В интервью порталу Учебного комитета Русской Православной Церкви доктор исторических наук, доктор церковной истории, профессор кафедры истории Русской Православной Церкви богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Н.Ю. Сухова рассказала о проблемах преподавания истории Русской Церкви в духовных школах.
— Наталия Юрьевна, какие проблемы в преподавании и усвоении Истории Русской Православной Церкви видите лично Вы?
— Сразу замечу, что я буду говорить преимущественно о молодых студентах, поступающих в университет сразу после школы или вскоре после ее окончания: во-первых, именно они находятся в центре внимания любой высшей школы, во-вторых, с ними связаны в последние годы основные проблемы.
20 лет назад, когда деятельность ПСТГУ (тогда — ПСТБИ) только начиналась, он был ориентирован преимущественно на студентов-вечерников. Поступали взрослые люди, которые знали, для чего им нужно образование, были мотивированы к церковному служению, преимущественно в священном сане, но в силу ряда причин (у них уже были свои семьи, работа) не могли учиться и жить в семинарии. Эти студенты были укоренены в церковной жизни или стремились к этому, для них не существовало вопроса, почему важно знать церковную традицию, так что не было надобности их «подгонять» и заставлять учиться. Кроме того, имея за плечами как минимум одно высшее образование, а чаще всего и определенный опыт интеллектуальной деятельности, они владели элементами научной деятельности, были готовы работать с серьезной литературой, источниками, писать самостоятельные тексты. Со временем ситуация у нас изменилась: дневное отделение — вчерашние школьники — стало превалировать, а в это время как раз стал заметен серьезный упадок уровня школьного образования, общей культуры и научного настроя среди представителей молодого поколения. К последнему и ПСТГУ, и духовные школы нашей Церкви в какой-то степени оказались не готовы.
Конечно, эта проблема — неготовность вчерашних школьников к серьезному образованию — общая для всей высшей школы: большинство поступающих просто не умеет учиться, не владеет элементарными научными методами. Гуманитарная наука в этой ситуации оказалась наиболее уязвима: абитуриенты не умеют анализировать тексты, выделять причинно-следственные связи, ключевые моменты тех или иных событий и процессов, обобщать, делать выводы… Даже у тех, кто поступает в университеты на исторические факультеты, очень слаба фактологическая база, которая должна сформироваться в целом еще в школе.
Для истории Церкви эта проблема усугубляется. Во-первых, эта наука крайне сложна сама по себе: она одновременно является и исторической, и богословской, причем и то, и то — со всей полнотой смысловой нагрузки. Методология церковной истории — тема дискуссионная, жаркие споры идут на уровне серьезных состоявшихся ученых. Во-вторых, на учебном уровне эта проблема имеет свое преломление. Даже базовый, а не специальный церковно-исторический курс в высшей школе предполагает априорное знание основных фактов не только по гражданской, но и по церковной истории, ибо факты — это уровень средней школы. В дореволюционные высшие духовные школы — академии — поступали преимущественно семинаристы, уже прошедшие полный курс богословия на уровне средней школы. Даже когда в 1869 г. духовно-учебная система была отчасти разомкнута и в академии разрешили поступать выпускникам классических гимназий, они имели за плечами семь лет изучения Закона Божия, в котором важное место занимала история Церкви. Сейчас этого, к великому сожалению, в школах нет. Как ПСТГУ, так и семинарии, став высшими школами, в церковно-исторической области должны одновременно выполнять и задачи средней школы — давать фактологическую базу, и задачи высшей школы — учить работать с этими фактами и выстраивать собственно богословское видение истории Церкви.
Разумеется, богословское образование в целом и история Русской Церкви в частности сталкивается еще с дополнительными проблемами: например, ослаблением интереса к церковной традиции. Казалось бы, если студенты мотивированы к пастырству, они должны понимать, что без глубокого знания церковной традиции, укоренения в ней служить нельзя. Но увы, это понимание присутствует далеко не всегда.
— Проблема в том, что их не научили этому в школе?
— Увы, да.
