14 октября 2010 года Московская духовная академия и семинария отмечает 325-летний юбилей. В преддверии праздника ректор МДАиС архиепископ Верейский Евгений дал интервью сайту «Татьянин день», рассказав о юбилее, участии Церкви в Болонском процессе и о том, как изменились студенты аакадемии за последние 30 лет.
— Ваше Высокопреосвященство, в 1864 году митрополит Филарет (Дроздов) произнес речь в связи с 50-летием Московской духовной академии. А 14 октября 2010 года будет отмечаться 325-летний юбилей академии. Как так получается, ведь даты не сходятся?
— Мы говорим о том, что сейчас будем отмечать 325 лет со дня создания Славяно-греко-латинской академии, родоначальницы Московской духовной академии.
Конечно, если быть предельно пунктуальным относительно названий, отмечать 325 лет со дня основания Славяно-греко-латинской академии сегодня невозможно, потому что этого учебного заведения сейчас не существует. Но все-таки в исторической перспективе Славяно-греко-латинская и Московская духовная академии — единое целое. МДА вышла из Славяно-греко-латинской академии и продолжает заложенные в ней традиции.
С созданием Славяно-греко-латинской академии в принципе началась история высшей школы в Москве, потому что в XVII веке академия давала высшее образование, а разделения образования на духовное и светское не было. Оно произошло потом, когда был открыт Московский университет, ныне вступивший в свое шестое пятидесятилетие. И все равно полного разделения не было: многие профессора совмещали преподавание в академии и университете, например, В.О. Ключевский.
После революции Церковь была отделена от государства, духовное образование как церковная структура было отделено от светского и практически уничтожено.
Лишь во время Второй мировой войны, после знаменитой встречи митрополитов со Сталиным, была достигнута договоренность об открытии богословского института и богословских курсов, а затем была вновь открыта Московская духовная академия и семинария — единственная форма духовного образования, которая в то время была разрешена. Но традиции образования сохранялись, поэтому мы считаем, что МДА вышла из Славяно-греко-латинской академии.
Это отмечено и на эмблеме праздника: по внешнему кругу — название Московской духовной академии, по внутреннему — Славяно-греко-латинской академии и внутри дата — 325 лет.
— Как академия готовится к юбилею? Какие мероприятия планируете провести?
— Центральный момент праздника — Божественная литургия 14 октября, которую возглавит Святейший Патриарх Кирилл. После — торжественный акт, на котором планируется доклад ректора об историческом пути академии.
Мы не мыслим праздник как помпезное действо, потому что учебные заведения должны реагировать на события практическими действиями. Поэтому накануне, с 11 по 13 октября, в академии пройдет конференция, посвященная истории духовного образования.
— К юбилею еще готовился сборник по истории МДА...
— Да, большой коллективный труд. Несколько лет его готовили преподаватели академии, привлекались специалисты из МГУ, ПСТГУ. Он состоит из двух томов: первый посвящен исторической перспективе развития духовного образования, в основном это научные труды; второй, более красочный, иллюстрированный, касается в основном современности.
К сожалению, первый том подготовить мы не успели, потому что решили его досконально доработать. Зато второй уже в печати и, надеемся, выйдет как раз к празднику.
— Владыка, в этом году Церковь перешла на новую систему образования: бакалавриат плюс магистратура (4+2 года). В чем ее суть, каковы плюсы и минусы?
— Реформу мы проводили с 1994 года, тогда семинария с 4 лет перешла на 5, академия — с 4 лет на 3 года. В начале 90-х все было понятно: изменились отношения между Церковью и государством, жесткая цензура была отменена, возникли новые возможности для миссии. Те, кто занимался церковным образованием, не могли не отреагировать на эти изменения. Мы получили свободу, и начался период бурного развития, появились новые программы. Мы считали, что священник должен уметь говорить со всеми: и с молодежью, и с людьми, имеющими высшее образование, и с теми, кто его не имеет. А для этого его образование должно было соответствовать требованиям образованного общества.
И вот теперь получается, что когда мы практически завершили этот этап реформы и нам осталось оттачивать отдельные детали, мы снова начинаем реформировать нашу систему образования.
Реформа не должна проводиться ради реформы, ее цель — улучшить систему образования. А как мы знаем, предела совершенству нет. И сейчас в Церкви были серьезные дискуссии по поводу новой системы.
Конечно, мы должны сохранить потенциал, который наработали за эти 325 лет. Но мы не можем не учитывать процессы, которые происходят в мире и государстве. Россия вошла в Болонский процесс. Это значит, что дипломы, которые будут выдавать российские вузы, будут признаваться во всем мире, и студент или выпускник будет иметь возможность продолжить образование в любом учебном заведении, которое входит в Болонскую систему.
