Ко всему привыкает человек. К хорошему, говорят, быстро. К плохому тоже. К терактам в Ираке, например, которые в отдельные недели случаются чуть ли не ежедневно, привыкли давно. Сообщения о десятках погибших мирных жителей где-нибудь в Багдаде или Мосуле не держатся в списках теленовостей и нескольких часов. Не становится эта тема и предметом детального освещения в прессе или досужих обсуждений с друзьями или на работе.
К масштабным терактам в Европе мы еще не привыкли, но уже привыкаем. Мы уже находим сходство в почерке терактов в британской столице с прошлогодними взрывами в мадридских электричках, сравниваем их с московскими трагедиями.
Всю вторую половину прошедшей недели Лондон был главным «ньюсмейкером», сначала как триумфатор гонки за право принять олимпиаду, затем, как очередная жертва дерзких и четко спланированных террористических атак.
Святейший Патриарх Алексий направил телеграммы с соболезнованиями королеве и премьер-министру Великобритании и выступил с заявлением в связи с лондонской трагедией, которое было процитировано десятками информагентств и опубликовано в прессе.
ПОЛЕ БИТВЫ — ЗЕМЛЯ
«Почему Лондон?» — вопрошает заголовок одной из газет. И тут же в подзаголовке предлагается лаконичный ответ: «Потому что Ирак». В последние годы в Лондоне проходили демонстрации против войны в Ираке и участия в ней Великобритании. На улицы выходили миллионы британцев. Это не преувеличение — действительно миллионы. Скорее всего среди погибших есть и те, кто участвовал в этих демонстрациях.
Теракты в Лондоне — новое звено в долгой цепи зла, начало которой уже сложно отыскать. Хотелось бы ошибиться, но скорее всего она будет удлиняться, возможно многократно, в том числе и за счет других европейских городов. Последние наиболее крупные звенья этой цепи — 11 сентября, затем Афганистан, с которым наскоро разобрались американцы. Потом была развязана война в Ираке. Мадрид был атакован террористами, требовавшими, чтобы Испания вывела свои войска из этой ближневосточной страны. После взрывов в пригородных поездах Испания сделала то, что они хотели. Сейчас военная операция в Ираке перешла в такую стадию, когда вывод британских войск уже ничего по большому счету не изменит. Чего же хотят террористы? Похоже, они просто мстят.
Террористическое зло нельзя оправдать. Но можно попытаться понять его причины. Лондонские трагедия стала очередным эпизодом межцивилизационной войны, в которой по одну сторону незримой линии фронта находится западная, то есть американо-европейская цивилизация, а по другую — тот мир, вернее, самая радикальная и экстремистская его часть, которому ценности этой цивилизации чужды.
Межцивилизационные противостояния вовсе не отличительная черта нынешнего времени. Они существовали всегда. Собственно Англия в пору своего могущества сама их во множестве порождала, проводя колониальную политику и собирая под британскую корону земли по всему миру. Однако в то время силы противодействующих сторон были несопоставимы. Если какие-то аборигены выступали против британского владычества, их усмиряли, порой жестоко и кроваво. Сама же метрополия жила мирной жизнью и полем битвы не становилась, если не считать «боев местного значения» с неугомонными ирландцами, а также авиабомбардировки в годы второй мировой войны. Нужно сказать, что британская колонизация способствовала экономическому развитию некоторых регионов. Кроме того, она сопровождалась культурно-просветительской и миссионерской деятельностью, имевшей важные последствия для ряда стран. Однако главными для Империи всегда оставались экономические интересы.
Экономическая подоплека по-прежнему может иметь место в нынешних межцивилизационных конфликтах, как и в случае с Ираком. Назвать эти конфликты колониальными в классическом смысле уже нельзя. Но главное отличие современной «войны миров», разворачивающейся в эпоху глобализма, заключается в том, что это противостояние перерастает в глобальное, то есть значительно более масштабное и опасное. А полем битвы становится Земля.
Россия, пострадавшая за последние полтора десятилетия от терроризма больше, чем любая другая европейская страна, конечно должна активно участвовать в борьбе с этим злом вместе со всеми западными государствами. Однако это не значит, что Россия должна без оглядки ввязываться в глобальное противостояние во имя защиты ценностей современного западного общества. Скорее ей нужно вновь обрести и отстоять свои.
«ЦЕРКВИ СЛОВА НЕ ДАВАЛИ». ЛИБЕРАЛЬНЫЕ КРУГИ НЕРВНИЧАЮТ.
