Тема взаимодействия Церкви и армии на прошедшем недавно в Москве XV Международных Рождественских чтениях была одной из главных и горячо обсуждаемых.
Идею возрождения Института военного духовенства в России многие воспринимают неоднозначно. Сторонники введения в армию штатных священников утверждают, что это станет базой для морально-нравственного воспитания воинов и возрождения Вооруженных сил. Противники же твердят, что Русская Православная Церковь хочет монополизировать и манипулировать такой жизненно важной и могучей государственной структурой, как армия.
О том, кто же такой военный священник и почему его присутствие необходимо для российского воинства, читателям «Московских новостей» рассказал председатель Синодального отдела Московского патриархата по взаимодействию с Вооруженными Cилами и правоохранительными учреждениями протоиерей Дмитрий Смирнов.
— Отец Дмитрий, шесть лет вы непосредственно связаны с работой в армии. На ваш взгляд как духовного лица и человека, служившего в армии, в чем острее всего сегодня нуждаются Вооруженные силы?
— Всегда основной силой Российской армии был воин, здоровый телом и духом. С детства его воспитывали в лучших народных традициях, прививая высокие национальные ценности.
К несчастью, сейчас наша армия слаба не только физически, она обнищала духом. Отсюда и возникают те самые проблемы, которые раздирают ее изнутри: дедовщина, дезертирство, суицид.
До революции в России были сильно развиты институты артиллерийских и флотских священников. Они входили в штат армии, получали жалованье и довольствие. Процесс формирования этой структуры начался при Петре I, оформился при Павле I и получил стремительное развитие во время Первой мировой войны. Военное духовенство работало как с офицерами, так и с рядовыми, поддерживая их дух и веру в рамках православных канонов — уважения старших, братской взаимовыручки и взаимопомощи, любви к Родине. Священники в армии были неоспоримыми авторитетами для военнослужащих, вместе с солдатами они шли в атаку без оружия — с одним крестом. Тут же напутствовали умирающих, поддерживали раненых, воодушевляли бойцов. Многие священники остались в истории героями — кавалерами многих военных орденов, в том числе и Святого Георгия. Наградой был золотой наперсный крест на Георгиевской ленте.
— Еще 10-15 лет назад служить в армии было почетно и престижно. В некоторые виды войск отбирали лучших из лучших. Сегодня стало проблемой «забить» призыв хоть кем-то. В чем видит Церковь корень зла?
— Прежде всего это отсутствие лучших. Скоро в армию некого будет призывать, парней практически нет, они не родились физически. В России стало немодно иметь много детей. Мы забыли, что стали великим народом исключительно благодаря плодовитости, поэтому Господь и дал нам такие территории, которые мы постепенно теряем...
Какая любящая мать отдаст свое единственное ненаглядное чадо в армию? Даже если эта армия самая лучшая, всегда существует процент риска.
— Да, но в нашей армии процент риска очень велик. Практически каждый день мы узнаем о новых случаях армейского беспредела, порой с летальным исходом.
— В последнее время во всех бедах службы принято винить армию, но проблема намного глубже. В войсках солдат находится всего 24 месяца. А перед этим 18 лет он получает воспитание на улице, в школе и семье.
Посмотрите, кто сегодня в армии — основной контингент с серьезными проблемами здоровья, из неблагополучных семей, детдомовцы и молодцы со сроком за плечами.
Беспощадная статистика — 40% детей родились вне полноценной семьи — нет отца или матери, кто-то круглый сирота. Ни для кого не секрет, что детдома—- это кузница преступного мира. Покидая это учреждение, 90% детей в течение пяти лет попадают в тюрьму, 10% как-то социализируются. Именно эта неблагополучная молодежь составляет основной призыв. Еще один факт — из ныне служащих в армии 6% солдат абсолютно безграмотны.
Офицеры мне рассказывали, что некоторым «бойцам» не выдают оружие из страха, что они банально перестреляют друг друга. Такова реальность.
Если в армию попадает парень из тепличной среды, для него это шок. И тут срабатывает рефлекс волчьей стаи, более наглая и беспринципная безотцовщина начинает подавлять перепуганного маменькиного сынка. Так начинаются неуставные отношения.
— И с этой «стаей» может справиться один священник?
— Именно так. Духовному лицу бороться с ними по силам. Он может выступить вместо отца, воздействовать на их душу, сдерживать животные инстинкты. И это не бравада, а факт.