Методология Болонского процесса является лишь инструментом, и мы можем использовать ее для достижения наших целей. Сейчас мы оторваны от образовательного пространства, в том числе и от богословских учебных заведений Поместных Православных Церквей. Наши студенты не могут свободно поехать учиться, скажем, в Грецию, поскольку, хотя греческие факультеты с удовольствием принимают наших учащихся, студентам приходится сначала сдавать экзамены, подтверждая свой уровень образования, а это замедляет и осложняет процесс. С помощью Болонской системы мы могли бы создать общую международную площадку для православных учебных заведений, заложить основу межправославному обмену опытом в области образования, укрепить научные и межакадемические связи. Уже сейчас ведутся переговоры о создании независимого международного агентства по обеспечению качества в православном образовании. Если подобные инициативы будут иметь успех, это пойдет на пользу и Церкви, и России, и Европе.
Входя в Болонскую систему, мы даем нашим студентам возможность проходить обучение или преподавать за границей, можем принимать у себя иностранных студентов и таким образом быть включенными в образовательный процесс в мире в целом.
Отсутствие у наших выпускников дипломов государственного образца создает немало преград для служения Церкви в современном обществе, а это однозначно негативное обстоятельство, и, прежде всего, для самого общества. Церковь всегда была хранительницей культуры, нравственным и духовным ориентиром, а получается, что если наши выпускники не могут трудоустроиться в светские заведения, то не могут и передать тот богатый опыт вечных ценностей, которые они обрели за время своего обучения в духовной школе. Непризнание государством церковного образования являлось дискриминацией и, если на то пошло, не соответствовало тем положениям, которые озвучивались в рамках курса интеграции с Европейским сообществом. К счастью, как вы знаете, положение в последние годы изменилось, и государство повернулось к Церкви лицом в вопросах духовного образования. Мы надеемся, что готовящийся в настоящее время интегрированный законопроект об образовании зафиксирует все наши совместные достижения последних лет и обеспечит права Церкви в области образования. А как уже было сказано, Церковь эти права использует исключительно для служения обществу, так что это в наших общих интересах.
Мы хотим, чтобы наши выпускники были дипломированными специалистами с точки зрения государства. Только в этом году мы получили лицензию, которая дает право выхода на аккредитацию. Чтобы получить аккредитацию, мы должны соответствовать стандарту государственного образования, а он мыслится в Болонской системе.
Оппоненты нам возражают, что аккредитация духовным учебным заведениям не нужна. Если ее получение не поможет Церкви, мы очень просто потом можем не выходить на аккредитацию. Но если ситуация позволяет сделать шаг вперед и получить ее, мы должны этот шаг сделать, иначе его придется делать тем, кто придет после нас. И нет никакой гарантии, что у них будет возможность для этого.
Собственно, суть нынешней реформы системы образования заключается в том, что семинарии будут двух видов: бакалавриат (4 года) и бакалавриат с магистратурой (4+2 года).
Учитывая, что сейчас в семинарию приходят в основном после школы и не имеют систематического духовного образования (которое, скажем, дает православная гимназия или хорошая воскресная школа), требуется еще один вводный курс, чтобы студент мог полноценно вступить в бакалавриат.
— Но ведь не все пойдут в магистратуру?
— Да, поэтому после 4-х лет бакалавриата планируется еще год специализации для тех, кто готовится к приходскому служению. Деятельность священника многогранна: это и социальное служение, что сейчас крайне актуально, и тюремное, и миссия в армии. Мы планируем его разработать за 4 года, пока первые студенты будут учиться в бакалавриате.
— Приходское служение — это ведь не обязательно служение в сане? Кого в принципе будет готовить новая семинария?
— В данном случае подразумевалась именно подготовка священника. Но приходская деятельность действительно многогранна, и те, кто не примет сан, тоже смогут найти себя. На самом деле, в духовном учебном заведении молодой человек получает образование, которое дает право на принятие священного сана. Но это не гарантия того, что человек станет священником. Он может быть, например, социальным работником, преподавателем, заниматься научной деятельностью.
В житейском плане выпускник семинарии — это человек, который сможет говорить о вере и с тем, кто относится к религии уважительно, и с тем, кому эта тема любопытна, и с тем, кто проявляет враждебность.
— Когда мы говорим о семинарии, подразумеваем прежде всего образование для молодых людей. Для девушек будет такая же система?
— Конечно, только, например, для регентов — в музыкальном плане, для иконописцев — в искусствоведческом.
— Владыка, Вы возглавляете Московские духовные школы уже 15 лет...
— Это не заслуга, а данность. Решение принимает священноначалие.