В начале минувшей недели, за два дня до лондонских терактов, в Москве состоялось заседание круглого стола «Религиозное возрождение в России, терроризм и права человека». Из всех речей и докладов, прозвучавших на круглом столе, внимание СМИ, причем очень пристальное, привлекло лишь одно краткое выступление заместителя председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата протоиерея Всеволода Чаплина.
Задели тонкие струны в журналистских душах прежде всего высказывания отца Всеволода о правах человека и правозащитниках. Изложив свое мнение о том, что Запад навязывает России взгляды, в соответствии с которыми основное внимание уделяется правам отдельного индивидуума и при этом игнорируются ценности государства и общества, священник предложил «начать серьезный диспут в этой сфере и определить, какие ценности могут быть выше прав человека». Отец Всеволод призвал уделять больше внимания «ценностям Отечества, ценностям нации и безопасности ближнего». Также отец Всеволод предложил подумать о том, чтобы разработать в России собственную национальную правозащитную доктрину, аналогичную «Всеобщей декларации прав человека».
Либеральные круги всполошились не на шутку. Действительно, неслыханная дерзость: как можно сомневаться в универсальности документа, отражающего западное представление о правах человека? Нехорошо это. Сразу несколько публикаций в одинаковом ключе, с резкой критикой нескольких фраз отца Всеволода, появились в газетах и Интернете. Содержание публикаций в общем и целом созвучно словам одного из виднейших отечественных демократов Ирины Хакамады, заявившей однажды, что декларирование в России национальных интересов является угрозой для мировой цивилизации.
О Церкви в России пишут по-разному: иногда в елейных тонах, бывает объективно, порой дерзко, а часто плохо. Либеральные СМИ пишут обычно плохо и считают хорошим тоном нагрубить. Удачным приемом считается также использование редких по своему глубокомыслию намеков. Вот несколько заголовков и цитат из публикаций о выступлении отца Всеволода: «РПЦ предлагает себя в роли коллективного омбудсмена» («Время новостей»), «Отчего вдруг РПЦ так возлюбила нацию… Другие значения «нации» в устах зампреда ОВЦС МП уже совсем загадочны» (GlobalRus), «Впрочем, иногда война (с точки зрения Церкви. — ред.) бывает оправдана» (Lenta.ru) и т.д.
А вот заголовки опубликованных на прошедшей неделе статей на другие околоцерковные темы: «Новая русская инквизиция», «История религий, а не Закон Божий», «РПЦ отменяет репетиции. Московская епархия пытается выселить детскую музыкальную школу имени Танеева», «Вертикаль Божья», «Русскую Православную Церковь обвинили в "распродаже духовных ценностей"».
В большинстве публикаций либеральной прессы о Церкви легко обнаруживаются сомнительные домыслы — это в лучшем случае, а в худшем — обычное вранье и голословная антицерковная демагогия, нередко в хамском стиле.
Безусловно, недовольные Церковью найдутся всегда, даже если все православные священнослужители и миряне вдруг чудесным образом станут совершенно безгрешными и не будут давать никакого повода для критики. Дело здесь не в конкретных претензиях к Церкви, которые по большей части являются надуманными и предвзятыми, поскольку предъявляются в основном людьми, изначально считающими Церковь неким антигуманным институтом, а веру в Бога — наивным заблуждением, и потому полагающими, что бороться с Церковью — благо. Дело как раз в этой изначальной богоборческой либо антихристианской и антицекровной позиции критиков, нередко — принципиальной позиции.
Иногда эта принципиальность присуща и высоконравственным, в светском понимании, положительным и неглупым, по общему мнению, людям. Таких людей, впрочем, всегда немного, и к Богу они, за редким исключением, рано или поздно приходят. В большинстве же случаев стойкие антиклерикальные убеждения разделяют люди, зараженные цинизмом и бездуховностью новейшего времени. Рассуждать о разнообразных истоках и генезисе европейского антиклерикализма и секуляризма, история которых насчитывает уже несколько веков, можно долго. Здесь мы позволим себе поразмышлять лишь о некоторых причинах, весьма важных, с нашей точки зрения, именно в нынешних условиях.
ОБЩЕСТВО ПОТРЕБЛЕНИЯ И ПОТРЕБЛЕНИЕ ОБЩЕСТВ
Развитие казалось бы столь несхожих идеологий — антропоцентричного европейского гуманизма и государственного атеизма советского типа — которые в прошлом веке стали основой доминирующих мировоззренческих философий в разных, в том числе противоборствующих друг с другом странах, в итоге, «на выходе», дали очень схожий социальный результат. Претерпев разные по интенсивности и последствиям кризисы, эти идеологии стали великолепной почвой, на которой на Западе взросло, а у нас активно формируется духовно усеченное унифицированное общество потребления.
