Работы профессора Пьера Адо (род. 1922), одного из ведущих современных специалистов по истории античной философии, давно и хорошо известны отечественному читателю. На русский язык уже переводились его «Плотин, или Простота взгляда» (М., 1991) и «Что такое античная философия?» (М., 1999).
Сборник «Духовные упражнения и античная философия», первое издание которого увидело свет в 1981 году, — не только прекрасное научное исследование, свидетельствующее об эрудиции и широте кругозора автора, но и реакция на интеллектуальную ситуацию в современном мире, и призыв к нравственному обновлению, и автобиография, и диалог с коллегами (в данном случае, с ныне покойным известным французским философом Мишелем Фуко). Как и другие работы П. Адо, статьи, вошедшие в этот сборник, говорят о его литературном таланте.
Круг проблем, затрагиваемых в книге, не случаен. Адо получил католическое образование и начинал изучение философии с томизма. Затем, подобно многим своим современникам, увлекся экзистенциализмом. В научном мире он стал известен как исследователь и издатель текстов латинских отцов и учителей Церкви IV в. (Амвросия Медиоланского, Мария Викторина) и позднеантичных философов (Плотина и Порфирия).
На первый взгляд, в заглавии сборника содержится аллюзия на «Духовные упражнения» Игнатия Лойолы (что, в общем, было бы не удивительно для католического ученого). Однако, как объясняет сам П. Адо, он предпочел говорить именно о духовных, а не интеллектуальных или нравственных упражнениях в эпоху Античности, потому что эти упражнения затрагивали все человеческое существо, и мысли, и слова, и поступки человека. Латинский термин «exercitia spiritualia» употреблялся уже в творениях латинских отцов Церкви, являясь синонимом греческого термина «askesis» («аскеза»), и означал не только внешние проявления воздержания (пост, долулежание, непрестанную молитву и т. п.), но прежде всего их внутренние духовные составляющие (то, что в христианской традиции известно, как борьба со страстями, духовное делание и т. п.).
Тема античного наследия в христианстве как религиозной системе и в христианской культуре давно занимает умы ученых. И предлагаемые решения a priori не могут быть простыми. Было бы крайним упрощением говорить о прямых заимствованиях. Вместе с тем, данные, собранные и проанализированные П. Адо и его предшественниками, на работы которых он ссылается, помогают увидеть в греко-римской античности не только разгул язычества, нравственную деградацию, безжизненный интеллектуализм и риторическое пустословие. В книге П. Адо говорится о том, как высоко ценился в ту эпоху внутренний труд мысли и воли, какое значение придавалось нравственному самосовершенствованию.
Отправной точкой для автора стал вопрос о причинах кажущейся «бессвязанности» многих античных философов. Их произведения не создают впечатления целостных философских систем, подобных тем, что были характерны для новоевропейской философии. Это обстоятельство всегда создавало трудности для исследователей, пытавшихся реконструировать взгляды того или иного философа. На многих примерах Адо показывает, что античные философы не создавали отвлеченных теорий. Их философский дискурс был направлен на то, чтобы оправдать и объяснить определенный образ жизни. Те, кто пытался разделить философию и праксис, порицались.
Хотя трактатов под названием «духовные упражнения» не сохранилось (кроме небольшой главы у Эпиктета — «Об упражнении на деле» (Беседы. 3. 12. 1–7); при этом они все же упоминаются в перечнях трудов некоторых философов, прежде всего, стоиков), практические указания рассеяны по творениям многих авторов (Филона Александрийского, Плутарха, Сенеки и других). Само занятие философией понималось как врачевание, которое основано на преобразовании способа видения человеком себя и окружающего мира. Для достижения этого необходим постоянный контроль над своим внутренним миром, диалог с самим собой. Необходимо вырабатывать привычку к творению добра. К числу духовных упражнений относится дружба. Даже занятия физикой служат лишь для достижения безмятежности духа. Отдельные античные авторы говорят и о непрестанной памяти о Боге (например, Порфирий). Следствием всех этих упражнений должно стать преображение всего человека.
Сравнивая античные практики с христианскими, П. Адо показывает глубокие знания древней монашеской письменности. Отмечая сходства и различия, он, тем не менее, подчеркивает, что христианство в Античности было не просто одной из философских систем среди множества других. Неслучайно, ранние отцы Церкви и христианские писатели III века, хорошо знакомые с античной философией и видевшие в ней семена Божественного Логоса, говорили о христианстве как о полном откровении Логоса, единственной истинной философии.
Отдельные главы книги посвящены Сократу, ключевой фигуре для античной философии в целом, и императору Марку Аврелию, философскому произведению которого дается новая интерпретация. В науке долгое время существовал стереотип императора-философа на троне, уставшего от повседневной суеты, пессимиста и мизантропа. П. Адо по-новому определяет жанр его сочинения, доказывая, что перед нами отнюдь не личный дневник, а письменное упражнение, которое следует оценивать именно в контексте «духовных упражнений».
Особое внимание П. Адо уделяет проблеме «конверсии», то есть обращения (что в христианской традиции изначально было принято называть «покаянием»). Под «конверсией» античные философы понимали переход от неподлинных состояния и образа жизни к подлинным. Однако автор подчеркивает, что идея «просветления» все-таки была чужда Античности (все античные религии были религиями равновесия).
Представляет также интерес и небольшая глава, посвященная негативной теологии (апофатическому богословию) в Античности, в которой П. Адо обращается также к трудам философа Л. Витгенштейна и богослова В. Н. Лосского.
В приложении к данному изданию сборника помещен ряд статей, выступлений и интервью автора, в которых речь в основном идет о проблемах современности. Как замечает П. Адо, для него, как и для античных философов, философия является не теоретическим знанием, а преображенной повседневностью.
В целом, перевод книги выполнен на высоком уровне, хотя время от времени философ Дамаский становится «Дамаскиным», а философ и историк Ксенофонт — «Ксенофоном» (что расходится с отечественной традицией передачи имен).
Несмотря на это, сборник будет интересен православным читателям, помогая лучше понять тот контекст, в котором возникли и сформировались христианские учение и практика духовной жизни. Тем более что, как напоминает нам автор, чтение — это тоже духовное упражнение.
Александр Ткаченко