Теперь об особых причинах ослабленного внимания студентов к истории Русской Церкви. Думаю, что всех настораживает в последнее время падение «интереса к Отечеству», его истории. Наши студенты — дети рождения 1990-х годов, мало кто из них понимает важность исторического опыта, осознает то, что они будут его продолжать. Молодые люди как-то резко оторвались от традиции, а без ощущения живой связи с ней трудно понять, для чего изучать историю. И, к сожалению, к церковной традиции это тоже относится. Конечно, это замечание не следует абсолютизировать, но тенденция ощутима…
Кроме того, для истории Русской Церкви важен некий «перекос» в отношении дисциплин, которые «связаны» или «не связаны» с иностранными языками. У студентов нередко появляется представление о том, что то, что связано с изучением иностранных языков, выше по уровню, на это и следует тратить основное время. А история — в том числе, церковная — якобы настолько «проста», что выучить ее сможет любой, следовательно, нет резонов ей заниматься. Из этого следует понижение уровня студенческих знаний в истории Русской Церкви.
Следует обратить внимание еще и на то, что указанный «перекос» приводит к целому спектру студенческих ошибок при выборе научной специализации. Многие студенты выбирают кафедру, следуя не самостоятельному решению, основанному на рефлексии своих склонностей и способностей, а на стереотипах. Те, кто все же выбирают специализацию по истории Русской Церкви, считает, что «языки» — как древние, так и новые — им не нужны. Любому хотя бы отчасти сведущему человеку понятно, что это не так. История Русской Церкви была тесно связана на начальном этапе с греческой церковной традицией, затем — с латинской, через святоотеческое наследие эта связь продолжается. Так что хорошее знание древних языков открывает для исследователя русской церковной истории замечательные перспективы. Историография же Русской Церкви ныне охватывает практически все современные языки, и владение хотя бы частью из них необходимо для любой серьезной научной работы.
— Вы называете причины со стороны студентов. Разве в нашей системе духовного образования нет своих причин?
— Есть, конечно. Просто пока мы до них не дошли.
— Давайте перейдем к ним. Студенты духовных школ говорят о том, что им бывает неинтересно слушать лекции, которые во многом повторяют то, что было в XIX веке, что устарели учебники и программы. По Вашему мнению, насколько актуальны программы, которые существуют сейчас?
— Отчасти я согласна с тем, что часто история Церкви, в том числе Русской — читается не очень интересно. Я вижу три основных проблемы, которые связаны между собой. Первая — перевес фактологической составляющей над проблемной. Вторая — умаление, если не потеря, богословской сути истории Церкви. Третья — отсутствие связи с будущим служением наших студентов, а также с современными церковными вопросами и проблемами.
Более того, нередко история Русской Церкви отделяется непреодолимой стеной от истории древней Церкви (в широком смысле слова): если вторая еще считается в каком-то смысле богословской наукой, то первой в этом почти отказано. А ведь это дело преподавателя — показать, что Церковь — единое Тело Христово, просто по-разному проявляется в разных исторических и национальных реалиях. Что касается фактов: конечно, они нужны, но, во-первых, выучить набор фактов совершенно недостаточно (тем более, что большая часть потом забудется), во-вторых, за обилием фактов можно потерять главное — Церковь, тайну, о которой мы знаем из Священного Писания, о которой писали святые отцы, но которая нам открывается и во времени. Иначе история Русской Православной Церкви сводится к одной из составляющих истории России, мы теряем «вертикальную» составляющую, а это в корне неверно.
— Когда в наших духовных школах стали преподавать церковную историю? Ее преподавали вот так вот, богословски?
— В Московских духовных школах церковная история как особая дисциплина появилась в конце XVIII века — при митрополите Платоне (Левшине), и курс читался по его учебнику. Правда, преподавалась церковная история факультативно, и это затормозило ее адаптацию в духовном образовании, определение места и значения в системе богословского знания. Разумеется, речь идет именно о школьном преподавании, так как историки Церкви были среди выпускников церковных школ и раньше: например, замечательный богослов и церковный историк святитель Димитрий Ростовский, питомец Киево-Могилянской коллегии.
В XIX веке появились разные подходы к преподаванию церковной истории и начались дискуссии. Оформились два основных подхода. Первый — более богословский, при котором через преподавание истории Церкви стремились раскрыть действие Промысла Божия, который действует в мире и ведет ко Спасению. Поэтому историю Церкви начинали читать с Ветхого Завета, далее переходили к Новому Завету, потом — к общей церковной истории и, наконец, к истории Русской Церкви.