Могу рассказать свои наблюдения. Прошлым летом мы участвовали в учениях «Южный щит». На сборы прибыло много контрактников. Можете представить, кто приходит служить в армию за 10 тысяч рублей. По плацу шатался неуправляемый народ, подогретый алкоголем и владеющий исключительно ненормативной лексикой. Первым к ним вышел батюшка (бывший спецназовец) со словом Божьим, и всех в буквальном смысле построил. Они его слушали с открытым ртом, ходили за ним как дети и просили благословения по любому поводу.
Ни пинки, ни зуботычины их не вразумят, от этой «науки» они окончательно озвереют.
— Сколько на сегодняшний день священников работают в армии?
— Около двух тысяч добровольцев, и польза от их работы реальная. В частях, которые курирует батюшка, нет ни дедовщины, ни побегов, ни суицидов. Об этом говорят все командиры. Но эти священники, к сожалению, не могут собой закрыть весь периметр. Этот вопрос надо решать на уровне государства. Создавать штат военных священников, чтобы для них это было постоянным местом работы, с официальной зарплатой.
— В чем заключается работа военного священника в армии? Какими военными знаниями, навыками он должен обладать?
— Армейская служба — это постоянный стресс, потому что боец постоянно находится в боевой готовности, подчиняется строгой регламентации, дисциплине.
Миллионам мужчин нужны отдушина, совет, моральная поддержка, просто поговорить без лишних «ушей». Священник всегда готов выслушать — это его обязанность перед Богом. У нас в стране большая часть батюшек — бывшие солдаты и офицеры, и многие приняли решение стать священниками уже после службы. Они знают об армии не понаслышке, имеют за плечами военную академию и говорят с бойцами на одном языке.
Помимо задушевных бесед военный священник совершает разные обряды: крещения, венчания, отпевания и панихиды. Причем службы проходят регулярно в стационарных церквях прямо в частях, а во время военных действий или в местах временной дислокации в храмах-палатках.
— Если взять мировой опыт институтов военных священников, есть между ними кардинальные отличия и предусмотрена ли для них военная форма?
— Всякое разумное государство использует церковную энергию на благо. Я пять лет изучал эту систему в США, Канаде, Великобритании, Франции, Германии и Польше. Во всех этих странах подобные институты очень популярны и авторитетны. Хочу отметить, что даже в новых странах, таких как Эстония, Латвия, есть военное духовенство. В Словении, которая только что образовалась как государство, этот институт уже действует.
По сути, они мало чем отличаются: везде священник — это духовный отец.
У каждого рода войск существует свой главный священник, в США — это офицер, который может быть в чине даже генерал-лейтенанта. Причем на каждую тысячу личного состава полагается отдельный батюшка. Они ходят в военной форме с погонами, но на время богослужения надевают церковное облачение. В Румынии военный священник носит рясу, но она защитного цвета. В Германии — это гражданская одежда. Во Франции священник носит военную форму с особыми лычками на погонах, но при этом не является офицером. В Южной Корее военные священники двух конфессий — буддисты и протестанты, облачение соответствующее. Наши батюшки-добровольцы ходят в обычных рясах, но в горячих точках меняют ее на камуфляж.
Сегодня только в России, Северной Корее, Китае нет военных священников. Но даже в этих странах с личным составом работают на законных основаниях так называемые коммунистические капелланы, подобие политруков в Советской армии. Нас же власть игнорирует. Если во время боевых действий священник будет ранен или погибнет, его семья не дождется от государства не то что пенсии, даже соболезнования.
— Противники говорят, что подобный институт противоречит принципам поликонфессионального государства, так как Православная Церковь станет монополистом в армии.
— Начнем с того, что Россия — моноконфессиональная страна, православных в ней 84%. Остальные проценты — вкрапление католицизма, иудаизма, мусульманства, буддизма, сектантства. Несмотря на это, в Общественный совет Министерства обороны входят представители всех главных конфессий. Кстати, в вышеупомянутых сборах участвовали 13 православных священников и 3 муллы. Также мы тесно сотрудничаем с раввинами. Итоги опроса женщин-мусульманок, у которых сыновья служат в армии, показали их 100%-ное согласие с тем, чтобы армию окормляли священники. В истории не было ни одного случая нападок православного духовенства на мусульман. Напротив, мы всегда помогали тем, кто нуждался, вне зависимости от вероисповедания.
Странно, что государственные мужи не понимают, что введение этой должности в их интересах. Ведь в этом случае ответственность за все происшествия, связанные с пресловутыми неуставными отношениями, возьмет на себя Церковь. Армейский священник, а не отцы-командиры, будет отвечать за недогляд и плохую воспитательную работу. Я уверен, что рано или поздно мы придем к этому, но для Российской армии, чем раньше, тем лучше.
Екатерина Рожаева, «Московские новости» (№5 за 2007 год (09.02.2007)
«Московские Новости»/Патриархия.ru