В таком обществе, безусловно, есть место таким понятиям, как добро, любовь, справедливость, но в число главных ценностей в нем входят иные «добродетели», которые важны прежде всего для достижения материального благополучия и комфорта. Духовные же ценности становятся второстепенными, а с точки зрения государства, которое такое общество опекает — факультативными. Это государство говорит своему гражданину: соблюдение потребительских и гражданских прав я тебе постараюсь обеспечить в максимальном объеме, а в твою духовную жизнь я постараюсь не вмешиваться, но если в этой жизни у тебя возникнут сложности, на мою помощь тоже особо не рассчитывай; есть у тебя какие-то духовные потребности или нет их вовсе, это, в общем-то, твое личное дело.
Так реализуется главный принцип светского гуманизма — свобода личности. Этот принцип стал важнейшим постулатом, заповеданным философией светского гуманизма обществу потребления. Но свобода без нравственного императива приводит не к совершенствованию, а к деградации личности. Общество, исповедующее такую свободу, свободу без Бога, в итоге отдает предпочтение материальным ценностям в ущерб духовным. Поэтому и слово «добро» в своем основном значении — «благо» — в обществе потребления является менее важным, чем в значении «имущество». Самостоятельно выйти за рамки обычных для такого общества представлений и предположить, что может быть и наоборот, многие, видимо, просто не в состоянии. Вернее, предположить могут, а вот принять подобную иерархию ценностей оказывается сложно. Частная собственность и ее неприкосновенность являются другими важнейшим ценностями такого общества.
Вообще, шкала ценностей потребительского общества усваивается очень легко, можно сказать, автоматически, поскольку его идеалы просты и понятны. Их понимание не требует никаких душевных усилий, а преимущества так притягательны: приятный быт, хороший отдых, доступность всевозможных, постоянно совершенствуемых материальных благ и развлечений. Что же тут плохого? Нам всем этого так не хватает! Многим казалось (особенно со стороны), что в последние десятилетия XX века в наиболее богатых странах Запада земной рай был, наконец, обретен. Внешним подражателям оставалось снять мерку, скопировать чертежи и построить столь же удачную государственную и экономическую конструкцию. А Церковь в этом строительстве совершенно ни при чем.
Тот очевидный факт, что постоянный рост благосостояния современного общества «развитого капитализма» почему-то сопровождается усиливающимся кризисом эмоциональных, семейных и социальных приоритетов и ведет к постепенному вырождению и деградации западного общества, не принимался во внимание ранее и продолжает игнорироваться сейчас.
Неистребимое западничество российской власти, интеллигенции и всех прочих слоев населения (помните позднесоветское «нам бы так загнивать»?) в очередной раз сыграло с Россией злую шутку. Государство так и не смогло и еще очень не скоро сможет создать условия, при которых большая часть населения достигнет сопоставимого с европейским материального благополучия, зато легко усваиваемые идеалы общества потребления массы впитывают как губка.
О кризисе и закате отрывающейся от своих христианских корней Европы много писали еще век назад. Альтернативные фашистский и коммунистический проекты, реализация которых в странах европейского культурного ареала стала возможна именно в условиях и вследствие этого кризиса, строились на еще более антиклерикальной идеологии, чем светский европейский гуманизм. В итоге, каждый из этих проектов стоил человечеству десятки миллионов жизней, не говоря о неисчислимом количестве искалеченных судеб.
Архипелаги коммунистических и фашистских лагерей, ужасы газовых камер, сотни бутовских полигонов и выжженных вместе с жителями хатыней, тысячи других преступлений стали для западной цивилизации долгодействующей прививкой от тоталитаризма. Резко отшатнувшись от нечеловеческих экспериментов, Запад не смог «не впасть к концу, как в ересь», в неслыханный гуманизм.
Основные постулаты новой эпохи индивидуализма были отражены в принятой ООН в 1948 году «Всеобщей декларации прав человека», документе по своему содержанию совершенно секулярно-гуманистическому и отражающему доминирующее именно в западноевропейском обществе представление о правовых приоритетах и ценностях. Несмотря на это, сформулированная в Декларации доктрина была провозглашена в качестве «задачи, к выполнению которой должны стремиться все народы и государства».