Второй путь появился в 1860-1870-е годы, когда русская богословская наука находилась под сильнейшим влиянием, с одной стороны, историко-критических методов, с другой, — идеи специализации научного знания. Так, ярким примером этого направления является профессор Казанской духовной академии Петр Васильевич Знаменский, получивший, кстати, за свой учебник по истории Русской Церкви Макарьевскую премию. П.В. Знаменский был сторонником «сугубо исторического» подхода к истории Церкви, но, надо сказать, не все разделяли его точку зрения. Так, в 1872 году П.В. Знаменский представил докторскую диссертацию «История приходского духовенства от Петра Великого до наших дней», на которую архиепископ Казанский Антоний (Амфитеатров) дал отрицательный отзыв, так как в ней не было богословского компонента.
— У нас сейчас явно преобладает второй подход, не богословский. Это потому что он проще?
— Конечно, раскрывать историю Церкви богословски сложнее, потому что ты должен, отталкиваясь от исторического материала (а значит, прекрасно зная факты, причинно-следственные связи и так далее), идти к экклесиологии. Разумеется, пересказать факты намного легче, чем, собрав их, осмыслить и сделать богословский анализ.
Но тут вопрос не только к преподавателям, потому что и студенты должны быть готовы к такому восприятию материала. А как они смогут его воспринять, если жалуются на то, что не получается запомнить элементарные факты? Поэтому иногда даже попытки преподавателя показать развитие церковной проблематики оказывается тщетным: не зная фактов, на которые можно опираться, студенты не воспринимают и проблемной глубины, не говоря уже о богословской интерпретации.
— Кто-то пытался написать такой вот богословский курс?
— Да, отдельные попытки предпринимались в начале XIX века, начиная со святителя Филарета (Дроздова), который первые годы преподавания в Санкт-Петербургской духовной академии читал историю Церкви. Так пытался строить историю Церкви и профессор Московской академии А.В. Горский. Первые десятилетия XIX века были для наших академий эпохой «духовной учености»: целостного мировоззрения, основанного на изучении богословия и сродных «изящных наук», применяемого и к изучению истории Церкви. Подготовку «богословского» курса истории Церкви можно было бы ожидать от святителя Филарета (Гумилевского) — одного из последних энциклопедистов своего времени, имевшего богословское видение предмета. Но его курс «Истории Русской Церкви», хотя и обладает многим достоинствами, эталона «богословского подхода» не дает.
А в последние десятилетия XIX века, как уже говорилось, возобладал чисто исторический подход, который заставил историю Русской Православной Церкви в каком-то смысле «разменяться» на фактологию. Конкретные исследования по разным областям и периодам истории Русской Церкви были — и очень серьезные, но до обобщающих курсов дойти не успели.
— Про XIX век понятно, тогда не только в истории был популярен исторический подход. Но почему именно по этому пути пошли в 1940-е годы, когда возрождали духовные школы, и остались на нем по сей день?
— Мне кажется, что в 1940-е годы было не до выбора, важно было выжить и, насколько возможно, восстановить и сохранить богословское образование, несмотря на загнанность его в гетто и постоянное давление. Очень логично, что в тех условиях опирались на учебники XIX века, ведь других не было.
— Но сейчас-то ситуация другая, а подход тот же.
— Конечно, надо обсуждать подходы и надо писать учебники. Мы, например, силами нашей кафедры истории Русской Православной Церкви (ПСТГУ) уже много лет собираемся написать новый учебник, в котором каждый раздел будет готовить специалист по данному материалу, и постоянно это обсуждаем. Но пока до непосредственного написания дело не дошло.
В своей преподавательской практике я стараюсь искать именно богословский подход. Например, сейчас читаю магистрантам первого года историю богословской науки и образования в России и, зацепившись за это, пытаюсь возбудить у них богословский интерес к истории Церкви в целом, к контексту, в котором формировалась эта традиция. Мне вообще кажется, что история Церкви должна быть в изучении более тесно связана с экклесиологией, патрологией, а поскольку мы готовим будущих пастырей, то и с пастырским богословием. Это надо показывать, делать акцент на том, что «пастырская» составляющая в истории Церкви — это не только и не столько подробности материального обеспечения духовенства и даже его правового положения, а традиция жертвенного служения православного пастырства, в предельном исполнении — «кладущего за нее душу». И «приходская» история — не пересчет штатов, а осмысление бытия «малой церкви», связанной общей молитвой, Таинствами, церковным назиданием и делами христианского благотворения. Тогда, наверное, и нашим выпускникам, укорененным в этой традиции, будет легче понимать, что священник — это не хозяйственник на приходе, а в первую очередь — пастырь.
