Минувшая неделя не изобиловала событиями церковной жизни, вызвавшими широкий отклик в светских СМИ. Исключением стали празднование в честь преподобного Сергия Радонежского и связанное с этим открытие основной программы торжеств, посвященных 625-летию Куликовской битвы, а также визит Святейшего Патриарха Алексия в Казань.
Примечательный факт: оба эти события, на первый взгляд не взаимосвязанные, рассматривались светскими журналистами примерно с одной и той же точки зрения. А именно — с позиций анализа православно-мусульманских отношений, их нынешнего состояния и перспектив развития.
Неожиданное «исламское звучание» тема Куликовской битвы получила еще в 2001 году. Тогда группа татарских ученых и военных обратилась к Президенту России с призывом отменить празднования. Это обращение прямо или косвенно поддержали Совет муфтиев России во главе с Р. Гайнутдином и Президент Татарстана М. Шаймиев. Об этом упоминает, в частности, «Политический журнал».
Основанием для такого призыва служило возможное обострение национального вопроса и осложнение межконфессиональных отношений — якобы историческая память татарского народа будет оскорблена всероссийским празднованием поражения татаро-монгольского войска на Куликовом поле.
«Политический журнал» рассматривает различные аспекты этого конфликта — иногда вполне «по-советски», всерьез выясняя, кто из крупных государственных чиновников будет принимать участие в торжествах, и в каких именно; иногда — высказывая здравые мысли. Например, трудно не согласиться с оценкой роли государственных структур в подготовке празднований.
Как известно, основную роль в организации юбилейных торжеств играют Русская Православная Церковь, учредившая Оргкомитет по подготовке празднований, региональные руководители и различные общественные комитеты и фонды. Государственная власть в лице своих представителей предпочла политкорректно выступить в скромной роли соучредителей оргкомитетов.
«Думается, — пишет М. Хрусталев в статье «Глухое эхо Непрядвы», — что представителям власти вряд ли стоило прятаться за спины служителей Церкви, губернаторов и общественников. Куда лучше было публично огласить свою позицию, как это сделал, скажем, Патриарх всея Руси. Он открыто объявил, что РПЦ рассматривает Куликовскую битву совсем не как борьбу между русскими и татарами (к тому же «и в дружине князя Дмитрия Донского были татары, и у Мамая были русские»), а как событие, положившее начало объединению удельных княжеств в единое централизованное государство».
С этой точки зрения позиция, например, Председателя Госсовета Татарстана Ф. Мухаметшина, пусть и высказанная в резкой форме, выглядит куда более обоснованной, чем мнение противников празднований Куликовской битвы. Председатель законодательного собрания Татарстана недавно заявил, что если кому охота праздновать годовщину победы князя русского улуса Золотой Орды над самозванцем Мамаем, узурпировавшим ордынский трон, то никакой трагедии или национального оскорбления он здесь не видит.
Разумеется, одиозный призыв татарских активистов ориентирован более на создание некоего отрицательного резонанса, апеллирует к маргинальному массовому сознанию и не разменивается на выяснение исторической состоятельности выдвигаемых доводов. Задача в данном случае, думается, состоит в другом: помимо элементарного само-пиара здесь наличествует элемент «обкатки» подобных акций для более эффективного их применения в будущем.
Пока эти технологии не получают поддержки на государственном или республиканском (имея в виду тот же Татарстан) уровне; это лишний раз засвидетельствовал состоявшийся на прошлой неделе визит Патриарха Алексия в Казань. Но полностью исключать возможность использования аналогичных методов нельзя — уже хотя бы потому, что проблема православно-мусульманского диалога привлекает все большее внимание. И не без оснований.
Вообще, Патриарший визит в столицу Татарстана может быть проиллюстрирован несколькими публикациями, вышедшими буквально накануне — и, видимо, отнюдь не случайно, хотя напрямую их содержание никак не связано с визитом.
В 27-м номере журнала «Эксперт» В. Егозарьян в статье «Президент России — мусульманин?» довольно подробно останавливается на анализе нынешнего состояния православно-исламских отношений, высказывая в конечном счете предположение: в обозримом будущем Россия может получить президента-мусульманина.
Оставим аналитикам и политтехнологам рассмотрение правомочности этого прогноза. Не будем также отвлекаться на уже успевшие набить оскомину попытки уменьшить с помощью статистических данных значение «православного фактора», на сей раз с позиций электорального потенциала (вспоминается крылатое: «Есть правда, есть ложь, а есть статистика»).
Интереснее посмотреть на то, как автор оценивает место Церкви в нынешней общественно-политической жизни страны с учетом грядущей, по его мнению, исламизации государства. В. Егозарьян советует РПЦ: «Церковные служители в своей борьбе с другими религиями за зоны влияния не должны надеяться на «административный ресурс» государственной власти. Не надо бороться с религией католиков или мусульман, используя паспортно-визовую службу и подразделения антитеррора».