— ... есть разница между студентами времен Вашей учебы в МДАиС, начала Вашего ректорства и теми, кто поступает сегодня?
— Когда мы учились, студенты были старше. Я пришел в семинарию в 21 год и был среди младших. Большинство приходили после армии, потому что по закону до 18 лет была запрещена любая деятельность в религиозных организациях, в том числе учеба. Но если человек поступал в семинарию в 18 лет, он еще не был в армии, и его моментально призывали как некий несознательный элемент, который требовал идеологической обработки.
Это был конец 70-х — начало 80-х, «застойный» период. Открытых гонений на Церковь не было, но существовала жесткая антицерковная пропаганда и обработка тех молодых людей, которые шли в семинарию. Многие претерпели притеснения в семье, в школе, в армии, на работе. Поэтому каждый, кто приходил сюда, был в определенной степени исповедником.
Сейчас молодые люди видят совершенно другое положение: священник, в целом, — уважаемый человек. И положение Церкви в государстве сильно изменилось.
— Стало лучше?
— Не могу сказать, лучше или хуже. Произошли те изменения, которые произошли. Мы можем свободно заниматься образовательной деятельностью. С одной стороны, ориентируясь на систему государственного образования, с другой — сохраняя опыт Церкви. Хорошо это? Хорошо.
Но Церковь закаляется, когда существуют определенные стеснения, это же факт исторический. Нет гонений — хорошо, надо использовать этот период.
Хуже, что наше общество стало более разнузданным. Хотя мы все говорим о свободе, радуемся свободе, которую получила Церковь, мы не можем забывать, что в нашем обществе стерлись различия между свободой и произволом. Современный человек часто свободой именует произвол, а этого ни в коем случае нельзя делать. Мы говорим, что свобода может существовать только в жестких нравственных рамках. Человек должен не просто знать о них, но в них жить. Научить его этому — основная задача духовной школы. Потому что, выйдя за ее пределы, он должен научить этому других.
— Мотивации студентов изменились?
— Думаю, остались теми же: они горят желанием стать священниками и служить Церкви.
Молодые люди имеют личный духовный опыт на приходе, общение со священниками, ведь и рекомендации к поступлению им дает конкретный священник. Сейчас очень много духовной литературы, поэтому молодые люди начитаны. Но в целом, как и в годы моей учебы, у них нет систематического духовного образования, потому что немногие посещали в детстве даже воскресную школу.
— Вы совмещаете должность ректора МДАиС и являетесь председателем Учебного комитета Русской Православной Церкви. С одной стороны, Вы видите реальную ситуацию в духовной школе, с другой — имеете дело преимущественно с московскими школами... В чем плюсы и минусы такого совмещения?
— В 1994 году Святейший Патриарх Алексий II проводил ректорское совещание, в котором участвовал будущий Святейший Патриарх Кирилл. В протоколе было записано, что председатель Учебного комитета не должен совмещать эту должность ни с какой другой — не быть правящим архиереем или ректором. На момент совещания я был ректором Ставропольской семинарии и вскоре был назначен исполняющим обязанности председателя Учебного комитета с освобождением от остальных обязанностей. Через год меня пригласил Святейший Патриарх Алексий и сказал, что нужно пойти еще на одно послушание: не освобождаясь от должности председателя Учебного комитета, стать ректором МДАиС. Он сказал: «Это пока, на время». И вот эта временная ситуация продолжается до сих пор. И пока священноначалие определило так, несу послушание на двух постах.
Девяностые годы предыдущего века были непростым испытанием для духовного образования. В условиях нехватки ресурсов Московская академия стала источником кадров и идей, площадкой для обсуждения и апробации назревших образовательных реформ. Она оказала неоценимую помощь Учебному комитету, и сейчас, оглядываясь назад, можно сказать, что для той ситуации упомянутое решение Святейшего Владыки Алексия II было оправданным и верным. Нам удалось создать формы для межакадемического общения, все трудности в ходе реформ мы решали вместе с корпорациями Петербургской, Киевской и Минской академий, Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. А интеграция в Болонский процесс создала дополнительные связи между центральными церковными учебными заведениями и могу констатировать, что в настоящее время уровень межакадемических связей как никогда высок. Мы с оптимизмом смотрим в будущее.
— Какой Вы хотели бы видеть академию, скажем, лет через десять?
— Вперед трудно загадывать... Я бы хотел видеть академию, которая не потеряла свои традиции. Чтобы она находилась в авангарде образования в целом, а не только духовного образования. Чтобы государство смотрело на нашу академию и могло сказать: «Да, это действительно Академия с большой буквы».
Беседовала Ольга Богданова