— Насколько реально сегодня написать новый учебник? Возможно ли сегодня убрать прежний подход и начать новый?
— Это просто необходимо. Сейчас уровень образования очень снизился и продолжает снижаться, это очевидно. Если мы хотим сохранить духовную школу со всей полнотой смысловой нагрузки, написание новых учебников, составление новых курсов, синтезирующих лучшие достижения прошлого, результаты исследований последних лет, проводимых конференций, использование более правильного методологического подхода — это условие нашего нынешнего выживания.
— Кто должен этим заниматься и, главное, каким образом? Можно предположить, что во многих региональных семинариях скорее будут склонны оставить все как есть, чем что-то либо менять.
— Заниматься должны специалисты по истории Русской Православной Церкви.
Что касается формата… Три-четыре года назад был опыт проведения семинаров в Московской академии, в рамках которых пытались обсуждать насущные проблемы богословского образования в той или иной области.
Сейчас такие семинары тоже можно было бы организовать. Тем более, в частных беседах многие преподаватели духовных школ говорят о своих проблемах — не в общем, а конкретно: что бы им хотелось изменить в своих курсах, какие у них накопились идеи и учебно-методические материалы. После конференций или защит научных и квалификационных работ, на которых мы встречаемся, такие обсуждения вспыхивают спонтанно, высказываются интересные мысли. Потом очень жалеешь, что ничего не записывали, не фиксировали.
Думаю, можно было бы проводить такие обсуждения более регулярно, например, силами Московских и Санкт-Петербургских духовных школ, Свято-Тихоновского университета и ближайших семинарий. Причем интересно было бы не ограничиваться специалистами по истории Русской Церкви, а обсуждать церковно-историческую методологию в целом. Но только надо избежать формализма и обязательной отчетности — по крайней мере, на первом этапе. Их и так сейчас чересчур много, они душат мысль. Можно ограничиться устной дискуссией, понять общую концепцию и подход, и потом уже начать что-то прописывать. При этом нельзя свалить всю работу, даже по организации, на одного-двух человек: это непосильный труд, люди просто устанут, дело «зависнет». Работать нужно сообща.
По итогам этих семинаров можно будет, наверное, сделать первоначальную программу «эталонного курса» и начать экспериментально преподавать по этой программе в тех духовных школах, где есть возможность что-то менять, обсуждать, корректировать, где есть несколько специалистов по истории Русской Церкви. Разумеется, не лишая конкретного преподавателя определенной свободы действий, творческих добавлений и изменений. Корректируя эту программу, общими усилиями можно было бы сделать какой-то прорыв.
— Пока это не сделано, можно попросить Вас поделиться своим преподавательским опытом? Например, в семинариях в рамках реформы образования четырехлетнюю программу по истории сократили до двухгодичной, так что приходится урезать курс истории вместо того, чтобы думать, как преподать его наиболее качественно и полно. Как Вы с этим справляетесь?
— Конкретно эти изменения нас — в ПСТГУ — не потревожили, потому что изменение программ в семинариях связано с переходом на систему бакалавриата и магистратуры, а у нас бакалавриат и магистратура были уже давно. И курс по истории Русской Православной Церкви в последние годы у нас был двухгодичный: год изучали досинодальный период и год — синодальный и второй патриарший (новейшую Историю Русской Церкви). Сейчас мы пытаемся как раз расширить курс истории Русской Церкви, ввиду ее важности для богословов и будущих пастырей до трех лет. Кроме того, вводим церковно-исторический профиль и для тех, кто будет учиться по нему, собираемся не только читать историю Русской Церкви в течение трех лет, но и вести параллельно семинары. У меня есть опыт изложения синодального периода и за один семестр. Но, откровенно говоря, двухгодичной программы мало.
Хотя, думаю, какие-то меры принять можно и в таких условиях (мы их, собственно, и предпринимали и продолжаем это делать). Первое — выносить какие-то наиболее важные вопросы истории Церкви на спецкурсы. Второе — изменить форму занятий: вместо исключительно лекционной сделать ее более активной, рассылая студентам заранее тезисы, фактологические «опоры», а в аудитории расставлять акценты, выделять проблемы. Третье — внести творческий элемент даже в базовые курсы: разнообразить форму отчетности, предлагать готовить «спецвопросы» на более высоком уровне, с опорой на источники.