Иногда, читая подобного рода сентенции, жалеешь о том, что работаешь не в прокуратуре и не имеешь возможности призвать к ответу не в меру словоохотливого журналиста. Но — оставим «церковные подразделения антитеррора» на совести автора и посмотрим, в чем он видит выход для Православной Церкви.
Признавая, что потеря государственной идеологии вызвала духовный вакуум, автор категорически против заполнения этого вакуума идеологией религиозной. «Это, — предостерегает В. Егозарьян, — путь конфликта. И рано или поздно такое положение дел начнет отражаться на результатах выборов». В переводе на бытовой язык это должно означать примерно следующее: православные, проникнитесь перспективой жить при президенте-мусульманине и делайте выводы. Готовьте пути к отступлению.
При кажущейся правдоподобности прогнозируемой автором ситуации непонятно следующее: на чем основано утверждение, что религиозной идеологией заполняют вакуум идеологии государственной? В каких конкретно документах, указах или постановлениях государственной власти можно найти отражение этого процесса? И, кстати, почему Церковь должна оправдываться в том, что она желает помочь власти, действительно потерявшей государственную идеологию, вновь обрести ее?
А принцип равноудаленности всех конфессий от власти, за который ратует автор, — это не более чем «медвежья услуга» государству: предлагаемая новая идеология — это идеология равнодушия к обществу, к его проблемам. Но в таком случае незачем заикаться о какой бы то ни было идеологии. И предлагать в качестве образца западные демократии, где «ни один представитель власти или государственный чиновник, включая президента, не должен ассоциироваться у общества с той или иной религией» — значит возводить равнодушие в ранг государственной политики.
Не случайно в ходе совместной пресс-конференции по итогам визита Патриарха Алексия в Казань президент Татарстана М. Шаймиев подчеркнул, что, возможно, одним из источников возникновения экстремизма (будь то националистический либо религиозный экстремизм) является желание развитых стран Запада навязать свою систему ценностей «остальному» миру, который по-прежнему разнообразен и весьма неоднороден в религиозно-культурном смысле, несмотря на процессы глобализации.
Думается, диалог между двумя историческими религиями в России — православием и исламом, — сам факт многовекового сосуществования их в рамках единого государства будут привлекать все более нарастающий интерес историков, политологов и религиоведов.
Но уже сейчас ясно, что исследование этих проблем очень легко может быть повернуто в русло жесткой антицерковной полемики, причем полемики подчас не вполне корректной. Свидетельство тому — характерные новшества в журналистской терминологии, появившиеся в последнее время.
В массовом сознании сейчас такие понятия как секуляризация или фундаментализм закрепились в качестве отрицательных в целом явлений. Теперь их принимают на вооружение — в адаптированном для антицерковных целей виде. В статье В. Куренного в «Политическом журнале» «От рассвета до расцвета» лейтмотивом через всю публикацию проходят такие новоизобретенные словосочетания как «бурный процесс десекуляризации» (свидетельствующий, по мнению автора, почему-то о «тяжелых социальных проблемах, поразивших общество»), «латентная православизация власти» (очевидна апелляция к «электрификации всей страны» — в шутку или всерьез?) или, наконец, «православный фундаментализм», вынесенный в заголовок статьи А. Верховского, — формула, диковинная для обывательского слуха, но обещающая стать эффективной «страшилкой».
Назначение этих словесных формул вовсе не в том состоит, чтобы облегчить поиск пресловутой государственной идеологии, но в том, чтобы исключить из поля исследований религиозный фактор. Причем, по преимуществу, конкретно православный фактор. Но — возможно ли в таком случае вообще решить эту проблему?
Весьма показательна в этом смысле статья Г. Киреева в «Независимой газете». В материале «Ловушка для Отечества» в результате рассмотрения перспектив выхода российского общества из кризиса автор, видимо, неожиданно для самого себя приходит к выводу: «…Надеждой на сохранение национально-культурного единства становится Православная Церковь, которая, являясь сегодня безусловно реакционным и консервативным системным элементом, препятствующим конкурентной модернизации, завтра может стать единственным элементом, консолидирующим нашу нацию».
Представляется, что конкурентная модернизация, вообще, конкуренция в хозяйственно-экономическом смысле, взаимодействие с мировыми экономическими и политическими структурами, без которого невозможно существование любого государства, а тем более такой державы, как Россия, совершенно недостижимо без консолидации нации. А Православная Церковь — на самом деле единственная сила, удерживающая общество от окончательной дезинтеграции. И игнорировать этот фактор ни президент государства (кем бы по вероисповеданию он ни был), ни власть в целом не имеют права.
Михаил Моисеев,
главный редактор отдела новостей
***