Высшей ценностью на новом этапе западноевропейской цивилизации была признана человеческая жизнь как таковая, иными словами, спокойное биологическое существование индивидуума, неважно, в обществе или вне его. Общественные духовные ценности перешли в разряд инструментальных, значимых лишь в той мере, в какой они нужны для обеспечения такого существования. Задачи духовного совершенствования личности и общества получили тоже лишь прикладное значение. Наше сакраментальное «главное, чтобы человек был хороший» на европейский лад прозвучит так: «главное, чтобы человеку было хорошо».
Видимость достижения этой цели и создается в классическом обществе потребления «поистине свободных и демократичных» стран Запада. Многие люди, пережив крах коммунистического режима и пребывая в условиях идеологического вакуума, безоглядно купились на эту «обманку».
Сейчас кризис западноевропейской цивилизации становится с каждым годом все более выраженным и очевидным. В отличие от экономического, это не волнообразный, а системный и постоянно усугубляющийся кризис.
Общество потребления не просто морально несостоятельно и губительно, оно еще и несправедливо в своем основании. Такое общество не может сегодня существовать без бедных стран, во многом обеспечивающих материальное благополучие «развитых демократий». На США и Канаду, где проживает около 5% населения планеты, приходится 31,5% мировых потребительских затрат, а Западная Европа, в которой проживает 6,4% населения Земли, потребляет 28,7% мировых продуктов. При этом на страны Восточной Европы и бывшего Советского Союза, в которых проживает почти 8% мирового населения, приходится лишь 3,3% общемировых потребительских расходов.
Однако очарование Западом оказывается для многих наших сограждан очень стойким, а скромное обаяние общества потребления пленительным. Цивилизаторский крючок проглочен и сорваться с удочки, кажется, почти невозможно. На эту наживку клюнули многие страны, которые сегодня, независимо от их воли и желания, активно вовлекаются в глобализационные процессы, в результате чего нарушается их экономический и культурный суверенитет. Это явление можно назвать духовным неоколониализмом, который рано или поздно рухнет, как и все прежние колониальные режимы. Стремление восстановить утрачиваемый суверенитет в прежнем объеме будет встречать в дальнейшем сопротивление «цивилизаторов», что, в случае их ослабления, будет приводить к созданию очагов напряжения с возможным перерастанием в открытые конфликты.
Так или иначе, внешнее противодействие западной цивилизации рано или поздно положит конец духовной, как говорится, экспансии и многовековому доминированию Запада, которому нужно предпринимать неимоверные усилия для преодоления внутреннего кризиса. А для России следование в фарватере европейской цивилизации, за которое ратуют многие либеральные и демократические политики, путь в исторической перспективе аутсайдерский. Российская цивилизация, во многом — европейская, но имеющая ряд отличительных особенностей и уникальных черт, тоже находится в глубоком кризисе. Скорейший выход из него возможен лишь при условии появления жизнеспособной российской национальной идеологии, вокруг которой сможет объединиться общество. О необходимости такой идеологии давно говорят политики, политологи, историки, аналитики, журналисты, — много кто говорит. Однако этой идеологии как не было, так и нет.
Вероятно, экспертами в Кремле и не только подготовлено немало аналитических записок о том, какой она должна быть — идеология нового российского общества, наверняка разработано немало соответствующих документов и проектов. Но пока Россия руководствуется не национальной, а грубо скопированной западноевропейской идеологией, которая, будучи наспех привитой, дает причудливые плоды с терпким восточным привкусом.
Отсутствие здоровой жизнеспособной идеологии объясняется тем, что значительная часть нынешнего дезориентированного российского общества, с радостью разглядевшая в европейской модели прежде всего манок материального благополучия и опрометью бросившаяся на него, не может пока ни воспринять какую-либо объединяющую идею, предложенную властью, ни сформировать такую идею самостоятельно. Для того, чтобы это случилось, в обществе должны вызреть здоровые патриотические силы, осознающие истинные духовные ценности российской цивилизации и не зараженные при этом ни ксенофобией, ни безверием, ни западным потребительством и цинизмом. Власть же, во-первых, должна быть способна разглядеть таких людей, а во-вторых, отвлекшись от западной модели, но не пренебрегая некоторыми ее очевидными достоинствами, сделать ставку на эти здоровые силы и попытаться сплотить вокруг них нацию. Все это, конечно, теория. Если исходить из нынешних реалий, то воплощение такого сценария кажется крайне маловероятным и утопичным.
...
Виктор Радзиевский