— Современные программы не предусматривают время для текущей проверки знаний во время уроков. Но все-таки Вы делаете проверки?
— Пробовала, но для этого действительно мало времени.
Теоретически, можно давать тесты — как советуют, но я тесты не люблю, ибо считаю, что любая система контроля должна быть еще одной формой обучения. Иногда пытаюсь проверять знания таким образом: оставляю 15 минут занятия на дискуссию, «вбрасываю» проблему из пройденной темы, и мы пытаемся ее обсуждать. Сразу видно, кто знает тему и может разумно включиться в обсуждение, кто отмалчивается, кто говорит лишь бы что-то сказать. За достойное участие в дискуссии начисляю студентам какие-то баллы.
Еще предлагаю делать доклады, но это дополнительная нагрузка и для меня: наши студенты очень сильно загружены, у них нет времени даже на посещение библиотеки. Поэтому приходится рассылать файлы с источниками – благо, есть Интернет и электронные тексты. Конечно, для преподавателя это весьма трудоемко, но если этого не делать, докладов, скорее всего, не получится. Или будет неинтересно: просто компиляция каких-то фрагментов текстов, выкачанных из Интернета. Поэтому я предпочитаю потрудиться для того, чтобы на занятии было не скучно.
— Так, может быть, стоит ввести время специально для проверок и семинаров?
— Знаете, когда в 1869 году в духовных академиях ввели новый устав, который потребовал проведения семинаров или «специально-практических лекций», оказалось, что к их проведению не готовы ни студенты, ни сами преподаватели. И сейчас у нас может повториться то же самое. Стандарт же выделяет время для самостоятельной работы студентов и для контроля, но важно обсуждать, как использовать этот резерв более осмысленно и эффективно. Иначе это будет фикцией и бумаготворчеством, которое и так преподавателей ныне перегружает.
— А Вы сами как справляетесь с недостатком времени?
— За счет дополнительной работы, которая предшествует занятиям.
Еще летом прошу всех студентов приобрести мою программу курса и на первом занятии делаю ее презентацию — объясняю, что в ней можно найти, как ей пользоваться. Программа составлена достаточно подробно, почти до тезисов по всем темам. К каждой теме прилагается список источников и дополнительной литературы, выделены имена и события, которые студентам нужно знать, при этом указано, что именно студенты должны знать о каждом лице. Мне не нужно, чтобы они заучивали биографию из интернетовской Википедии, потому что это потом забудется. Надо запоминать то, что поможет понять ход церковной истории. Например, о духовном лице нужно знать, какое образование он получил, на каких церковных служениях подвизался, если монах — в каких монастырях, если архиерей — какие кафедры возглавлял. Непременно знать основные богословские труды, если они были; и в целом — что именно побудило включить его в список лиц, особенно важных для истории Церкви.
Студенты часто жалуются, что не могут запомнить много дат, событий и фактов. Поэтому я сразу советую запоминать именно опорные даты и события — minimum minimorum — , которые помогут представить себе канву и понять, что происходило в разных слоях церковной жизни.
В конце программы есть список вопросов к зачету и экзамену, я не считаю нужным скрывать их от студентов. И сразу говорю, что один из двух вопросов на экзамене можно заменить заранее подготовленным вопросом, точнее даже — презентацией собственного исследования по любой теме, которая будет сделана на основе опубликованных источников. С одной стороны, это несколько облегчает подготовку к экзамену, с другой, делает его более интересным.
Что касается текущих занятий: перед очередной лекцией стараюсь разослать студентам тезисы и основные факты, о которых буду рассказывать, и прошу, чтобы они брали их с собой на лекции. Кто-то их распечатывает и оставляет место, куда по ходу лекции вписывает дополнительную информацию, кто-то сидит с ноутбуком. На лекциях практикую структурно — указательное чтение: выделяю основную проблему, опорные события, даты и значимые личности, и потом уже раскрываю тему.
По теме лекций стараюсь рассылать источники, то есть не список источников, а файлы с текстами. Буквально все ночи отвечаю на письма студентов по поводу изучаемого материала.
— Это колоссальная нагрузка.
— Да. Но если не будешь этого делать, тебе будет скучнее, а тебе будет скучно — всем будет скучно.
Беседовала О. Богданова.
Учебный комитет/Патриархия.ru
