечно. Если бы его не было, не было бы и монашествующих. В монастыре можно найти все: и плохие примеры, и замечательные. То же самое в духовной жизни каждого человека. Есть дни, часы, минуты, когда не то что счастлив, а готов жизнь отдать за это состояние. А есть моменты отчаяния, пустоты, мрака, богооставленности — и их больше. Но того, кто борется с грехом, стремится покаянием очищать душу, идти за Христом — Господь никогда не оставит, поддержит в тяжелое время и даст минуты радости, счастья, духовного подъема, чувства, что ты любим Богом и с ним. Это укрепляет и удерживает верующих на духовном пути.

Беседовал Артем Буденный

РИА «Новости»/Патриархия.ru